Владыка битвы (СИ) - Хай Алекс - Страница 5

— Король? — изумился я. — Там же правил конунг Альрик Туча.

— Ага. Правил. А теперь правит король Элерих Благословенный. Такое имя он себе взял после того, как эглинские монахи макнули его в бочку с водой, вымазали лоб вонючей смолой и нацепили на его шею амулет со спиралью.

Я застыл, поражённый услышанным.

— Так дя... Альрик Туча принял веру в единого бога?

Петтер кивнул.

— Ага. В единого и мёртвого, тьфу на него! И семью свою смолой измазал да в бочке искупал. Вроде только старший сын его, Скегги, не согласился. Потому и в опале. Вроде даже в яме сидел, да так и не одумался, хотя может уже и вовсе помер... — Купец с презрением плюнул за борт. — Теперь не город, а монастырь. Стены возводят, крепость в камень убирают. Песни унылые поют и молятся. Колдунов да ведьм прогнали — ибо неугодно им, видишь ли. — Он обернулся ко мне. — А тех, колдунов, кто прибывает на кораблях, ещё на берегу забирают. Там монахи ходят по пристани и выискивают староверцев. Так что ты бы, Хинрик, снял свой плащ. Больно он у тебя приметный.

Я поднял связанные руки.

— С радостью. Но кое-что мешает.

— Ну как пристанем, снимешь. Хотя я всё равно должен буду рассказать о тебе. Если тебя поймают и выяснят, что ты колдун, начнут искать, откуда ты появился. Придут ко мне, поймёт, что я их не предупредил... Тогда и мне несдобровать.

— И как давно конунг Альрик стал королём? — спросил я, стараясь отвлечь купца от мрачных мыслей.

— Да уж с год как... Но к этому давно шло. Первые монахи у нас появились ещё при его отце. Да и матушка Альрика была эглинкой. Принцессой, дочерью одного из многих тамошних королей! Она-то и пригрела этих змей на груди и привезла на север. Чтоб её кости покоя не знали!

Я рассеянно кивнул. Сверы нечасто приезжали на Свартстунн, но в последние годы и вовсе перестали бывать на священном острове. Теперь становилось понятно, почему. Наверняка Гутлог знала об этом. И ясно, почему она так нелестно отзывалась о сверах. Этот мёртвый единый бог слишком незаметно проник в наши земли, но очень уж резко себя проявил. Что же за сила в нём была заключена? Почему люди так охотно отбрасывали память предков и шли за ним?

А ведь я был на четверть эглином, и во мне, выходит, текла кровь тамошних королей.

— А ты, Петтер, принял новую веру? — спросил я, разглядывая приближающийся берег.

Свергланд немного меня разочаровал. Сплошные серые скалы, мало растительности, каменистые холмы. Берег с очень светлым песком усеян здоровенными валунами. Скучно, блёкло. Словно у Всеотца закончились краски, когда он добрался до создания этого места.

— Нет и никогда в душе не отрекусь от Всеотца, Ава и Химмеля, — ответил купец. — Но на словах — принял, да. Купил у эглинских торговцев амулеты со спиралью, раздал команде. Как приходим в Виттсанд — надеваем, потому как с нас тогда дерут за постой меньше. Конун... Король распорядился, что с многобожцев теперь плата выше за всё. Заставляет таким образом всех в бочках купаться.

— А люди? — возмутился я. — Неужели ярлы с этим согласились? Неужели приняли это решение на вейтинге?

Петтер мрачно уставился на носовую фигуру своего корабля.

— Не было вейтинга. И ярлов многих больше нет. Свергланд стал другим. Хоть в Нейдланд перебирайся.

— А простой люд?

— Так им что при конунге, что при короле всё одно живётся. Монахам кланяются, а ночами к ведьмам в лес бегают. Ворожат да травы собирают. Всегда ходили и ходить будут.

Теперь я отчётливо видел Виттсанд. «Белый песок» — так называлось это место. Песок на берегу, правда, оказался не особо и белым. Здесь было много мусора, грязи, веток и сухого тростника. Порт казался огромным — я насчитал с десяток выходивших в залив пристаней, а за ними возвышался город, во многом напоминавший Маннстунн, но всё же отличавшийся от владений Гутфрита.

Дома здесь строили из камня, и лишь на окраинах я видел деревянные лачуги. Это показалось мне странным: камень холодный, плохо прогревается и хуже держит тепло. Но, вероятно, у всего этого была причина.

Парус сняли, люди пересели на вёсла. Едва кнорр направился к пристани, Петтер раздал всем амулеты в виде спирали.

— Надеваем, не заправляем под рубахи, — распорядился он и продел голову через шнурок. — Славим мёртвого бога и не поминаем Всеотца лишний раз.

Когда все попрятали амулеты в виде копий Вода и притворились последователями единого бога, Петтер указал в мою сторону.

— Снимите с гостя путы.

Даги подскочил ко мне, виновато улыбнулся и разрезал верёвки на моих руках и ногах. Я застонал, растирая онемевшие пальцы. Кровь прилила к конечностям, и в них словно вонзилась тысяча иголок.

— Вот же проклятье...

— Твой топор, — Даги протянул мои оружие и сумку. — А плащ и правда лучше спрячь и никому не говори, чем занимаешься. Мой отец всё верно тебе рассказал.

Едва чувствительность вернулась к моим рукам, я стянул с плеч тёмный плащ и отправил в сумку. Подумав, убрал под изодранную рубаху несколько рунических амулетов. Руны тоже спрятал подальше, хотя мешок выглядел безобидно. А вот ножи решил оставить на поясе.

— Готовься! — крикнул купец. — Подвооодим... Верёвки, верёвки! Цепляем, крепим... Оп!

Кнорр со скрипом потёрся о пирс, но ожидавшие корабль люди выровняли и принялись привязывать корабль.

Я снял кристалл с посоха и убрал за пазуху. Буду выглядеть, как путник с палкой. Затем повесил топор на пояс и закинул мешок за плечи. Перепроверил всё и недосчитался только кошеля с серебром. Неужели купцы украли его? Или обронил в битве с птицами. Значит, даже за ночлег заплатить пока что нечем.

Команда начала покидать корабль. Я заметил монаха. Муж с бритой макушкой в простой рясе — очень похож на того, что сопровождал Гутфрита. Видимо, все эти монахи выглядели одинаково. Купец ловко перепрыгнул на пирс и поклонился божьему человеку, а затем кивнул на меня и что-то прошептал ему на ухо. Монах кивнул и, наградив меня безмятежной улыбкой, поманил к себе.

— Иди же сюда, сын мой. Ты из Нейдланда?

Я осторожно ступил на пирс — ноги и руки всё ещё плохо слушались.

— Да, из Маннстунна.

— Славный город, — отозвался монах и внезапно выплеснул мне в лицо ушат воды.

— Аааа!

Я закричал и закрыл лицо руками. Казалось, проклятый недомуж вылил на меня кипяток. Глаза и кожу невыносимо жгло. Я выронил посох, и монах тут же подхватил его, а я едва удержался на ногах. Казалось, силы вышли из меня. Словно камень взвалили на плечи. Я словно наполовину оглох, не слыша звуков мира.

— Водами священными очищаю тебя! — возопил монах и снова ошпарил меня. — Очистись, невежественный человек! Да благословит тебя единый бог!

Я рухнул на колени и попытался незаметно начертать руну Санг.

— Арнгейл, услышь меня, — едва слышно шепнул я. — Отзовись, фетч мой!

Никто не ответил.

Я попробовал начертать руну снова и прислушаться к голосам духов. Ничего. Пусто. Воззвал к богам — глухо.

— Ты не сможешь здесь колдовать, начертатель, — улыбнулся монах. — Это священная земля, у тебя нет здесь власти.

Не веря своим ощущениям, я замер в ужасе.

Не знаю, что сотворил этот монах, но колдовская сила действительно меня покинула.

Когда Гутлог рассказала мне о предназначении, я почувствовал растерянность. Когда пал родной Свартстунн, я ощущал гнев. После гибели Айны во мне расцвели ярость и жажда возмездия. Каждая руна, каждое испытание ломало меня, переделывало по непостижимому плану богов, и я принимал эти уроки, боролся, черпал силу из упрямства и ненависти. Потому что знал: лиши меня всего, оставь голым, изувечь — но до тех пор, пока моя кровь со мной, сила не оставит меня.

И сейчас, лишившись силы от руки этого безобидного монаха, я ощутил истинное отчаяние.

Первой мыслью было выхватить топор и выпустить кишки подонку в рясе, но с трудом я подавил это желание. Последнее, что у меня осталось — разум, и я должен им руководствоваться. Спокойнее, Хинрик. Обожди. Влезть в драку успеется. В конце концов, желай они меня убить, то просто прикончили бы стрелой издалека — возможность у них была и не раз. И раз медлят, значит, не всё так просто.