Владимир Петрович покоритель (СИ) - "Дед Скрипун" - Страница 47

Фу! Фу! Свои! — Взревел я и кинулся к жене. У меня это получилось так резко, что Штросс свалился с плеча, и угодил точно на загривок к Мурзику, где, видимо со страху, вцепился руками в шкуру. Не ожидавший такой подлянки крыса-кот, взревел и подпрыгнув под потолок, бросился бежать, завывая и поскуливая, и успешно скрылся из глаз в тоннеле.

Ну а я, ничего не замечая вокруг, я обнимал жену.

Собака Баскервилей гениально описанная Конан Дойлем, по сравнению с тем, что к нам приближалось — это плюшевый розовый медвежонок, из ширпотреба, у колыбели улыбающегося и агукающего младенца. Подсвеченная улыбка хоша, стараниями светящегося Штросса, выплывая из черного зева пещеры, наводила ужас, даже на меня, привыкшего к их мерзким рожам, а что говорить о Ларинии? Естественно, она испугалась.

И вот, чего эта сволочь, Мурзик, тут смешного увидел, что скалится так весело. Ну стоят муж женой в обнимку. Что тут такого. Могли бы, кстати, и задержаться, где ни будь в тоннелях, побегать там вдвоем, поиграть, или на худой конец молочка попить часик — другой, из глиняной сиськи. Нет приперлись. Вот нет у них ни совести, ни чувства такта.

— Где ты только нашел этих монстров, да и еще как-то приручить умудрился. — Плечи Ларинии передернулись. Еще бы не передернуться, я сам пугаюсь доброй улыбки Мурзика, хорошо, что хоть живая лампочка не умеет скалить зубы, по причине отсутствия рта, даже не могу представить, как это могло бы выглядеть. На ночь о таком не стоит даже упоминать, кошмары во сне замучают, если вообще уснуть сможешь.

— Представляешь, Кардир, а мы подружились. — Зазвучал у меня в голове довольный голос Штросса. — Эта девочка такая милая оказывается, такая ласковая, я ей ушко почесал, а она меня облизала.

— Рад за вас. — Буркнул я на автомате, а потом встрепенулся, осознав, что только, что услышал. — Какая еще девочка?

— Так хош. Мурзик которая. А ты что не знал?

Очередной раз пыльным мешком по голове. Мурзик оказалась Мурзилкой. Ошарашили меня друзья мои меньшие. Вот откуда я мог знать? Времени разглядывать, что у нее там торчит или не торчит не было. Да и при других обстоятельствах не стал бы там рыться. Однако очередной урок, не делать скоропалительных выводов впредь.

— Ты с кем сейчас разговариваешь? С тобой все хорошо? — Жена взволнованно посмотрела в мои глаза, видимо пытаясь там найти искры безумия. Она ведь не слышит Штросса, я не успел еще ей рассказать о новом друге, и нашим с ним возможностях, вот и заволновалась моя девочка.

— Вон с тем светильником на жеребце, хотя нет, на кобыле. — Усмехнулся я. Хороший ответ получился. Вот теперь точно в дурку, меня отправит женушка. Вон как глаза выпучила, за сумасшедшего, мужа своего принимает. Что же, имеет полное право так думать. Но это конечно, ее мнение, я-то с таким отношением к себе несогласен. Нужно срочно объясняться.

— Все сейчас объясню. Да не переживай ты так. Все со мной нормально, я просто разговариваю вон с тем светящимся уродцем, что за уши своего транспортного средства держится. Кстати, можешь гордится, его слышать я могу только один на всем баруксе. Такой вот у тебя муж уникум.

— Сам ты уродец. — В моей голове прозвучал обиженный голос Штросса, теребящего ухо Мурзика. Они, уже подъехали, и стояли рядом снами.

Вот только мне тут разборок на ровном месте нахватало. С одной стороны обиженная, живая лампочка — жокей, с другой жена, считающая мужа идиотом. Если так продолжиться дальше, то: светильник разобью, и с женой разведусь. Шутка.

— Ну-ка цыц там на хоше. Меня сейчас по твоей милости в сумасшедший дом сдадут. Дай объяснить, что тут происходит. — Рявкнул я на парочку, и повернувшись к Ларинии обнял ее за плечи. — Я все сейчас объясню. Только не перебивай.

Рассказывал я недолго, у меня жена сообразительная, быстро все поняла, не даром — внучка вождя. Да и событий за это время произошло немного, говорить особо много не пришлось. Лариния внимательно меня выслушала, все поняла, а потом рассказала и свою историю, заставившую меня немного понервничать.

Когда Фаршир, узнал, что на столицу напали, и понял, что шансов победить у него нет, то взвалил связанную девушку на плечо, благо, что здоровья ему от предков много досталось (видел я этого лося, здоровый черт), и, разорвав шатер, с обратной от входа стороны, удрал в лабиринт пещер. Там долго таскал Ларинию по темным тоннелям, видимо следы путал, пока наконец не пришел в тот самый зал.

Представляю, что пережила моя жена. Одно только путешествие на плече сумасшедшего садиста, чего стоит, а тут еще червяка переростка увидела, это того, которого я имел удовольствие прихлопнуть, совсем недавно. Кстати, я наконец узнал названия этого недоразумения: «Чукверхо» его местные обозвали, да уж, богат извращенными фантазиями здешний мир.

Этот червячок, использовался местными для копания новых тоннелей, такая своеобразная живая машина — фреза. Тело, как фиолетовая резиновая кишка, без хвоста, зато с костяной мордой, я ее уже тебе описывал. Землю впереди себя жрет и переваривает. Вот почему у него кремневая основа жизни, оказывается. А что, удобно, конечно, ничего не скажешь. Кормить не надо, глину кушает, убирать навоз за ней не надо, камешками какает, гравийной дорожкой за собой путь укладывает. Красотища. Мечта шахтера.

Но я отвлекся. Почесал, значит, этот Фаршир червя по спине, просвистел ему команду какую-то и заржал, как конь ретивый. Когда чудище в тоннель, из которого они пришли, ввинтилось то повернулся к Ларусии, сверкая довольной рожей и говорит.

— Конец твоему Кардиру. Раздавит его чукверхо, даже запаха не останется от муженька твоего, а я пока, в это время с тобой развлекусь, позанимаюсь приятным для себя делом. Больно мне уж твой норов непокорный нравится. Люблю обламывать таких. Да и сама ты девчонка ничего, симпатичная. Ну так как? Согласна мне удовольствие доставить? — И ржет, сволочь.

Но жена-то у меня умная, не в пример мне, говорит ему:

— Что ж так-то? Как же я связанная сопротивляться тебе буду? Что за удовольствие, куклу обламывать? Развяжи, и тогда, я тебе такую радость доставлю, что век не забудешь.

Задумался, сатрап недоделано-свергнутый, мозги лапой грязной почесал, покряхтел и согласился. Разрезал веревки, лапищи раскинул, и значит мучать жену мою приготовился, в объятьях, душить вознамерился, скотина. Она назад отступает, он на нее прет бульдозером, рожу скалит, слюной капает.

Но плохо он Ларинию знал. Думал растерялась она, испугалась, сейчас о милости просить будет. Как же, жди. Момент она выгадывала, на нож на поясе поглядывала, да к кадыку петушиному в мыслях пристраивала. Доли секунды ей хватило, когда этот урод на камешек под ногами отвлекся. От уха до уха ему еще одну улыбающуюся пасть нарисовала. Лихая у меня жена.

Назад она пошла, по следу чукверхо, но быстро заблудилась в темноте, у нее ведь свитяги-то, как у меня не было. Кто ей до этого путь освещал? Ты думаешь я все выдумал? Совсем даже не придумывал я ничего. Фаршир с собой соплеменника Штросса в клетке таскал, тот и освещал все вокруг, да только вот когда падал вождь каплютчи, кровью захлебываясь, раздавил бедолагу осветительную. Вот и пришлось моей жене в кромешной темноте назад идти. Она уже совсем отчаялась, и с жизнью прощалась, когда мы наконец ее нашли. Вот такие вот дела.

Конечно же наши злоключения на этом не закончились, но самое главное, мы наконец-то были вместе.

Назад возвращаться, в столицу подземных жителей было бессмысленно, там череп червяка — переростка путь назад на глухо закупорил. Потому решили искать дорогу на верх, к солнышку. Но сначала следовало перекусить.

Из доступной пищи мы знали только молоко крюкшеров. Поиски их логова, долго не продлились. У нас ведь теперь Мурзик есть. С ее-то нюхом, это не составило особенного труда. Как, кстати, и добыча этого самого молока, оказалась тоже делом на удивление, совсем не сложным.

Представь мои глаза, когда я раздумывал над способом доставки наших тел под вожделенные соски-краники, увидел, как этот кото-крыса, просто подошла к фарфоровым губам крюкшера, потерлась о них шерсткой, помурлыкала, и потом спокойно присосалась к глиняной груди. И ведь никто ее не тронул, все прошло мирно и спокойно. Вот гадина. Где ты раньше была, когда я червем изворачивался, жизнью рисковал, чтобы к молоку подобраться.