Реальность Тардис - Ершова Алёна - Страница 12

– Гена, – вклинился товарищ, протягивая ей руку. Парень занимался в клубе с осени, тренировался хорошо, но к пошиву одежды и к изготовлению доспеха не приступал. У нас таких тусовщиками называют. Этот еще и эзотерикой увлекался, Блавацкую читал. Нет, понятно, молодость. Я и сам в юности такое выкидывал порой, что сейчас стыдно, но у него в голове полный кавардак.

Девушка тем временем незаметно прикрыла глаза и, кажется, мысленно досчитала до десяти, потом кивнула, улыбнулась и представилась:

– Алиса.

Что тут началось! Каждый называл свое имя, тянул руку. Думается мне, что запомнить в этой какофонии имена было невозможно. Поэтому я решил пока промолчать. Тем не менее, когда гул спал, девушка опять повернулась ко мне и спросила:

– А Вас как зовут?

– Владимир.

– Очень приятно, – ответила она, а потом как бы встрепенулась. – Ой, я вот еще с каким вопросом пришла. Скажите, из вас кто-то с деревом умеет работать?

И снова меня посетило чувство, что ответ собеседница знает наперед. Уж очень хитро она на меня посмотрела при этом. Или мне показалось? С деревом я, действительно, умел работать.

Школу я закончил аккурат в середине девяностых. Голод, холод, разруха. Жил я без отца, воспитывали меня мама и бабушка. И я понимал, что идти в институт или техникум и еще на три – пять лет садиться на шею близким людям я не имею никакого права. Для начала ушел в армию – всяко минус рот – уже хорошо. Вернулся и устроился рабочим на кладбище. Просто работы не было вообще никакой, а там крепкие ребята, умеющие держать лопату, нужны всегда. Потом позвали работать в столярку. Согласился. Остался. Поначалу, потому что просто было тепло, и запах деревянной стружки отдавал уютом, чистым деревянным домом. Потом втянулся, научился. Работа мне нравилась. И я не жалею, что не отношусь к так называемому офисному планктону. Да, и ребята никогда не попрекали отсутствием образования. Благо, дома была большая библиотека, а у меня – время и желание читать, поэтому деревенщиной я на их фоне не выглядел.

– Ну, я немного в деревяшках разбираюсь, – ответил этой хитрюге.

– Тут такое дело, – девушка полезла в рюкзак и достала оттуда странного вида палку, – у меня шатун от прялки сломался.

Среди ребят послышались смешки. Да, слово странное, не спорю. Мельком глянул на Алису, не обиделась ли. Но с той, как с гуся вода. Протянула мне палку.

– Береза, – по привычке определил я вид дерева.

– Угу, вот тут откололось. Можно и подклеить, но на эту деталь большая нагрузка при вращении колеса приходится, может опять сломаться, так что думаю, лучше такую же выпилить. Сможете? Я заплачу, или бартером. Как хотите! – выпалила она.

В образовавшейся тишине Надя спросила:

– Ты прясть умеешь?

– Умею. И на веретене, и на прялке. Еще ткать умею, но станка пока нет, а на раме муторно.

– Бартер – это хорошо, – согласился я на замену шатуна. Работы – то там на час! Что ты предлагаешь?

– Носки могу связать иглой, – сориентировалась она.

– Почему иглой? – удивился Дима.

– Потому что на Руси иглой вязали. В Европе, кстати, тоже, но века до одиннадцатого, потом на спицы перешли. А у нас вплоть до девятнадцатого века можно вещи встретить, игольной вязкой выполненные. Вы же Русь делаете?

– Русь, – ответил я, припоминая, что назвал только имя, но не реконструируемый регион. – Как догадалась?

– Типаж подходящий, вот и предположила, – нисколько не смутилась Алиса. – А век какой?

– Шестнадцатый.

– А вот это неожиданно… – пробормотала она.

– Какой ценный новобранец нам достался! – встряла Надя.

– Ладно, давай носки, хотя жалко: их же из сапог и видно-то не будет, – добавил я.

– Хорошо, спасибо. Когда забрать можно?

– Да через неделю и заберешь. Приходи. Нам такие бойкие нужны.

– Приду, – пообещала Алиса. Попрощалась со всеми и ушла.

– Даа, – рассмеялся Дима, глядя ей вслед. – Бойтесь исполнения своих желаний! Мелкая, а какая резвая. Ладно, посмотрим, что дальше будет. А в клуб ты ее правильно позвал.

Алиса Беляева

В автобусе я ехала в состоянии эйфории. Было такое чувство, словно вернулась после долгого пути в дом, где тепло и уютно. Ребята, еще такие молодые, веселые, полные энтузиазма, идей. У них, нет, у нас, еще все впереди, такой путь еще не пройден. Мне всегда было хорошо, комфортно в этом коллективе. Да, первые годы было сложно, обидно. У меня не получалась боёвка. Я была слишком слабая, слишком мелкая, слишком худая, чтобы побеждать на турнирах. Когда на тебе доспех весом как парашют с запаской, плюс щит, меч – попробуй три минуты попляши в круге, отбивая удары и нанося их. Из-за этого меня не воспринимали всерьез, два года не брали в клуб, я плакала, но упорно ходила на тренировки. Потом решила уйти из клуба, самостоятельно съездила на два западных фестиваля. Поняла, что можно развивать быт и ремесла. Вернулась в клуб, начала двигать рукоделие, но очередная веха: «Дмитровский штурм» – мероприятие на западе, где в ходе бугурта серьезно пострадали бойцы, а после раскол нашего клуба на тех, кто хотел биться: сильно, больно, жестко. И на тех, кто хотел правильной реконструкции, в деталях и мелочах. Естественно, я осталась со вторыми. Но спортзал, клубное помещение и мастерская были у тех, кто хотел жесткого фехтования в доспехах. Пришлось с нуля организовывать клуб. Думаю, Владимир тогда ночами не спал, решал, что нам дальше делать и как закрепиться и существовать дальше. Удивительно, помощь неожиданно пришла от сестры и ее друзей-экстремалов. Нам предложили помещение в постоянно затапливаемом подвале центра военно-патриотического воспитания молодежи…

Заснув, я чуть не проспала остановку. Выскочила в самый последний момент. Да, подзадержалась я в центре, а еще надо устные уроки повторить, да и поспать бы. На ходу засыпаю.

Дома родители засыпали вопросами, как свидание. Ответу о том, что это не свидание, а помощь однокласснику в спасении абонемента, не поверили. Что ж, я бы тоже не поверила. Наверное.

В школе занятия шли своим чередом. Я с переменным успехом отвечала, выполняла нужные задания. По большинству предметов достаточно хорошо и развернуто. Интересно, но некоторые учителя, даже получив полный ответ с дополнительными примерами, скупились на адекватные оценки. Вообще меня этот вопрос мало интересовал. Уже в магистратуре ко мне пришло понимание, что оценивание результата – это лишь отражение знаний. И зачастую с преподавателями билась не за баллы, а за разъяснение непонятной темы. Не боялась рассуждать, спорить. Безусловно признавая авторитет, я позволяла себе сомневаться. Школьная программа такой возможности не давала. Параграфы в устных предметах словно набор интересных историй, чаще всего даже не вытекающих одна из другой. Я же, научившись отвечать, понимая логическую последовательность причинно-следственных связей, решила на пересказ историй не перестраиваться. Как по мне, то такие ответы выглядели на голову выше пересказанных параграфов. Однако не всех такой расклад устраивал. Так, на уроке по биологии, не дослушав мой ответ, учитель меня посадила с ремаркой «рассказываешь не по параграфу» и с оценкой «три». Эта тройка настолько, по моему мнению, контрастировала с уровнем ответа, что я не выдержала и после урока подошла к учителю с вопросом «почему?», на что мне ответили: «А тебе какая разница, экзамен-то не сдаешь». ЕГЭ по биологии я, действительно, не сдавала, но все равно это было настолько несправедливо, что я на некоторое время встала в ступор. И вот передо мной возникла дилемма: отстаивать свое право на адекватную оценку по непрофильному предмету и, скорее всего, портить отношение с учителем или проглотить и проигнорировать, зная, что знания мои гораздо выше, чем поставленная оценка. Более того, в классе было не принято «выпрашивать» себе пятерки, это считалось недостойным и негласно осуждалось. Тем не менее, я рассудила, что для учителя не должно быть разницы, сдаю я ЕГЭ по предмету или нет: оценивать нужно по знаниям. О чем я и попыталась донести в крайне вежливой, но твердой форме. В результате мне молча дали тест ЕГЭ из уровня «А» и прям на перемене сказали порешать. Решила. За перемену. Сделала две ошибки. Учитель молча взяла дневник и поставила за урок «отлично». Что это было, я так и не поняла. Наверное, маленькая победа.