Торт от Ябеды-корябеды - Донцова Дарья - Страница 6

– Нет, – прошептала Валентина, – никогда.

– Тогда завтра ждем тебя в офисе, – договорил Степан.

И мы ушли.

Войдя в лифт, я спросила у мужа:

– Ты читал Библию?

– Было дело, – кивнул Степан. – В колонии, куда я попал, в библиотеке книг почти не имелось. Я Ветхий и Новый Заветы как сказки проглотил. Кое-что до сих пор помню. Вот и пригодилось, чтобы Валентину встряхнуть. А то у нее в голове что-то не так сложилось.

Над моим ухом запел комар. Не открывая глаз, я замахала рукой. Но противное насекомое не собиралось улетать, оно зудело, зудело, зудело. В конце концов пришлось сесть и посмотреть на будильник. Пять утра. Не знаю, как вы, а я очень радуюсь, когда вдруг просыпаюсь ночью и понимаю, что вставать рано, можно еще поспать несколько часов. Сегодня я собиралась вылезти из-под одеяла в восемь.

Комар перестал донимать, сейчас завернусь в одеяло…

И тут раздался звонок в дверь. В ту же секунду я сообразила: ну какие кровососы в марте? Кто-то хочет войти в квартиру, а я сквозь сон приняла трезвон за писк насекомого. Пришлось накинуть халат, всунуть ноги в тапки, доплестись до холла, глянуть на экран домофона.

Глаза увидели полную женщину с чемоданом и сумкой на колесах. Я осведомилась:

– Вы к кому?

– Степочка здесь живет? – задала вопрос незнакомка. – Дмитриев. Я его мама.

– Я хорошо знаю свою покойную свекровь, – возразила я, – вы точно не она.

– Не родная Степоньке по крови, а крестная матушка, – уточнила женщина. – Позови мальчика. Скажи ему, тетя Мура приехала.

– Степан еще не встал.

– Так давно проснуться пора, – затараторила незваная гостья, – хозяйством заняться. Корова сама себя не подоит, курам жрать бросить надо. Чего он дрыхнет? А ну, впусти меня! Живо бездельника с постели скину! Ишь, взял моду до обеда кемарить, до полудня подушку давить!

Я вернулась в спальню и потрясла мужа.

– Милый, открой глаза.

– М-м-м, – промычал Степан и завернулся с головой в одеяло. – Который час?

– Семь минут шестого, – сообщила я.

– До восьми полно времени, – донеслось из-под перины.

И тут по квартире снова полетел звон. Степан сел.

– Кто там?

– К нам приехала твоя крестная, – объяснила я.

– Не понял, – удивился муж.

– Тетя Мура. Стоит за дверью, сердится, что ты корову не подоил, кур не покормил.

– Это розыгрыш? – засмеялся Степан. – До первого апреля еще далеко.

«Бух-бух-бух», – донеслось из прихожей.

– Наверное, тетя Мура ногами во входную дверь колотит, – предположила я.

Степан встал, пошагал в холл, распахнул створку.

– Ну, здравствуй, – сердито произнесла женщина, втаскивая в прихожую свой багаж. – Горазд ты дрыхнуть! Че, не узнал?

– Нет, – ответил мой муж.

– Вообще не удивилась, – вздохнула тетя Мура. – Когда ты в Хомяково последний раз заезжал?

– Куда? – не понял Степан.

– Туда! – вмиг обозлилась крестная. – Хомяково! Родина наша! Все Дмитриевы оттуда.

– А-а-а, – догадался Степан, – деревня, где моя прабабушка на свет появилась.

– Слава Богу, доперло, как до жирафа, – улыбнулась тетка. – Моя бабушка твоему деду по матери семиюродная племянница. Она давно померла. Мама моя вышла замуж за троюродного сына той семиюродной племянницы, за дядю Андрея. А я дочь его восьмой тетки от второго брака с шестой внучкой деда Онуфрия. Сообразил родство?

Степан шумно вздохнул и развел руками.

– Спозаранку мозг не сразу включается.

– Спозаранку? – переспросила тетя Мура. – Добрые люди уже пообедали! Ох уж эти москвичи! Лентяи!

Степан прищурил один глаз.

– Значит, вы вроде как крестная?

– Ага, – согласилась тетушка. – Мне мало лет было, когда тебя, младенца, в купель опускали. Папа сказал, что хорошо в родстве с городскими состоять. Если вдруг чего в гадкой столице понадобится, то будет где переночевать. И я стала твоей крестной! На всю жизнь теперь связаны.

– Момент своего крещения не помню, – признался муж, – о своей принадлежности к православию не задумывался до момента ухода из жизни мамы. После ее кончины начал вещи разбирать, нашел конверт. В нем мешочек крохотный, внутри крест на цепочке и письмо обнаружились. Мама сообщала, что возила меня крестить за тридевять земель – боялась, что на работе узнают о том, что она в Бога верит. Ее тогда с хорошей службы турнут, из Москвы выселят. Вот и провернула все тайно, в деревне, откуда моя прабабушка родом. Название села забыл, но письмо храню, посмотрю. В послании указано, кто моя крестная мать. Подождите пару минут.

Муж ушел, мы с тетей Мурой остались вдвоем. Тетка заломила руки и закричала:

– Это что ж творится? Родную вытуривают! Вышвыривают! Совсем стыд потеряли! Я к вам сначала на мотоцикле, потом на автобусе, электричке, поезде перлась. В Москве пришлось такси взять. Денег за это срезали – у нас на такую сумму месяц жить можно! А в вашей Москве проклятущей дороговизна!

Я молча слушала гневную тираду. Да, в столице иные цены, нежели в провинции, но так же обстоят дела и в других странах. В глубинке жизнь дешевле. И в Москве есть много такого, что не нравится коренным горожанам. Ну, например, неприлично высокие цены на парковку, засилие гастарбайтеров в ряде районов. К сожалению, жители бывших союзных республик не всегда вежливо себя ведут, часто стараются дать понять окружающим, что они тут хозяева. Не радует постоянная смена плитки на тротуарах, не приводят в восхищение курьеры на велосипедах и люди на электросамокатах. Те, кто пользуется сегвеем, часто несутся по тротуарам сломя голову. Но это наш родной город, он содержится на налоги москвичей. Если кому-то здесь не нравится, этот кто-то может вернуться в свои родные пенаты. На мой взгляд, неприлично приезжать в гости и говорить хозяевам: «У вас тесно в квартире, грязно, готовите невкусно, одежду уродскую покупаете». Положа руку на сердце, ответьте, долго вы будете терпеть такого приятеля или родственника? Небось, живо выгоните вон.

– Меня крестили в Хомяково, – объявил Степан, возвращаясь в холл. – Крестную звали…

– У вас телефон звонит, – перебила я Степана, обращаясь к тете Муре.

Тетя Мура вытащила из кармана мобильный.

– Алло, алло, алло! Кто там? Чего надо? Виктор Петрович? Ой, меня вон гонят! Веником вышвыривают, типа неродная. Держи!

Последнее слово адресовалось Степану, которому незваная родственница сунула в руку трубку.

– Добрый день, – начал Степан. – Так, ага, ясно. Понял. Вы опрометчиво действовали. Следовало заранее предупредить. Даже не знаю, как реагировать. Нет, ни малейшей радости не испытываю. Подумаю. Не обещаю. Это могу. Хорошо.

Степан вернул гостье телефон и повернулся ко мне.

– Беседовал с председателем сельсовета Хомякова. У них уже обеденное время. Думаю, тетя Мура просто не перевела часы. Зовут ее Надежда Андреевна Круглова, женщина и в самом деле моя крестная. Приехала увидеть свою дочь Катю. Та живет в Москве, не желает общаться с мамой.

– Почему? – проявила я неуместное любопытство.

– Данную информацию мне не сообщили.

Надежда Андреевна села на пуфик, который у нас стоит возле вешалки, и запричитала:

– У соседки справа, Светки, шестеро детей, пятеро ушлепки, а последний, Кирюшка, магазинами по всей области владеет. Мать к себе взял, в шикарном доме поселил, одел, обул. Светлана устроилась лучше царицы. У Нинки – она слева живет – четыре девки. Одни две пьяницы, другие квартиры в городе купили, к маме раз в неделю прикатывают, все привозят. Нинка ни в чем не нуждается. Зачем детей помногу рожают? Да чтобы хоть один хороший получился, в старости маму любил. А у меня единственная Катя…

Тетя Мура опустила голову.

Я посмотрела на ее пальто, сшитое по моде прошлого века. У Раисы, которая воспитывала меня в детстве, имелось похожее. Тетка целый год копила рубли, отказывала себе даже в маленьких радостях, даже одной мармеладки к чаю не брала в день получки. И под Новый год купила обновку из драпа темно-коричневого цвета, на ватине. Обшлага рукавов и воротник оторочены мехом, который успешно прикидывался норковым. На самом деле это кролик, но ведь он тоже красивый и даже вблизи прямо норка. Можно, конечно, найти вариант подешевле, где даже и зайцем не пахнет, просто вязанный из шерсти воротничок. Но зимнее пальто покупается раз, ну два за жизнь, поэтому лучше подкопить и взять роскошное, с длинноухим под норочку. Обновку Раиса берегла, надевала лишь по особым случаям. Сгребать снег с тротуаров выходила в ватнике, в магазин бегала в старом полупальтишке. Шли годы, Раиса часто говорила: «Сегодня мокрый снег идет, новое пальто пусть дома висит. Еще промокнет…» И вот сейчас передо мной стоит тетя Мура в таком же пальтишке.