Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2 - Фонвизин Денис Иванович - Страница 129

Трактат Юстия «О правительствах» — примечательное сочинение просветительской литературы, разрабатывавшее важнейшие и острополитические проблемы: законодательство, благосостояние народа, гражданские добродетели, промыслы народа и т. д. «Торгующее дворянство» посвящено вопросу политического и социального бытия дворянства и купечества в государстве. К этим произведениям и примыкает «Сокращение». Сделав реферат, Фонвизин в конце его изложил свои мысли о том, что необходимо сделать в России. Екатерина готовила созыв Комиссии по составлению нового уложения. Связанный с двором, Фонвизин отлично знал об этих приготовлениях. В атмосфере всеобщего интереса к предстоящему созыву Комиссии для выработки нового законодательства рождались многие политические книги, проекты, записки. Среди них должно рассматривать и «Сокращение» с конкретными предложениями социальных реформ, заинтересовавшее, видимо, некоторых деятелей и оттого распространявшееся в списках.

Вот что после конспективного изложения чужих мыслей (важных для переводчика) написал Фонвизин собственной рукой: «Сей третий чип, не трудно учредить и в России. Со временем можно будет оплатить долги государственные или партикулярные, смотря на состояние всякого от неволи освобожденного раба». «Словом, в России надлежит быть...» Как же можно отрицать принадлежность Фонвизину этого вывода, этой программы, этого, по-фонвизински кратко, лаконично изложенного плана социального преобразования России? Ссылка на подпись «переводил переводчик» формальна. В тексте, опубликованном в воронцовском архиве, такой подписи, например, нет. Исследователь, категорически отвергающий принадлежность Фонвизину программы социальных преобразований, обязан ответить на вопрос— кому же принадлежит эта программа? Кто из французских политических деятелей так отлично знал в 60-е годы Россию, уклад ее социальной жизни, деревню, систему оброков, состояние купечества и т. д.? Кто предлагал эти преобразования, скрыв свое имя? Вряд ли К. В. Пигарев сможет ответить на эти вопросы. «Сокращение» — не служебный перевод, сделанный по указке начальства. «Сокращение» — реферат французского сочинения, поднимавший вопросы, волновавшие Фонвизина, который позволил ему в канун созыва Комиссии по составлению нового уложения изложить свой план ликвидации крепостного права в России.

В нашем издании «Сокращение» печатается по автографу, хранящемуся в архиве МИДа и отличающемуся от текста, опубликованного в «Архиве князя Воронцова».

«Начертание для составления Толкового словаря славяно-российского языка» и «Способ, коим работа Толкового словаря славяно-российского языка скорее и удачнее производиться может». В день открытия Российской академии (21 октября 1783 года) объявили список первых членов Академии, среди которых был назван и присутствовавший на заседании Д. И. Фонвизин. На втором собрании (28 октября) обсуждался проект устава Академии. И. П. Елагин предложил заняться подготовкой словаря. Президент Академии Е. Р. Дашкова рекомендовала «из господ членов сделать отряд, в котором бы установить правила и порядок о сочинении Российского толкового словаря, который наипаче для российского языка нужен». Членами отряда Е. Р. Дашкова «изволила назначить господ Фонвизина, Леонтьева, Румовского и Лепехина».[1]

В следующем заседании (11 ноября 1783 года) Фонвизин уже представил «Начертание»: «Читано было Денисом Ивановичем Фонвизиным начертание для составления Толкового словаря славяно-российского языка, сочиненное отрядом».[2] После обсуждения было решено «Начертание» размножить и разослать всем членам Академии. 18 ноября представленное «Начертание» после обсуждения было признано «за достаточное», и указано, «что Академия, держася оного, благоуспешнее может достигнуть в сочинении словаря намерения своего».[3]

Итак, «Начертание» поручено было «сочинить отряду», состоявшему из Фонвизина, Леонтьева, Румовского и Лепехина. Занятость Лепехина делами (секретарь Академии) не позволила ему принять участие в работе «отряда». Это мы узнаем из «Известия Академии», напечатанного во втором томе «Словаря Академии российской». В том же «Известии Академии» сказано: «Денис Иванович Фонвизин сообщил Академии слова, с букв «к» и «л» начинающиеся и выбранные им из «Летописца архангелогородского»; участвовал в составлении правил, коих держаться надлежало в сочинении словаря».[4] Н. В. Леонтьев лишь «соучаствовал в составлении правил, в сочинении словаря нужных». С. Я. Румовский «участвовал в составлении правил, до составления словаря касающихся». Таково официальное уведомление о доле участия трех членов «отряда» в составлении окончательного варианта «Начертания» — Фонвизин и Румовский «участвовали», Леонтьев «соучаствовал».

Н. В. Леонтьев — незначительный поэт 60-х годов, автор элегий и басен, в 80-е годы больше занимался служебной карьерой, чем литературой. «Соучастие его в составлении «Начертания» заключалось в том, что он обсуждал и высказывал свое мнение на представленный текст «Начертания». С. Я. Румовский — профессор астрономии Академии наук. На него прежде всего возлагалась роль консультанта — какие слова точных наук следует включать в Толковый словарь славяно-российского языка. Д. И. Фонвизин — крупнейший, популярнейший и авторитетный писатель, автор «Бригадира» и «Недоросля», опытный переводчик. Не случайно потому именно он, Фонвизин, и читал «Начертание» на общем собрании Академии, — видимо, его доля участия в работе наибольшая. Следует помнить и то, что в «Известии Академии», напечатанном в «Словаре», говорится о том «Начертании», которое было выработано в результате многих обсуждений его на заседаниях, после включения в него многочисленных поправок. Текст же, читавшийся Фонвизиным на заседании Академии 11 ноября 1783 года, — это первый вариант «Начертания». Он то и был составлен Фонвизиным. О том же свидетельствует и письмо Фонвизина к Козодавлеву, посланное в начале 1784 года. Письмо вызвано следующим обстоятельством: живя в Москве, Фонвизин узнал, что член Академии Болтин после принятия «Начертания» прислал свои замечания, в которых решительно отвергал принципы составления словаря, сформулированные в проекте, прочитанном Фонвизиным. Академия в своем собрании от 30 января приняла замечания Болтина и отвергла ранее принятое «Начертание». Такая непоследовательность Академии возмутила Фонвизина. Он написал Козодавлеву письмо, в котором защищал «Начертание». Фонвизин знал, что Козодавлев близок к Дашковой, и потому его аргументы, собственно, обращены к президенту Российской академии. Фонвизинское письмо окончательно убеждает нас в том, что автором «Начертания» был сочинитель «Недоросля». По своему характеру это даже не письмо, а филологическое исследование, непосредственно примыкающее к «Начертанию», дополняющее его и раскрывающее темы и принципы, кратко сформулированные в плане словаря. Кроме того, оно свидетельство глубоких лингвистических знаний Фонвизина, которыми не обладали ни Леонтьев, ни Румовский. Наконец, в письмо Фонвизин отстаивает со страстью именно свои взгляды и убеждения, изложенные в «Начертании». Оттого он прямо заявляет, что именно ему принадлежат те или иные оспариваемые Болтиным формулировки: «В примечаниях раскритикован употребляемый мною термин «сослово» и преображен в «сослов». Заметим — «мною», а не «нами». Вспомним также, что в I, IV и X частях «Собеседника любителей российского слова», вышедших в мае и августе 1783 и январе 1784 года, Фонвизин напечатал «Опыт российского сословника». Далее: «Может быть, я и виноват». И еще: «Впрочем, если Академия отвергнет мой термин, я повиноваться буду ее решению». Эти признания Фонвизина более чем красноречивы. Из всей суммы обстоятельств, связанных с созданием «Начертания», можно сделать совершенно обоснованное заключение — первоначальный план «Начертания», прочитанный на заседании Академии 11 ноября 1783 года и отстаиваемый в письме к Козодавлеву, принадлежит Фонвизину. Авторитетный историк Российской академии М. И. Сухомлинов уже давно пришел к подобному заключению: «Есть основание полагать, что истинным автором его («Начертания». — Г. М.) был Фонвизин. Он, а не кто другой из членов, читал «Начертание» в собрании Российской академии, он же горячо отстаивал «Начертание» и в личных беседах, и в письменных сношениях со своими сочленами».[1]