Нобель. Литература - Быков Дмитрий Львович - Страница 13

Между тем, все мировоззрение Гамсуна с самого начала вело его прямо в лагерь фашизма. Будем откровенны, и все философское развитие Европы XX века логически завершилось фашизмом, показав некоторые опасности романтизма, национализма, консерватизма и иных крайностей, которые в теории ничего страшного не обещали. Да и кто не увлекался противопоставлением, скажем, культуры и цивилизации? Томас Манн, ненавидевший буржуазность и любивший немецкий дух. Освальд Шпенглер, хоронивший либеральную Европу. Мартин Хайдеггер, возродивший культ традиции. А вот поди ж ты. «Хайдеггеровская забота о ближайшем в стремлении вернуться к „основам“, „почве“, „земле“, „языку“ как единственному дому бытия», — пишет современный исследователь, не замечая, как излагает основы сегодняшнего «консервативного поворота», а мы ведь уже знаем, чем это кончается. Ну, «ходить бывает склизко по камушкам иным», но вообще-то все понятно, нет?

Показав, какой путь лежит от женофобии, от женоненавистничества, от Отто Вайнингера с книгой «Пол и характер», от некоторых уклонов Ницше непосредственно в фашизм, от почвенничества, Кнут Гамсун стал едва ли не самой трагической фигурой скандинавской прозы, потому что он большой писатель. Гением я его не назову, но человек был одаренный. Написал много. Очень неравноценно. На сегодняшний вкус его перечитывать практически невозможно, я тут открыл «Мистерии», «Пана»… Ну, это все-таки пишет человек, у которого очень много свободного времени, для праздного читателя.

Первый роман Гамсуна «Голод», во всяком случае, первый замеченный роман, который принес ему славу, роман 1890 года — это действительно впечатляющая книга. Экспрессионизм до экспрессионизма. Это, надо сказать, лучше всего, что Гамсун писал потом, по крайней мере в следующие 10 лет. История Гамсуна — это такая классическая мартиниденская биография, когда упорным трудом молодой писатель сделал себе славу и потом 20 лет после первого успеха писал только о том, как упорным трудом молодой писатель сделал себе славу и как она ему оказалась не нужна. Мартин Иден, как мы помним, был моряк, а здесь именно о том, как в конце книги герой идет в моряки.

Сидит начинающий журналист-крестьянин, пытается писать. Пишет на очень абстрактные, отвлеченные темы. Его статьи никто не берет, а кто берет, тот не понимает. Денег не платят совершенно. Он очень одинок. Женщины его не хотят. Когда он встречается с романтической девушкой, которой дает такое типично-символистское имя — Илаяли, она его немедленно отвергает, и ничего не получается. Он страшно обносился, его единственная собственность — это взятое у друга одеяло. Под конец ему не хватает средств даже платить за квартиру, его выгоняют из квартиры, и он просится переночевать в полицейском участке, выдав себя за журналиста, потерявшего ключи от дома. Ему любезно дают отдельную камеру, но вечно там жить нельзя. Наконец, его куда-то там приткнули, в какую-то комнату для проезжающих, дали какой-то гонорар. Там есть история очень симпатичная — со старушкой с пирожками. Он сначала у этой старушки взял слишком большую сдачу по ее ошибке, и вернул, и думает, что он ее этим ужасно облагодетельствовал, а когда он потом у нее просит, в порядке доброй памяти, пирожок, она его гонит с визгом. Никогда никому не надо делать добра. Гамсун это хорошо понимал.

Страдание от голода, особенно когда он сосет сосновую щепку или катает во рту камень, чтобы заглушить чувство голода, — описано очень натурально, очень хорошо. Правда, великий филолог Лидия Гинзбург, пережившая блокаду, сказала, что, перечитывая тогда «Голод», она нашла описания слишком книжными и очень далекими от жизни, и все муки голода, описанные Гамсуном, бледнеют перед одним днем в обычной блокадной квартире. Но для человека, еще не пережившего блокады, Гамсун — впечатляющее чтение. «Голод», в отличие от других его книг, невелик, емок, экспрессивно быстро написан. Значительная часть его — в настоящем времени. Для 1890 года это вообще прорыв. Это очень мощная книга именно для 1890 года и для литературного дебюта.

Дальше он написал еще пару небольших романов о творческой интеллигенции. «Новые всходы» — о модернистах такой памфлет. «Редактор Люнге» — книжка про графомана-богача, который пытается издавать газету. Я, честно говоря, ее знаю только в изложении, даже читать ее не стал. «Новые всходы» — это нормальная ненависть здорового традиционалиста к модернистам и к писателям новой школы. Потому что Гамсун все-таки реалист, и узость его метода уже тогда была понятна. Но дальше он начал писать книги, которые принесли ему действительно всемирную славу и Нобеля. Это, прежде всего, «Мистерии», затем «Пан» и «Виктория».

Все три книги вызывают у меня, надо сказать, серьезный скепсис. Во-первых, потому что… в моде были тайны, окружающие героев, неопределенность. Этого в «Мистериях» очень много. Главный герой появляется ниоткуда, мы ничего не знаем о его прошлом; мы ничего не знаем о прошлом местной юродивой, таинственной седой девушки, из-за чего она поседела; таинственно все, и роковая женщина Дагни, которая появляется и исчезает неизвестно куда. Потом это все, конечно, разъясняется, и все эти тайны очень низкого пошиба. Романтический скиталец, который приезжает в плоский скучный провинциальный город. Все это дурной вкус, но для 1893–1894 года сойдет.

Гораздо противнее «Пан» — это книга, которая мне идеологически очень враждебна. Потому что там главный герой — тридцатилетний лейтенант Глан, о чьем прошлом тоже упоминается очень вскользь, он же сам пишет от первого лица. У него ноет какая-то рана, впрочем, давно залеченная. Это намекает нам на его бурное любовное и военное прошлое — мы не знаем, о какой ране идет речь. Он живет охотой в маленьком домике, наслаждается слиянием с природой, играет в дикость. Но однажды дочка его соседа, 16-летняя Эдварда — очень красивая, но очень своенравная — сначала пылко его полюбляет; на людях над ним издевается все время, наедине клянется в любви. Начинаются такие типичные страдания человека рубежа веков, который не понимает, что ему, собственно, нужно.

Мопассан в романе «Наше сердце», написанном примерно тогда же, дал совершенно четкий ответ: нормальному мужчине нужно две женщины. У одной нет настроения — пошел к другой, у другой нет настроения — вернулся. Вообще весь спектр, необходимый мужчине для счастья, способны дать две женщины. Роман Мопассана, который итожит все его творчество, — роман достаточно циничный, прямо скажем, очень откровенный. В этом романе прямо сказано, что все мучения героя с одной любовницей оказываются ерундой.

Кстати говоря, и Глан приходит к такому же выводу. Там есть Ева, он считает, что она дочка кузнеца. На самом деле она жена кузнеца. В отличие от темноволосой, демонически красивой Эдварды, Ева — кроткое создание, которому очень мало надо. Когда герой устает от Эдварды, к нему приходит Ева, очень хорошенькая, веснушчатая, и утешает его во всем. Проблема только в том, что кроткая Ева — плохой собеседник. Она не понимает всей глубины его душевных терзаний. Ему нужна Эдварда, с которой он может душу отводить. А герой — такой Левин: дикий человек, природный, натуральный, знает птиц по голосам, прекрасно стреляет, замечательно готовит на костре. Ну, сын природы. Я живу в лесу, я по отпечаткам крыльев куропатки могу сказать, куда она полетела. Охотничья мудрость quantum satis. Но ему, ишь ты, надо, чтобы Эдварда его понимала, а Ева была безотказно при нем.

Гамсун, надо сказать, плохой сюжетчик в том смысле, что там масса искусственных событий. Герой однажды с досады простреливает себе ногу — там в это вообще поверить невозможно. Дальше, прощаясь с Эдвардой, он в честь этого прощания устраивает салют, пороху засыпает в скалу, и так подстраивает один его враг, что эта скала убивает Еву. Он приводит Еву под эту скалу, она взрывается, и Ева гибнет. Дальше сам главный герой уезжает охотиться в Африку, и там его убивает спутник, потому что человек искал смерти.

Все это выдумано очень плохо. Написано неплохо, потому что он умеет. А что ж тут, собственно, не уметь описывать прелестную норвежскую природу, огромное тяжелое спокойное море, солнце, которое встает из него, словно напившись свежей воды, и так далее. Все это прелестно. Хаос маленьких островов, изломанная береговая линия, синие леса, где каждая петля тропинки мне знакома. Все это очень сочно описано.