Киндер-сюрприз для декана (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" - Страница 31

А я еще некоторое время лежу и пытаюсь избавиться от этого совершенно необъяснимого чувства посасывания под ложечкой.

– Я ни в чем не виновата, – говорю один раз, второй, третий, но даже звучание собственного голоса никак не истребляет неприятного ощущения.

Может, это психосоматика какая?

Я однозначно не прорабатывала вопрос принятия собственного стрип-прошлого, а ведь я, без сомнений, этого стыжусь… Может, что-то из тех воспоминаний сцепилось у меня в уме с Ройхом? И вот сейчас лезет на свет?

Сочтя версию верибельной, я слегка успокаиваюсь – в конце концов, хуже нет саму себя подозревать в небезразличии к бывшему, да еще и такому мудаку неуемному.

Выбираюсь из кровати, отстраивая в уме маршрут сегодняшнего дня. Хочется, разумеется, успеть даже больше, чем хочется, но тут уж что толку. Хоть бы до мастерской добраться удалось, хоть бы Вениамин Никанорович смог собрать пострадавшую от моей разрушительной Конфетки шкатулку.

Уж больно жалко и её – и мальчишку, у которого без этой шкатулки мир по швам затрещал.

Черт, у меня кстати тоже был такой артефакт от папы. Вечный мой ноут, многострадальный. Забытый мной в общаге и пущенный, видимо, бывшими однокурсниками в великий студенческий общак.

– Карамелька, – я тяну нараспев, заглядывая в детскую. Прошлой ночью Кара ужасно поздно заснула и слегка температурила после прививки – мне беспокойно сейчас, как-то она переносит инъекцию…

Переносит она её… Бурно!

– Мама! – радостно взвизгивает Каро, правда я уже почти её не слышу. Глазам моим представляется яркая цветастая картина. Фломастерами. Прямо на стене. Ох, блин, а мы ведь только в прошлом месяце переклеили тут обои. И вот! Снова проснулась в крови Кары бешеная вольная художница.

– Мама, пути! – взвизгивает Кара, когда я беру её подмышку и несу вот так прямо в ванную.

– Купаться! – категорично откликаюсь я.

– Тифон, – звонко восклицает Каролинка, явно пытаясь меня отвлечь, но я не даюсь таким вот наивным провокациям.

На звонок меня и вправду очень просто отвлечь. А Каро за телефон может даже бибиканье машин за окном и писк микроволновки принять.

Впрочем в этот раз Карамель не ошибается. Мне все-таки звонят. Только я об этом узнаю полчаса спустя. Когда моя малышка начинает скрипеть под пальцами и пропитывается мягким молочным запахом детского мыла.

Я не люблю перезванивать по незнакомым номерам.

Сказывается привычка из прошлого, когда каждый незнакомый номер оказывался новой попыткой Вовчика меня достать. А не его самого – так его кредиторов.

Другое дело, что от старых привычек пора отвыкать. Вовчик умудрился напрыгать аж на строгий режим, и ближайшие тринадцать лет я могу о нем не думать даже! Хотя лет через десять все-таки стоит начать напрягаться, ибо что-то я не верю, что этого горбатого исправит хоть что-то кроме могилы…

И все-таки номер телефона вроде городской, на спам не похож, можно и перезвонить…

– Травматология, слушаю вас, – довольно усталый для утра голос с той стороны трубки перебивает очередной гудок в моем телефоне. Я уже не особенно и рассчитывала на ответ, отвлеклась, чтобы застегнуть Карамельке сандалетки на лодыжках и в итоге вынуждена сначала осознать, что именно услышала, а потом – с какой собственно целью я беспокою занятого человека.

Травматология?

– Мне звонили с этого номера десять минут назад, – говорю, а сама изо всех сил не запускаю в голове цепочку негативных ассоциаций.

Я разговаривала с Киром сорок минут назад. И он был жив и цел в пределах моей видимости. Так быстро даже в столицах до травматологий не оформляются. Мама? Боже, вот надо было не слушать её и поехать в этот гребаный санаторий вместе с ней. Тогда…

– Да, да, звоню по поводу вашей сестры, Виолетты Ивановой…

– Какой еще… – вопрос о происхождении неведомой сестры глохнет у меня в горле в зародыше.

Есть вещи, которые врезаются в память. Вечера, которые хранятся в памяти как самое ценное сокровище. Когда глупые наивные золотые девочки валяются на диване, рисуют золотым лаком черепа на черных ногтях и пялятся в свеженькую анимешечку.

«Вай… Это по-нашему Виолетта, да?»

«А фамилия у тебя лучше. Лучше и не спорь. Вот не повезло бы тебе – родилась бы Капустиной»

– Что с ней случилось? – я пытаюсь говорить спокойно, но голос быстро взвинчивается в нервную зону.

– Да вот случилось! – укоризненно откликаются с того конца провода. – Что же вы, Катя, сестру на вокзале не встретили? Привезли её всю избитую позавчера. Только сегодня она в себя пришла, номер ваш дала.

– Избитую? – повторяю ошалело.

Господи, Капустина, а мне ведь когда-то казалось, что ты самый фартовый человек на свете. Какому черту ты продала свою удачу? Почему так задешево?

– Она сейчас в сознании? К ней можно?

– К ней нужно, – категорично громыхает медсестра, – вещички сестре привезите. Она на пару недель к нам влетела, а у неё даже полотенца своего нет. И ложки тоже.

Ох, ну точно. Государственные больнички. Те самые, безнадежные, в которые со своей туалетной бумагой и утками приезжать надо.

– Диктуйте адрес, – выдыхаю я, благословляя тот день, когда «на всякий случай» распихала по всем углам своей квартиры блокноты и ручки. Чтобы если озарит внезапной идеей для книги – было куда записать.

Озарять правда стало более изощренно, там, где блокнотов и близко нет, но вот в таких бытовых вопросах мои заначки пригождались уже не в первый раз.

Мда, маршрут мой стал еще веселее, чем был до этого. И если моя няня не придет в течение ближайших получаса – меня, наверное, хватит удар.

– Кря-кря-кря-кря…

Карамелька на своем стульчике заливается хохотом, заслышав этот звонок.

Господи боже, доверила настраивать звонок Киру, он поставил «сигнал» по приколу, и вот, здравствуйте. Крякалку оставили уже потому, что она дарит столько положительных эмоций моей девочке.

– Извините, Катя, я задержалась, – Елена Максимовна виновато мне улыбается вместо приветствие, – о, вы уже одетые. Каролина готова гулять?

– Гуять, гуять, – с готовностью откликается Каролинка, – и качаться.

– Ну конечно, как можно гулять и не покачаться?

Их голоса сначала оказываются за дверью, потом потихоньку удаляются в сторону лифта. Я забиваю на то, что уже обулась, и вихрем проношусь по квартире, сгребая в спортивную сумку все, что может пригодиться в больнице.

Не забыть бы чего…

О, шкатулку, конечно! Мастерская по ремонту как раз напротив метро.

Выхожу из квартиры с четким ощущением, что я что-то забыла. Мысленно перебираю вещи в сумке. Да нет, все же, все!

Нет!

Мысль озаряет меня ровно в тот момент, когда передо мной разъезжаются двери лифта. Вовремя, но хоть когда-то!

Все-таки я осознаю, что меня беспокоило все это время.

Елене Максимовне пятьдесят восемь. Она интеллигентнейшая женщина, бывшая скрипачка и учительница французского. Я выбирала её за характер и за внешнее легкое сходство с моей мамой. Каро её обожала и считала второй бабушкой.

Но что может противопоставить вторая бабушка высоченному молодому лосю, который уже двенадцать лет не расстается с клюшкой?

И ведь Герасимов видел мою Каро, в лицо её знает! Захочет навредить – навредит. И меня рядом не будет.

Осознаю и отчаянно стискиваю зубы. Потому что выход я вижу на данный момент один, и он просто не может мне нравится.

Катя, это только для безопасности Карамельки.

Для безопасности.

Для безопасности!

И все же к черной двери квартиры напротив я себя практически толкаю. И нажимаю на кнопку звонка с ощущением, будто это не лунная соната из-за двери доносится, а пыточное заклятие выворачивает меня наизнанку.

Не хочу его ни о чем просить. Не хочу. Но какой у меня выбор? Я еще на прошлой неделе обещала завезти документы в универ. Да и Яков Петрович говорил, что у него для ремонта шкатулки только пара дней и будет, потом он собрался дочь навестить в солнечном Иерусалиме.