Однажды под Новый год, или Кто такие Монстры (СИ) - Кариди Екатерина - Страница 19

Выехал. А дороги-то еще те, их затрясло по колдобинам и ухабам.

- Да лучше бы на тракторе поехали! - сквозь зубы ругался Гриша.

В конце концов притерпелись и даже умудрились бы проспать почти всю дорогу до райцентра. Если бы не поломка в дороге. В общем, пришлось вылезать, толкать. Потом снова ехать.

***

А в деревне Большие Овраги в это время народ готовился праздновать. Делать-то нечего. Пока Григорий с Ниной не вернутся, предпринимать ничего нельзя. Координационный совет постановил устроить на Рождество дискотеку в клубе. Было у них ветхое неотапливаемое строение на отшибе села. Осталось с тех времен, когда совхоз «Большие Овраги» еще сдавал урожай государству. Без сугреву там, конечно, никак, но сугрев предполагался.

Народ, естественно, начал подтягиваться.

Баба Клава долго сомневалась: идти - не идти? А если идти, с кем этого членовредителя оставить? Потом решила:

- Со мной пойдешь.

И стала объяснять, что будет дискотека. Но если он...

Поэт понял только одно: будут танцы. Танцы он любил. А еще поэт любил раскрашиваться. Ну, посудите сами, какие танцы без раскраски? Но когда он только собрался развернуться в полную силу, баба Клава показала ему метлу и сказала:

- Голым в клуб нельзя. Холодно там, простынешь, ирод.

Он пытался возражать, но против метлы не попрешь. Пришлось ограничиться раскраской лица подручными средствами, и то аккуратно.

«И черт с вами. Буду один красивый, - думал поэт, молча вышагивая рядом с бабой Клавой. - Странный народ, совсем не умеют веселиться».

Однако насчет умения веселиться мнение его очень быстро изменилось. Особенно когда ему под шумок налили согревающего.

До этого поэт пробовал только перебродившие ягоды, а тут чистейший самогон тройной перегонки, прозрачный как слеза и крепкий как ракетное топливо. Сначала он думал, что проглотил дикобраза и иглы пошли через нос и вонзились в глаза. А потом стало так хорошо, что поэта уже ничто не могло остановить от исполнения матерных частушек.

Он просто запел. С жутким акцентом и подвыванием, но понятно.

Ты не жми меня к берёзе, Не целуй меня взасос. У меня гипертония И хронический понос.

- Ох, ты ж! - ахнула баба Клава, хлопая себя по бокам и оглядываясь. - Какая сволочь налила ироду?!

Никто, разумеется, не сознался, а поэт, удирая от нее кругами, уже выводил новую частушку:

Как у нашего Никитки *** к ноге примотан ниткой. Стоит и матюгается - Нога не опускается!

А дальше пошло еще веселее, когда ему подпевать стали. Пошла в пляс молодежь, только пол дрожал. Метлы он, конечно же, выхватил, но ему уже было ничего не страшно.

Вечер удался. А к поэту теперь прилипло имя Никитка.

***

Утро...

В общем, утро пришло.

И как раз утром автобус дополз до райцентра и зарулил на автостанцию.

Помятые и скособоченные пассажиры вываливались на остановку, а потом дружно плелись в один из ближайших чипков, которыми была облеплена райцентровая автостанция, за пирожками и чаем. А кто и за чем-нибудь покрепче.

Предстояло убить еще два часа с лишним, пока подадут автобус до следующего райцентра. А оттуда до города... Два локтя по карте - считай, рукой подать.

Но эти два часа надо было как-то убить, а погода портилась, основательно мело и морозило. Оставалось разве что забиться в продуваемый всеми ветрами зал ожидания. И там «пережидать».

Народу в зал ожидания набилось много, места сидячие, естественно, были мгновенно заняты разнообразными тетками и старушками. Какой-то мужик лет шестидесяти пяти пытался пристроиться на сидячее место рядом с толстой теткой с баулами, так его быстро окрестили алкашом, извращенцем и развратником. Мужик пытался доказывать, что он семейный человек и у него гипертония и хроническая язва, за что был обозван мошенником и инфоцыганом.

Кончилось тем, что мужик с досады побрел в чипок и для согрева и возвращения душевного равновесия принял на грудь двести грамм. После чего он вернулся в зал, нагло уселся рядом с той теткой, дыхнул на нее алкогольным выхлопом и выдал:

- Подвинься, красавица.

Через минуту он храпел на ее пухлом плече, а тетка ревниво зыркала по сторонам, оберегая его сон.

Наблюдать за всем этим было, конечно, забавно и познавательно. И Грише-то самому было бы пофиг, плевать, что на ногах приходилось стоять. Но он же видел, что Нина никакая, едва держится. Он прижал ее к себе и шепнул:

- Обопрись на меня. Хочешь, поспи? А я подержу тебя на руках?

- Ты что? - Нина стала отнекиваться, а у самой глаза сонные, маленькие.

- Нина, - рыкнул он.

- Ничего, сейчас автобус подадут, - выдохнула она, прикрывая глаза. - Там и буду спать.

Но автобус не подали по расписанию, опять поломка. К тому же прогноз пришел такой, что кранты. Метель, снегопад. Короче, сегодня транспорта не будет, никто не поедет в ночь. Только завтра с утра.

Тут уж Григорий не выдержал.

- Пойдем в гостиницу! Хоть выспимся нормально!

- Гриш... - Нина тут же покраснела как рак и отвела глаза.

А Гриша понял, что ему, кажется, светит.

Конечно, гостиницу с номером для новобрачных надо было еще найти. Но если мужику (точнее, тираннозавру) надо, он из шкуры вывернется.

Номер для новобрачных он нашел. На самом деле, двухкомнатный полулюкс с душем. Но сам факт. И даже свечи и цветы. И шампанское.

Это был их первый раз. По-настоящему романтичный. Потом все, конечно же, сорвалось в дикий шторм и было совсем как в тех женских романах, которые Нина читала когда-то. Потом, потягиваясь всем своим разомлевшим от ласк телом и прикрыв глаза, она выдала:

- Знаешь, Гриш, а я изменщица.

- Что? - открыл глаза мужик, выныривая из блаженного состояния.

Она хихикнула:

- Еще с Витьком не развелась, а уже за тебя замуж вышла.

- Ну! - многозначительно выдал мужик. - Мы это быстро поправим!

- Угу... - она зарылась пальчиками в густую поросль кудрявых черных волос на его груди и легко вздохнула. - Все-таки лучше бы мы с тобой поехали на тракторе. Он и проходимее, и теплее, и если что, там можно было заночевать в пути.

- Ага! - хохотнул Гриша. - А еще у меня там сидения откидываются и можно это... Кхм. Мне часто говорили...

- И кто тебе это говорил?

Он не успел уловить момент, когда она из расслабленной девчонки превратилась в грозную тираннозавриху.

- Э! Э! - подкинулся Гриша. Уже понимая, что чуть не сморозил кошмарнейшую глупость. - Я здесь ни при чем! Мне Игнат говорил!

Секунду она молчала, кусая розовые губки, потом выдала:

- Да? - Запахнулась в халат и удрала в душ.

Это было приглашение? Мужик так и понял.

***

А у поэта Никитки утро началось после полудня. Когда парни-холостяки, с которыми он вчера на дискотеке принимал согревающее, пришли лечить его от похмелья.

Услыхав под своими окнами топтание и негромкий свист, баба Клава отреагировала немедленно. В первую очередь рука потянулась к метле, и только потом она отперла дверь и вышла из сеней.

- Чего пришли? - спросила грозно.

Все четверо уставились на нее.

- Так мы это... - проговорил один и показал бутылку самогона.

- Так! Быстро пошли отсюда. Нечего мне спаивать подопечного монстра.

- Да какой он монстр? Нормальный мужик, правильной ориентации, идеологически выдержанный, - приводил доводы другой, опасливо косясь на метлу.

- Чего? Кыш отсюда. Болеет он.

- Так мы лечить.

- Я вам покажу лечить, ироды!

И пошла на них с метлой наперевес.

Пока она возмущалась, в окне возник измученный похмельем поэт. Которому в страшных снах снилось, что шаман его садистски пытает, сжимает голову обручем, а голова почему-то пухнет и пухнет. Сейчас у него болела голова так, что, казалось, продолжается тот сон. А еще ему хотелось сразу и в туалет, и курить. И тут он увидел в окне ребят-холостяков, с которыми вчера пил.