Грешник. На острие (СИ) - Шерр Анастасия - Страница 24

– Сволочь! – вырывается у меня, за что тут же расплачиваюсь своим задом, по которому проходится его ладонь. Звонкий шлепок повторяется, за ним ещё один и ещё. Больно и возбуждает так, что закатываются от удовольствия глаза.

Шамиль оттягивает мою голову назад за волосы, вгрызается болезненным поцелуем в шею. Зализывает место укуса, втягивая кожу и снова кусает. И я кончаю на его дубине, широко распахнув рот. Из меня вырывается вскрик, а не прекращающий трахать моё содрогающееся от оргазма тело Хаджиев, стонет мне в ухо.

– Я буду делать это с тобой всегда. Охрененная.

– Размечтался, – мямлю я и обессиленно падаю на подушку, пока Шамиль доводит себя до оргазма частыми шлепками. Промежность пульсирует и сладко ноет низ живота, а конечности отказываются слушаться.

Утро добрым не бывает, если тебя всю ночь жарил здоровенный мужик. Это я понимаю сразу, как только открываю глаза. В тишине спальни разносится хриплый стон – это я пытаюсь пошевелиться. Попытка не удаётся, потому что жутко болят мышцы. И эта крепатура отличается от той, которая после обычных нагрузок в спортзале.

– Чтоб тебя, Хаджиев… – рычу зло, всё же поднимаясь. Работу ещё никто не отменял. Да и злюсь я больше на себя. Ведь могла же врезать ему по яйцам. Могла опустить на его голову что-нибудь тяжёлое. Пристрелить на худой конец. А вместо этого опять переспала. Дура, блин.

Кое-как приняв душ и уложив волосы, натягиваю на себя костюм и улыбку бизнес-леди, выхожу на улицу. Идёт снег, но следы шин Хаджиевской тачки ещё видны. Значит, недавно свалил. И как-то странно смотрит на меня Егор, привалившись к своей машине. Курит нервно.

– Доброе утро, – приближаюсь к нему, пытаясь прочитать по лицу дуболома, что он видел.

– Доброе утро, Валерия Игнатьевна, – швыряет окурок в урну и открывает мне дверь.

Ныряю в тёплый, пахнущий кожей и освежителем воздуха салон, откидываюсь на спинку сидения, которая сейчас кажется слишком твёрдой и жёсткой. Прям как тело Хаджиева. Во всех местах, но в некоторых частях тела особенно жёсткий…

– Ты давно ждёшь? – интересуюсь у Егора, как только он трогается с места.

– Не особо, – отвечает кратко, отчего я не могу разобрать его настроение, но расспрашивать, видел ли он что-нибудь странное не решаюсь. Вроде как уже предупредила, чтобы не разболтал отцу, а там… В конце концов я взрослый человек! Имею право спать с кем хочу. И вообще… – Валерия Игнатьевна, можно я кое-что скажу? – подаёт голос Егор, и я ловлю его взгляд в зеркале заднего вида.

– Говори.

– Этот человек… Шамиль Хаджиев. Он нехороший человек. Он не такой, как вы или ваш отец. Или я. Он психопат, и я сейчас говорю не образно. Да ёлки… Он просто злобный, чокнутый мудак! Не связывались бы с ним, – ясно. Егор видел, как Шамиль уезжал.

– Егор, я взрослая девочка. И знаю, что делаю, – тут вру. Ничегошеньки я не знаю. Сама от себя в шоке. – За предупреждение спасибо, но в остальном я сама разберусь, хорошо? Думаю, не стоит тебе напоминать, что моего отца волновать всякими пустяками не следует?

Безопасник вздыхает, качает головой.

– Извините. Просто вы очень на сестрёнку мою похожи. Она тоже вся такая из себя взрослая, самостоятельная, но, по сути, ещё ребёнок и ей нужна защита. И вам нужна. Я не хочу, чтобы этот человек вам навредил. Извините ещё раз… Это не моё дело.

Я открываю рот, чтобы сказать «Да, действительно не твоё», но тут же закрываю. Парняга-то хороший. Беспокоится вон. Верный значит.

– Спасибо за предупреждение, Егор, – как можно мягче улыбаюсь ему, отвожу взгляд в сторону. Тот самый неловкий момент, когда сказать больше нечего.

– Ваш отец очень вас любит. Я не первый год работаю в охране. Всяких олигархов повидал. И почти все откупались от своих детей баблом. Но ваш отец не такой. Он искренне любит.

– Да, я знаю… – вздыхаю. Егорушка использует запрещённый приём. А я его ещё дуболомом считала.

– Я не хотел бы, чтобы с вами что-то случилось. Не встречайтесь больше с Хаджиевым. Не нужно вам это.

Ответить нечего. Все так. Я действительно рискую, продолжая общение с Хаджиевым. Рискую влюбиться, а потом разбить себе лицо о стену реальности. Но и отказаться от встреч с ним не могу. Во-первых, Шамиль непредсказуем. Кто знает, что он предпримет, если я заартачусь. Во-вторых, его действительно сложно отшить. Не обращаться же в полицию, где меня обязательно пошлют нахрен. Запрет приближаться через суд? Тоже маловероятно, ибо я знаю нашу систему.

Остаётся лишь осторожно прощупывать его, изучать, познавать все грани, чтобы знать, чего ожидать от этого психа и как защитить отца и себя. Я против войн, убийств и насилия, поэтому должна всеми правдами и неправдами свести риск войны к минимуму. Семейка Хаджиевых – это не те люди, с кем стоит связываться. Даже Король не сможет им противостоять.

– Приехали, Валерия Игнатьевна, – вырывает меня из мыслей голос Егора, и я, встрепенувшись, киваю.

– Спасибо, Егор. Ты пока свободен. Заберёшь меня в четыре, хочу навестить отца.

Опять смотрю в его глаза и вижу там сомнение. Или так выглядит подозрительность?

– В чём дело, пап? – решаю не ходить вокруг да около, спрашиваю в лоб. – Ты выдернул меня с работы просто так или может что-то нужно? – вот последнее вряд ли, потому что у него всё есть. А чего нет, то принесут охранники или медперсонал. Благо, не в лесу находится.

Опять молчание и мне это начинает надоедать.

– Я думаю, что с тобой делать. Под замок посадить или сразу прибить. А? Что скажешь, дочь? – наконец подаёт голос Король, а я думаю, что лучше бы ещё немного помолчал.

– И за что ты хочешь меня прибить? – интересуюсь нахально, хотя уже подозреваю, о чём он. Или о ком.

– Ты с ним спишь, – выдаёт отец и это не вопрос. Утверждение.

– С кем?

– Дуру из себя не строй! – повышает голос Король и мне становится некомфортно. – С Шамилем этим спишь! Думаешь, я не знаю? Или забыла, кто твой отец?

Да уж куда тут забыть. Каждый день об этом думаю.

– Великий и ужасный Король, помню, – усмехаюсь я. И тут же огребаю по лицу. Отшатываюсь назад, но отец хватает меня за запястье, больно сжимает.

Я в шоке от того, что поднял на меня руку и не сразу понимаю, что вообще произошло. Доходит лишь когда папа порывисто меня обнимает, впечатывая себе в плечо.

– Дурочка, куда ж тебя занесло, а? Вот зачем, бл… Зачем ты с ним связалась? Этому ублюдку не ты нужна, а мои деньги и возможности. Как ты этого не понимаешь? Он урод! Моральный урод! Ублюдок! От него даже его братья отказались!

Я вырываюсь, отталкивая от себя отца, глотаю слёзы обиды. Он никогда не бил меня. Максимум – мог наорать или запереть дома. Но чтобы поднять руку… Этого никогда.

Больно. Не физически. Пощёчина несильная была. Скорее морально. Унизительно и неприятно.

– Больше никогда не смей поднимать на меня руку! – в голосе всё же звучат нотки обиды и истерики. – И это не твоё дело, с кем я сплю! Ясно? Ты мне почти чужой, я уже давно не твоя маленькая Лерка! – бью наверняка, чтобы он тоже прочувствовал всю прелесть нашего разговора. – Меня теперь по имени отчеству называют! И не потому, что я твоя дочь, а потому, что взрослый, состоявшийся человек! И я всё ещё помню из-за кого убили маму! Так что, не смей приказывать и что-либо запрещать!

Вторая пощёчина отрезвляет, и я судорожно выдыхаю.

– Пап, ты что? Ты совсем уже , что ли?

– Сегодня я выписываюсь из больницы и мы едем домой. Оттуда ты выйдешь только замужней. Выйдешь за того, кого я приведу, поняла? И чтоб без твоих выходок.

Вырывается истерический смешок.

– Пап, ты серьёзно сейчас? Правда считаешь, что стану делать то, чего тебе хочется? Не поздновато ли для перевоспитания? Как по мне, так ты проворонил то золотое время, когда мог меня поставить в угол.