К. С. Петров-Водкин. Жизнь и творчество - Адаскина Наталия Львовна - Страница 49

Обогнув Пелопоннес, «Стура» направилась в Венецию. Отсюда (1 /13.11) написал: «Здесь газеты полны известиями о России, пишут такие ужасы <…> Я страшно доволен этой поездкой и если бы не отклики с родины, был бы еще счастливее…»^[315]

В Италии почти не делал этюдов и зарисовок, но продолжал работать над литературными произведениями. «Здесь кажется все высмотрел и кое-что написал пером». «Работаю только пером…» — заметил в письме к Радищеву^[316].

Посетил Милан, Флоренцию, Рим, Неаполь, на пути в Геную «берегом моря» проехал через Пизу. Предполагал посетить Верону.

16/29 ноября подробно описал в письме матери свои впечатления от Миланского собора^[317] и от Флоренции, куда он прибыл накануне: «Вот я уже в 3-м городе Италии, в прекрасной Флоренции, среди дорогих вечных памятников истории человеческой жизни — столько прошло и проходило народов, событий и крови, а они стоят незыблемо — как самое дорогое и не меняющееся человеческой мысли, они как бы охраняют жизнь своим покоем и светом»^[318].

5/18 января описывает свое пребывание в Риме и планы поездки в Неаполь, намерение побывать на Везувии, в Помпее и на Сицилии. О самом восхождении на Везувий известно лишь из «Пространства Эвклида»^[319]. Ю. А. Русаков в вводной статье к этому изданию указывает, что после выхода книги в печати высказывались сомнения в правдивости описания художником его восхождения на вулкан. Русаков не разделяет таких сомнений и приводит свидетельства в пользу достоверности описания^[320]. В защиту версии Петрова-Водкина выступает и Самохвалов: «…мне кажется грубым и бестактным выступление А. М. Горького, попытавшегося так необоснованно выразить недоверие художнику, заглянувшему в кратер Везувия. А я верю, что он действительно был в кратере вулкана <…> У меня есть <…> основания верить в мужество моего учителя. Но если это даже вымысел, то этот вымысел убедительный и красивый, а художник имеет право на вымысел»^[321].

Сделав остановку в Палермо, он намечал морем добраться до Генуи, а оттуда выехать в Петербург, где должен был быть к 13 февраля для постановки своей пьесы в театре Гайдебурова. В целом этот план был выполнен. По всей видимости, не удалось совершить лишь поездку на юг в Сицилию.

27 января (ст. ст.) Петров-Водкин писал Гайдебурову и Скарской из Неаполя: «Завтра утром выезжаю в Геную. Скоро увидимся. Насмотрелся и надышался морями. Возвращаюсь и займусь делом…», а 13 февраля сообщал им же о переезде в Пизу^[322].

Во время путешествия по Италии художник пребывал в приподнятом, активно-творческом состоянии, стремился как можно больше увидеть: «…так как опять в эти места, знай когда, скоро ли выберешься, то я и хочу объехать побольше, что бы получить полное представление об Италии <…> Если бы было время непременно съездил бы в Африку из Сицилии, ведь я буду в нескольких часах от нее, да видно до следующего раза <…> Так многое хочется сделать и так много надо работать, чтобы дать людям самое хорошее, искреннее, что в тебе есть. И какой это огромный труд, чтоб дать именно то, что вечное, что святое для человеческой души, чтобы не прибавить лишнего сора, грязи, чтоб просветлять веру человека в жизнь и его назначение на земле…»^[323]

24 марта в Петербурге состоялась премьера спектакля по пьесе Петрова-Водкина «Жертвенные», поставленного П. П. Гайдебуровым в Передвижном театре. Первые спектакли шли в Петербурге в помещении Литовского народного дома, где зимой играл Общедоступный театр.

«Жертвенные» были в репертуаре театра два сезона. Исполнители: С. З. Анненский, Б. А. Бухаров, М. Ф. Сычев, В. Д. Резников, П. П. Гайдебуров (в театральных рецензиях сказано, что Гайдебуров играл слепого музыканта Нарского)^[324], В. И. Валентинова, О. М. Плавская, А. А. Брянцев. Спектакль имел отзывы в прессе, в которых его в целом высоко оценивали, отдавая должное таланту молодого драматурга, но порицали за декадентскую невнятность и символисткую напыщенность^[325].

«Пьеса Кузьмы Сергеевича, как и другие его литературные труды, свидетельствуют о незаурядной одаренности. Но до массового зрителя его пьеса не доходила, она была слишком необычной по форме, по своему философскому содержанию, без занимательной внешней интриги. <…> Начинающий драматург наш не владел еще вполне особенностями своего стиля, но стиль этот давил на автора <…> Петров-Водкин в своей пьесе дал яркую характеристику растерянности, распада, даже разложения части интеллигенции того времени. <…> Заключив свою пьесу гимном грозе и буре, автор поставил своих героев как бы сторонними наблюдателями нового революционного подъема, но сам художник не остался пассивен на переломе собственного пути как художник-живописец»^[326].

После первого ощущения успеха автор почувствовал, что публика не понимает его до конца. Он поехал в Вологду^[327], чтобы увидеть реакцию провинции. Спектакль шел в Передвижном театре в обстановке спада революционной волны, его абстрактный гуманизм, трагические и критически-протестующие ноты при всей наивности их социального содержания, по всей видимости, были созвучны духу времени.

«Я получил из Сибири статью, где театр был летом и, несмотря на такое время, он захватил много восторгов»^[328].

В конце апреля или в самом начале мая^[329] приезжает в Париж, где прожил два с половиной года, совершив несколько поездок по Франции, а весной 1907 — путешествие в Северную Африку.

В Париже посещает школу скульптора Филиппо Коларосси, где напряженно занимался рисованием с моделей. На его работах того времени есть пометки: «Коларосси». В этот период интенсивная литературная работа сочеталась с напряженными занятиями живописью и рисунком, причем пластическое творчество постепенно заняло основное место, вытесняя литературу. В мастерской^[330] он сразу же начал работать над картиной, возможно, начатой в России. Еще за год до поездки в Париж 16 июня 1905 он сообщил Л. А. Радищеву: «Пишу очень интересные по задачам четыре панно — это должно быть поэтической философией красок»^[331]. 11 июля уточнил: «…чтобы заручиться заказом, я должен сделать еще один мотив своего первого эскиза, который, к слову сказать, понравился. Недели в две я его, Бог даст, исполню и тогда могу поехать в Париж, где буду писать сии 4 полотна…»^[332] В 1905 в связи с поездкой в Италию и премьерой «Жертвенных» работать над панно не удалось. У нас есть основания предположить, что едва поселившись в Париже, он продолжил начатое ранее в России. «Здесь я работаю в Академии по живописи и пишу у себя картину», — сообщил он 18 мая^[333]. Возможно, этой картиной было панно «Орфей» (частное собрание, Москва). Заканчивал «Звенящий остров»^[334].