Возвращение экспедиционного корпуса (СИ) - Лопатин Георгий - Страница 25

— И где ты хочешь пересидеть все это время?

— Два варианта. Первый — Испания. Но тут тоже все очень ненадежно. Нас скорее всего попробуют разоружить и потом интернируют тоже с голыми руками. Как понимаешь, возвращаться домой без оружия я не собираюсь.

Елена кивнула.

— А второй вариант?

— Сардиния. Итальянцы конечно будут сильно возмущаться, но по большому счету сделать ничего не смогут. Тем более что мы сразу четко дадим знать, что останемся на острове только до конца войны и после заключения мира сразу же отправимся домой. Так что покричат и только.

— Англичане могут попробовать напасть, да и американцы… Остров тогда станет явной ловушкой.

— Могут попробовать, — согласился Михаил. — Но тут уже итальянцы будут сильно против… Потому как если не выразят протеста, то может дойти до того, что потеряют Сардинию и та, объявит независимость.

Сардиния и Сицилия являлись проблемными регионами для Италии так же, как Корсика для Франции, где тлели сильные сепаратистские настроения, и если англичане с американцами начнут боевые действия на Сардинии, что станут сопровождаться сильными разрушениями и потерями среди жителей, а англосаксы миндальничать не станут и примутся ровнять все с землей из всех корабельных стволов, а Рим этому никак не воспротивится, кроме как на словах, то возникнет политический кризис. Нужно это Италии и без того имеющую большие проблемы в северных регионах? Так и развалиться недолго.

— Может тогда в Африку?

— Не…

— Почему?

— Потому что в Африке живут большие злые крокодилы…

— А если серьезно? — невольно фыркнув, спросила Елена.

— Да это все равно что сунуть голову в пасть льву. Африка вся под англичанами и французами. Нас там будут гонять по пустыне, как дворового кошака с привязанной к хвосту банкой злые дети.

— Но остров тоже ловушка… Достаточно будет издалека расстрелять корабли и все.

— Ну, тут как посмотреть… Тут главное взрывчатки побольше надыбать, а еще лучше торпед. И тогда я устрою им Перл-Харбор стоит им только к острову приблизиться…

Климов бодрился, но сам осознавал, что вариант так себе, слабенький, спорный, и если не уберечь транспортный флот, то им и вправду конец, а спрятать на острове негде, бухт подходящих нет.

Лучше конечно до Греции тогда попробовать добраться, там полно подходящих укромных мест… так Турция рядом.

Другое дело, что в пользу плана «переждать до окончания войны» на острове играло то обстоятельство, что он хотел дождаться начала гражданской войны и начать активно «ловить рыбку в мутной воде». А если прибыть в Россию раньше замятни, то солдаты РОДа тут же разбегутся по домам. Ничем их уже не удержишь.

22

Пообщался Михаил и с Николаем Гумилевым за бутылочкой вина. Поговорили о поэзии, но полковник постарался с этой темы при первой же возможности свернуть, потому как не разбирался в теме, и вырулить на политику, чтобы понять, каким взглядам этот прапорщик вообще симпатизирует. А то вроде как монархист.

— Царизм пал и вряд ли уже его можно восстановить самодержавный строй, даже с новой династией. Как вы считаете, какие силы должны встать во главе России?

И тут этот пиит дал жару, сказав в запале:

— Государством должны управлять, поэты и писатели Михаил Антонович! Они не ошибутся и всегда поймут друг друга. Короли, дельцы, плебеи могут вступить в слепой конфликт, но литераторы не ссорятся…

Михаил, услышав сие, что называется выпал в осадок, просто сидел и выпученными глазами смотрел на этого мужчину, что недавно перешагнул «возраст Христа», а ума так и не набрался. Такие мысли возможно уместны для наивных юношей, но никак не тем, у кого уже есть свои дети.

«Ёпсель-мопсель! Да он сумасшедший! — подумал Михаил. — Ну или больной на всю голову утопист. Вот уж кого нельзя ставить во главе государства, так это писателей, особенно подобного толка людей, как этот прости господи, поэт. Но как говорится, нет отбросов, есть кадры. Надо его наставить на путь истинный, может и пригодится еще где…»

Он решил попробовать сделать из Гумилева этакого идеолога, дескать надо только подкинуть ему идею, авось увлечется и сваяет чего дельное. Человек в общем-то неглупый, начитанный, просто с какими-то совсем уж завиральными завихрениями в мозгах. Впрочем, этому времени сие для интеллигенции весьма свойственно.

— Хм-м… — отмер Климов. — Ну по поводу того, что литераторы не ссорятся, тут я бы с вами поспорил Николай Степанович, но не хочу, мне эта тема не интересна. Давайте даже оставим как есть эту идею и предположим, что именно поэты и писатели встанут во главе государства… Но как определить самого достойного? Вот вы — поэт и я — поэт, оба мы поэты. Вот к примеру, кто из нас будет лучше в качестве главы государства? Может выйдем на сцену, соберем народ и устроим поэтическую битву? Станем читать стихи, тут же их придумывая на выбранную жребием тему или еще как… и кому станут аплодировать активнее всего тот и станет главой государства? Вот представьте, что победил поэт, прочитавший стихотворение по про поле, лес и ручеек, как полз по стеблю червячок и бабочка по небу летала и солнце лучиком кого-то согревало… слушатели ладони отбили от полного восторга до онемения аплодируя ему и что он теперь стал правителем страны? Я правильно вас понял?

Гумилев после короткой заливисто засмеялся на это, а потом сказал:

— Я понимаю, что моя идея невозможна. Признаюсь, я не думал на тему, как выбрать достойнейшего. Вот вы сейчас спросили и я понял, что это действительно глупо выбирать правителей из числа стихоплетов… Хороший поэт или писатель не обязательно станет хорошим правителем…

«Ну, по крайней мере не безнадежен», — подумал Михаил даже с каким-то облегчением.

— А как вообще считаете, кто более достоин руководить страной, если исключить из категорий выборки профессии?

— Не знаю… К чему эти вопросы Михаил Антонович?

— Минутку терпения… Вы знакомы с историей Рима? Его становления и упадка, от города-полиса к царству, от царства к республике, от республики к империи…

— В общих чертах, — кивнул Гумилев.

— А заметили, что Рим подлинно процветал в те периоды, когда именно граждане решали судьбу своего государства, но в числе граждан могли состоять только те, кто с оружием в руках защищал его от врагов?

— Хм-м… если посмотреть с этой точки зрения, то да, действительно…

— Ни один правитель не мог начать ненужную простым гражданам войну рискуя слететь со своего поста, возможно даже с летальным для себя исходом скинутыми с него гражданами. И как только от граждан перестало что-то зависеть, правители начали руководствоваться только личными интересами начинай войны по поводу и без, то все покатилось под горку, особенно когда гражданство стало выдаваться по факту рождения и оно превратилось в пустую формальность. Да, внешне все еще имелся лоск богатства, но из граждан уже слепили нищих плебеев-люмпенов, кои требовали лишь хлеба и зрелищ.

— Соглашусь, — кивнул Гумилев после короткой паузы. — Но к чему вы ведете?

— К тому, что к власти нельзя допускать людей, не доказавших на деле, что они могут отвечать за свои слова. Вот взять, к примеру вас Николай Степанович.

— Хм-м… Меня?

— Да, вас. Сколько поэтов в начале войны писало восторженного плана патриотические стихи и говорило, что да, надо воевать за Родину за Ст… за императора… десятки если не сотни. Но сколько в реальности из них пошло служить и рисковать своей головой?

— Да… действительно… я знаю еще одного…

— Вот и получается, что из всей писательской братии, кою вы не так давно прочили в правители, только вы и еще один поэт ответили за свои слова и пошли служить в армию. И только вы с тем вторым из всей писательской и поэтической братии получили право стать во главе государства, потому что защищали его с оружием в руках. Вы — полноправный гражданин, только вы можете избирать и быть избранными теми, кто так же защищал свою страну от врага с оружием в руках.