Птичка по имени Авелин (СИ) - Красовская Марианна - Страница 11

Пара сильных рук тут же зажала мне рот, больно прихватив прядь волос, другая пара вырвала из рук корзину, а третья принялась шарить по груди и бедрам. Я изо всех сил вспоминала уроки Ральфа. Обмануть, расслабиться, а потом бить в колени и глаза. Судорожно потрепыхалась и обмякла, будто в обморок упала.

- Отлично, девка в отключке, – хмыкнул один из нападавших. – Потащили.

- Зачем? – не понял второй. – Она явно не та, которая нам нужна.

- А на месте разберёмся. Если не та – то мы её просто оприходуем и прирежем по-тихому.

- По-тихому не получится, это баба начальника стражи, по-моему.

- Пока ее найдут, мы уже исчезнем. Я не понял, ты ссышь что ли? Если ссышь, то нам больше достанется.

Пора!

Я дернула головой, изо всех сил ударяя затылком по лицу держащего меня мужика. Прибить не прибила, но от неожиданности он меня выпустил. Снова заорала, толкая второго и пиная его под колено. Два других обхватили меня с обеих сторон, но я вырывалась, лягалась и вопила, когда их руки соскальзывали с моего рта.

Серебристый отблеск и характерный свист рассекаемого мечом воздуха заставили одного из бандитов отпрянуть и завопить. Мне на руки плеснуло что-то тёмное и горячее. Второй как-то молча начал заваливаться на бок. Стало очень тихо, так тихо, что я слышала свой стук сердца, а дыхание громом отдавалось в ушах. Сорванное горло саднило.

- Я ведь тебе говорил "не ходи одна по ночам", – заорал на меня Хиро, бледное лицо которого едва ли не светилось в темноте. – Дурная ты женщина, когда ты научишься слушаться?

Губы у меня задрожали, я всхлипнула и немедленно оказалась заключена в объятия ниххонца. Он сжал меня из всех сил, зарылся лицом в мои волосы и отчаянно ругался на ниххонском словами, которые я не знала, вспоминая чужих мне богов и демонов.

- Лина, ну как ты могла? – легко встряхнул меня за плечи он. – Я ведь просил! Мои слова для тебя вообще ничего не значат, да?

- Прости.

- Дура, причем здесь "прости"? Они убить тебя могли! Изнасиловать! Бог весть ещё что сделать! А если бы я домой позже возвращался?

Я хотела было разозлиться, разобидеться, но следующие слова выбили меня из колеи.

- Чуть с ума не сошел, когда я понял, что это ты, – дрогнувшим голосом признался Хиро. – Ласточка моя, милая, нежная, почему ты не бережешься?

До этого я как-то держалась – от злости ли, от пережитого ужаса, а после его слов разревелась как ребёнок и попыталась что-то объяснить: по заболевшую дочку у Ранье, про примочки для Фредерико. Хиро тяжело вздохнул, огляделся и покачал головой:

- Что эти люди тебе говорили? Что хотели?

- Хотели меня изнасиловать и убить, только не здесь. Куда-то тащить хотели.

- Господи... – он снова прижал меня к себе, целуя в лоб. – Ладно. Давай я тебя домой отведу. Не спорь, пожалуйста. Я понял, больной ребёнок. Сам отнесу твоё лекарство.

В конце переулка показались фонари, Хиро дернулся и свистнул пронзительно. Фонари рысцой устремились к нам. Патрульные.

- Петрес, Кайлен, – начал распоряжаться начальник стражи. – На Авелин четверо этих вот напали. Я её домой отведу и вернусь, будем оформлять. Ах, да. Лина, кому лекарство отнести?

- Флори Ранье.

- Я могу, – вызвался один из мальчиков. – Тут рядом, я знаю, где это.

Я наконец смогла разжать пальцы и выпустить складки кимоно Хиро. Присела над своей опрокинутой корзиной: ничего не разбилось. Хорошо. Руки тряслись так, что лекарства едва смогла собрать. Нет, Авелин, надо успокаиваться. Сейчас вернусь домой и заварю себе травок, аптекарь я или трясогузка? Хиро мягко отодвинул меня, забрал корзину, сунул патрульному, а потом повел домой.

Мы поднялись в спальню.

- Раздевайся, Ли.

- Ты с ума сошел?

- Ли, птичка, у тебя платье в крови. Если не постирать сейчас, засохнет, пятна останутся. Жалко, красивое.

Я опустила взгляд: действительно – бурые влажные пятна на подоле и корсаже. Голова закружилась. После того, как меня заставили смотреть на казнь мужа, мне дурно от вида крови.

Зажмурилась.

Хиро вздохнул и принялся меня раздевать, а потом заставил надеть рубашку и юбку.

- Ты чего?

- Пойдешь к дяде. Я тебя в таком состоянии оставить не могу.

- Я сейчас травок заварю и успокоюсь.

Он щелкнул пальцами.

- Точно! Травки! Пойдём, я сам заварю.

Мы спустились в кухню. Он принялся шариться по моим ящикам, банкам и мешочкам. Смешивал какие-то травы, варил в моей кастрюльке, цедил через ткань, а потом сунул мне большую керамическую чашку с какой-то бурой дрянью, отвратительной и на вид, и на запах, и скомандовал:

- Пей всё.

- И почему ниххонские отвары все такие противные? – жалобно спросила я.

- Мы, ниххонцы, любим трудности, – усмехнулся Хиро.

Я выпила, и меня почти мгновенно повело. Глаза начали закрываться, мысли разлетаться в стороны.

- А ты смешной, – сообщила я Хиро. – У тебя три глаза, ууу… нет, четыре.

- Хм, неужто я переборщил с мирилией? Вроде не должен.

- Это потому, что я птица. На меня некоторые травки неадекватно действуют.

Проснулась я после полудня – совершенно спокойная и умиротворенная. Вчерашнее происшествие казалось смутным сном. Ничего же страшного не случилось – я почти даже и отбилась от них.

- Как ты себя чувствуешь? – раздался голос ниххонца. – Не тошнит? Голова не болит?

- Ой, а ты зачем здесь?

- Я сюда отчеты принес, какая разница, где их заполнять – тут или в ратуше. Ты знаешь, что мне мэр кабинет выделил? Очень удобно, в казармах негде бумаги хранить.

- Понятно, – я присела на кровати, повела плечами, потрясла головой. Ничего не болело.

- Я твое платье Аглае отнес, она обещала пятна крови вывести.

Вспомнив про кровь, я тут же зажала рот руками.

- Хиро, из-за моей глупости четверо человек погибло!

- Ты-то здесь при чем? Их убил я. И убил бы, даже если бы они на любую другую горожанку напали. Знаешь, что самое смешное? Ты им вообще не нужна была. Мы с ребятами наведались в гостиницу, где их хозяин-купец сейчас живет, поспрашивали людей, поглядели личные вещи. Ребята из Ранолевса и, судя по всему, не просто так сюда приехали. Ищут знатную даму, некую графиню Волорье.

Несколько дней Хиро приходил домой настолько измученный, что даже не мылся. Притащил тюфяк, бросил на пол – чтобы не оскорблять моего нежного тела запахом своего пота – и засыпал, кажется, ещё не коснувшись головой подушки. Просыпался на рассвете, выворачивал на себя ведро воды и сбегал, оставляя грязное исподнее и лужи на полу в ванной. Я не ругалась и не злилась, понимая, что он работает в том числе и для того, чтобы мне было спокойнее, но мне отчаянно его не хватало.

Я полюбила засыпать, уткнувшись носом в его плечо, полюбила закидывать ногу на его бедро, полюбила слушать его ровное дыхание. Нет, я была не влюблена в него самого, в моем сердце не осталось живого места для каких-то чувств. Я любила, пожалуй, свой собственный покой рядом с ним, ощущение комфорта и волны надёжности, исходящие от него. Мне было с ним удобно. Он никогда не повышал на меня голос, не упрекал ни в чем. Если я не успевала постирать его белье, он спокойно стирал его сам, зачастую прихватывая и мои сорочки из корзины. Первый раз я едва не плакала, увидев, как он повесил в саду на веревках мою нижнюю юбку, накричала на него, а он и в самом деле не понял, в чем виноват, а когда понял, долго смеялся.

Может быть, он вел себя так потому, что ниххонские жены не утруждают себя грязной работой. Или потому, что он воин, а воины всегда заботились о себе сами. Не знаю. Знаю только, что мне сейчас он был нужен, и дело не только в постели. Хотя и в постели, без сомнения, тоже.

Ночью я долго смотрела на спящего Хиро и никак не могла уснуть, поэтому ближе к рассвету сползла на пол, положила свою подушку рядом, прижалась лбом к его спине и так затихла. Да, пах он отнюдь не ромашками, но мне его запах противен не был. Проснулась уже к полудню – на своей постели. Я даже не была уверена, что мне все это не приснилось. А на столе лежал кулёк засахаренных орехов и уже увядшая садовая роза, явно сорванная с куста возле ратуши, только там такие крупные растут. Я долго на нее смотрела, пытаясь не расплакаться. За что мне небеса подарили такого мужчину? Нашёл ведь время забежать!