Повелитель желания - Джордан Николь - Страница 29

• Предыдущая
• 29/94
• Следующая

– Нет… – прошептала она.

Джафар невесело улыбнулся.

– В каком невежестве воспитывают вас, английских леди! Вы даже не способны распознать желание, которое испытываете к мужчине!

Алисон, всхлипывая, вырвалась из объятий Джафара. Будь она меньше расстроена, наверное, удивилась бы, что он так легко ее отпустил, но в этот момент могла думать лишь о том, что наделала, как позволила обращаться с собой.

Как она сумела так легко забыть Эрве? Предать его? Боже, она ведь даже собиралась стать его женой! Эрве отдал ей любовь, доверие, а она, забыв обо всем, отдается ласкам другого мужчины, да еще грязного дикаря к тому же!

Желая лишь одного – бежать, скрыться, Алисон начала лихорадочно рыться в груде одежды в поисках плаща, чтобы скрыть наготу. Наконец она отыскала широкое вышитое платье, натянула его, судорожно стягивая края выреза, и лишь потом скованно, настороженно обернулась к Джафару.

Лицо бербера ничего не выражало; только презрительный изгиб губ говорил о неудовлетворенном желании.

– Мадемуазель, вам нет необходимости столь доблестно защищать свою добродетель.

– Нет? Значит, мне остается только покорно смириться с насилием?

Джафар беззаботно пожал плечами.

– Если хорошенько подумаешь, сразу поймешь: твоя репутация уже погублена в глазах общества только лишь потому, что ты была похищена дикарем-арабом. Все это время ты жила в моем лагере, делила со мной постель, и уже одного этого достаточно, чтобы вынести тебе приговор.

– Это не так, – упрямо возразила Алисон, но голос предательски дрогнул.

– Разве? Думаешь, мне не знакома мораль твоего класса? И неужели действительно веришь, что твой француз захочет тебя сейчас, после того, как ты узнала мои поцелуи? Что он по-прежнему согласится взять тебя в жены?

– Эрве все равно, целовал ты меня или нет! – воскликнула она, хотя вовсе не была уверена в своей правоте.

Голос Джафара, как и его тон, стал ледяным.

– Если бы я захотел взять тебя… положить на постель, вонзиться в сладостное местечко между твоими нежными бедрами… вряд ли ему понравилось бы такое. Вряд ли. Ни один цивилизованный европеец, включая твоего полковника, не подумает жениться на тебе.

Алисон не сводила с Джафара потрясенных глаз. Прошло несколько мгновений, прежде чем она пришла в себя настолько, чтобы угроза насилия вынудила выдавить несколько слов из пересохшей глотки.

– Нет… неправда. Эрве не покинет меня.

– О, Бурмон, несомненно, придет за тобой. Этого требует его честь. Но, если ему удастся вернуть тебе свободу, ты для него будешь значить не больше грязной тряпки. Он просто брезгливо отбросит тебя, как ненужную вещь.

– Т-ты ошибаешься. Эрве любит меня. Ему все равно даже… даже если ты меня погубишь.

Джафар лишь недоверчиво поднял брови. Алисон, сцепив дрожащие руки, ответила ему вызывающим взглядом.

Джафар против воли ощутил что-то похожее на восхищение. Она смертельно боялась, но все же находила в себе силы сопротивляться. Неразумно храбрая… настолько, чтобы посметь бороться с ним, отказать в том, чего он желал. А он желал ее, желал с безумной страстью, с голодным отчаянием, удивлявшим его самого. Однако в нем еще осталось достаточно цивилизованности и европейского воспитания, чтобы дождаться, пока она придет к нему добровольно.

Джафар, цинично усмехнувшись, покачал головой. Будь на его месте любой из предков, он не остановился бы лишь потому, что девушка запротестовала, сделал бы ее рабыней, вынудил бы исполнять каждый каприз, использовал бы прекрасное тело для чувственных удовольствий… своих и ее. Он не остановился бы перед насилием.

И по племенным законам он имеет все права пойти на такое, поскольку честь требует отомстить врагу, полковнику де Бурмону. Только, похищая Алисон, он вовсе не намеревался прибегать к насилию. Его ненависть и жажда мщения не распространялись на испуганных девственниц. Она была нетронутой, наивной девушкой, и, как бы ни бушевала в нем свирепая берберская кровь, он не мог взять невинность Алисон без ее согласия.

Однако это еще не значило, будто он не сделает все, что в его силах, лишь бы добиться этого согласия.

– Думаю, – мягко сказал он, – что ты переоцениваешь терпимость полковника. Будь ты моей невестой, я убил бы всякого, кто коснется тебя.

– Твоей невестой?! – уничтожающе фыркнула Алисон.

– Благодарение Богу, этому в жизни не бывать! – На этот раз он улыбнулся, весело, с искренней теплотой. – Очевидно, ни один мужчина не пробудил твоих желаний, ma belle. Ты ничего не знаешь о восторгах плоти, иначе не отказалась бы так легко от моих ласк.

Такая дерзость потрясла ее.

– Ты, наглый дикарь! Я смогла бы вынести твои ласки только, если бы ты принудил меня!

– О, ты еще станешь моей, дорогая, и по доброй воле.

Он говорил небрежно, почти задумчиво, но Алисон испытывала ужасное предчувствие, что он говорит правду.

– Ты придешь ко мне и покоришься, сама, без принуждения.

Девушка стиснула кулаки. Ярость, нерассуждающая, слепящая, сотрясала ее.

– Да ты просто безумен! Я никогда не покорюсь тебе!

– Ошибаешься, милая. Ты назовешь меня господином и возлюбленным. И не вернешься к де Бурмону девственницей.

Мягкая настойчивость в голосе лишила ее дара речи.

– И ты узнаешь наслаждение моими ласками, – тихо добавил он.

Его взгляд удерживал ее на месте с почти непреодолимой силой. Не давая ей отвернуться, он медленно сокращал расстояние между ними.

– Я намереваюсь приручить тебя нежностью, моя свирепая тигрица, и ты ответишь мне той жгучей страстью, на которую способна.

Он намеренно расчетливым жестом поднял руку к ее груди.

– Не смей! – Она порывисто отстранилась, словно от ожога. – Мне не нужна твоя нежность! Ты никогда не заставишь меня склонить перед тобой голову!

– Ты так думаешь? – Его взгляд скользнул по ее телу, остановился с надменной властностью на мягких округлостях грудей, скрытых дорогой тканью платья. – Уверяю, ты ошибаешься. Придет день, когда ты будешь молить меня о ласках…

И, спокойно усмехнувшись, снова дотронулся до острого камешка соска.

Алисон поспешно закусила губу, чтобы заглушить едва не сорвавшийся с губ стон, однако не смогла скрыть предательского румянца на щеках и дрожи, сотрясшей тело.

Джафар тихо хрипловато рассмеялся, и по спине Алисон пробежало мгновенное пламя возбужденного желания.

– О, да, моя маленькая тигрица, веришь ты или нет, но мы будем любовниками.

Он в последний раз обвел глазами стройную фигурку, прежде чем повернуться и покинуть комнату. Алисон глядела ему вслед, искренне жалея, что промахнулась в тот день и прострелила ему руку, а не сердце.

После ухода Джафара девушка долго стояла, не шевелясь, вздрагивая от страха и возбуждения.

– Мы будем любовниками… Ты не вернешься к де Бурмону девственницей…

Угрожающие слова снова и снова звучали в голове, создавая живые эротические картинки, от которых она не могла избавиться.

Вот она лежит обнаженная в объятиях Джафара, их ноги сплетены, тела слились, и он учит ее страсти, о которой она не могла и мечтать.

Алисон упрямо смежила веки, чтобы изгнать ужасные видения, но в ноздрях по-прежнему стоял его терпкий запах, а на губах остался вкус его губ.

Пробормотав проклятие, Алисон обхватила себя руками, вне себя от гнева на него, полная отвращения к себе, познавшая, однако, постыдное, не изведанное ранее возбуждение.

Мы будем любовниками.

Дерзкое предсказание неотступно преследовало Алисон, как бы отчаянно она ни пыталась выбросить его из головы. К ужасу девушки, случившееся только что в спальне привело ее в смятение, потрясло настолько, что она почти не владела собой. Ни один мужчина не осмелился так целовать ее. Ни один мужчина не сжимал ее в объятиях, не вынуждал страстно откликаться на ласки. Ни один мужчина не требовал покориться его желаниям, не клялся заставить по собственной воле отдаться ему, испытывать наслаждение при одном его прикосновении.

• Предыдущая
• 29/94
• Следующая