Династия (ЛП) - Энн Шеридан - Страница 48

Мои руки трясутся, желчь подступает к горлу. Я отбрасываю одеяло и мчусь в ванную, прежде чем ударить коленями о твердую плитку. Я хватаю ободок унитаза и поднимаю его за несколько мгновений до того, как моя голова склоняется над унитазом, и я отпускаю волю, выбрасывая свои кишки вверх, пока не останется ни черта.

Я падаю на плитки, часть моего лица греется в их прохладе, пока я не нахожу в себе силы подняться на ноги. Я пробираюсь к раковине и брызгаю холодной водой на лицо, прежде чем прополоскать рот и попытаться найти в себе мужество сделать то, что я должна сделать.

Все, что я знаю, это то, что как только я начну, я не смогу остановиться. Если я сделаю это, я не отступлюсь, не закончу только половину работы. Я делаю это, и я делаю это правильно. Я вхожу, я выхожу, и я не оставляю после себя ни клочка улики.

Блядь.

Я поднимаю голову над раковиной и смотрю на свое отражение в зеркале, прежде чем испустить последний прерывистый вздох. Я не вижу ничего, кроме стервозной киски, уставившейся на меня, и сразу же ненавижу то, что вижу. Я сильнее этого. Я могу справиться со своим делом. Я родилась, чтобы, черт возьми, заниматься своими делами.

Я стою высоко. До сих пор я вела себя как гребанная идиотка, но не сейчас.

Я выхожу из ванной и выключаю свет на ходу, прежде чем выйти из своей комнаты, спуститься по лестнице и выйти через парадную дверь. Поздний вечерний воздух пронизан прохладой, но меня это не остановит.

Я иду прямо по длинной подъездной дорожке, сохраняя хороший темп, зная, что, если кто-то из парней поймает меня здесь, они попытаются меня остановить. Один за другим мальчики входили в мою комнату, чтобы предложить снять эту задачу с меня, но я отказывала каждому из них, прежде чем выслушать их советы о том, как, по их мнению, я должна справиться с этим, но, по правде говоря, я не думаю, что я слышала проклятое слово, которое кто-либо из них сказал.

Они не хотят, чтобы я это делала. Они все хотят стать главным героем дня и спасти меня, но им лучше знать. После того дерьма, которое я пережила, мне абсолютно нечего спасать. Я должна быть той, кто пытается спасти их от той же участи. Хотя, судя по тому, как непринужденно они говорили об этом сегодня днем, я задаюсь вопросом, не является ли эта тема для них такой уж новой.

Я добираюсь до конца подъездной дорожки и должна взобраться на ворота, надеясь, что не включу сигнализацию. Я спрыгиваю на другую сторону, жалея, что у меня нет ничего лучше, чем старая рубашка и спортивные штаны Круза. Не могу сказать, что я когда-либо мечтала убить кого-то раньше, но, если бы я мечтала, я уверена, что хотела бы выглядеть при этом полной задирой, а не утонувшей крысой в одежде на двенадцать размеров больше.

Я нахожу свой байк все еще спрятанным глубоко в кустах возле дома Карвера, и, оседлав его, чувствую, как его сила просачивается в меня. Я могу сделать это. Я не чей-то талон на питание, я выжила, и я буду процветать.

Я ставлю байк на нейтраль и толкаю его по улице, пока не оказываюсь достаточно далеко, чтобы ревущий двигатель не разбудил парней, и в ту секунду, когда я могу, я нажимаю на газ и возвращаюсь к дерьмовому концу улицы Равенвуд-Хайтс.

Было сразу после десяти, когда я останавливаю свой мотоцикл в нескольких домах от дома Айрин и Курта, и первое, что я делаю, это ищу на улице один из фургонов Сэма. Я должна играть с умом. Есть большая вероятность, что Курт уже связался с Сэмом, и есть большая вероятность, что я собираюсь проползти обратно через это дурацкое окно спальни и снова найти черный мешок, натянутый на мою голову.

Улица пуста, а машины Айрин нет на подъездной дорожке, и я прячу свой байк в тени соседнего дома. Я проскальзываю на их задний двор и ворую большую черную рубашку с веревки для стирки, прежде чем спешить по дороге.

Я стою перед домом, который изменит все, нервы сдавливают меня изнутри.

Я могу сделать это, я смогу сделать это.

Либо я, либо он.

Не из тех, кто повторяет свои ошибки, я проскальзываю по противоположной стороне дома, пока не подхожу к маленькому окну в ванной. Сделав вдох, я наматываю черную рубашку на кулак и мысленно готовлюсь.

Это оно. Сейчас или, блядь, никогда.

Выдохнув, я ударяю кулаком по стеклу и быстро двигаюсь. Если бы он услышал меня, то встал бы со своего грязного дивана и уже пришел бы на разведку. Я разбиваю оставшееся стекло, чтобы убедиться, что есть достаточно места, чтобы я могла проскользнуть, не порезавшись, затем, как только я могу, я кладу рубашку на подоконник и прижимаю к ней руки, прежде чем подтягиваться вверх и вниз.

Я падаю в ванную и приземляюсь на битое стекло, но мешковатая одежда Круза спасает меня от порезов.

Поднявшись на ноги, я хватаю рубашку и стряхиваю с нее осколки стекла, слушая Курта. Из дома не доносится ни звука, и я еще раз вздохнула, прежде чем засунуть руку под рубашку и взяться за ручку двери, особенно остерегаясь отпечатков пальцев.

Я открываю дверь и задерживаю дыхание, когда оно скрипит в тихом доме. Я делаю паузу, мое сердце бьется со скоростью миллион миль в час, но в этот момент я не знаю, от страха ли это или от адреналина.

Желая покончить с этим и убраться отсюда к черту, я делаю короткие пять шагов по коридору, минуя комнату, где меня впервые похитили, и изо всех сил стараюсь не зацикливаться на этом. Во всяком случае, это только подстегивает меня, напоминая, как сильно я не могу туда вернуться.

Я пробираюсь на кухню и заглядываю за угол, чтобы найти Курта, сидящего на своем любимом диване с откидной спинкой, подняв ноги, и смотрящего в темноте свой новенький большой телевизор. Между его пальцами висит почти пустая бутылка виски, а две пустые бутылки уже разбросаны по полу, что точно говорит мне, с чем я работаю.

Он чертовски жалок. Я надеюсь, что он наслаждался своим дурацким телевидением, пока оно длилось, потому что месть — это блюдо, которое лучше всего подавать холодным. Бьюсь об заклад, он даже заплатил за это той суммой, которую получил от продажи меня Сэму.

Я молча обхожу кухню, зная, что он должен где-то спрятать деньги. Намотав рубашку на руку, я начинаю искать, начиная с банки из-под печенья и старых контейнеров, выстроившихся на кухонном столе.

Я подхожу к шкафу, молча роюсь в нем и нахожу старую кружку, которая выглядит совершенно неуместной. Я тянусь на цыпочках и хватаю его, заглядывая внутрь и насмехаясь себе под нос, когда нахожу жалкие две тысячи долларов.

Это все, чего я стою? Я уверена, что с телевизором, пристрастием Айрин к азартным играм и двадцатью или около того бутылками дешевого виски Курту, вероятно, заплатили всего пять тысяч за то, чтобы его приемного ребенка похитили из ее спальни. Просто чертовски здорово. Бьюсь об заклад, он бы разозлился, если бы узнал, что меня продали за пять миллионов долларов. Он, вероятно, попросил бы больше денег, хотя это привело бы к его расстрелу. Я полагаю, что Сэм был великодушен, платя ему с самого начала. Думаю, его вложение стоило затраченных усилий.

В любом случае деньги есть деньги. Я опускаю пальцы в кружку, забирая себе каждый доллар до последнего. Считай, что это моя доля за неприятности, через которые я прошла.

Я кладу наличные в мешковатый карман спортивных штанов Круза и снова осматриваю кухню. Там полиэтиленовый пакет, старый шнурок от его ботинок у задней двери и старый добрый нож.

Выбор. Выбор.

Удушение или перерезанное горло?

Есть шанс, что он может разорвать сумку или шнурок порвется под давлением, так что, думаю, остается нож.

Снова воспользовавшись рубашкой, я вытаскиваю ее из блока ножей, чертовски уверена, что он, вероятно, тупой, но это просто означает, что мне придется работать над этим, как я работала над всем остальным в своей жизни.

Я изучаю свой нож, более чем осознавая, что он вот-вот станет орудием убийства, и, изучая его гладкую клиническую линию, я понимаю, насколько мертвой себя чувствую внутри. Где эмоции, подавляющий голос в моей голове, говорящий мне не делать этого? Его там нет. Это просто я одна с небытием внутри меня.