Символы распада - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 11
- Предыдущая
- 11/79
- Следующая
А ведь как было бы хорошо, если бы удалось возложить ответственность на военных или на ученых, которые забрали два заряда в лабораторию для проведения испытаний. Такой вывод устроил бы всех, но в таком случае следовало предъявить заряды, а их нигде не было. За прошедшие два дня Машков мобилизовал всех сотрудников и проверил каждую комнату, каждую лабораторию, каждый закоулок. Вывод оказался неутешительным – зарядов нигде не нашли. Просто невероятно, но их нигде не было. И поэтому все сидели угрюмые, мрачные, за исключением ученых: те были поражены не столько исчезновением зарядов, сколько самой возможностью похищения ЯЗОРДов из столь хорошо охраняемого Центра.
– Значит, мы должны исходить из того, что два заряда уже покинули Центр, – подвел итог неутешительному совещанию Земсков, понимая, что озвучивает собственный приговор.
– Да, – безжалостно подтвердил Добровольский, – мы нигде не смогли найти следов исчезнувших зарядов, а это может означать самое худшее...
Он замолчал, растерянно оглядывая собравшихся.
– Но это невероятно, – сказал он в заключение, – даже на записи видно, что за последний месяц никто и ничего оттуда не выносил. Как они могли исчезнуть, я просто не понимаю.
– Запись мы сейчас отправили на экспертизу, – пояснил Машков генералу Земскову. – У меня подозрение, что запись подделана. Пока не знаю, каким образом, но подделана.
– Давайте с самого начала, – мрачно произнес Земсков.
Он знал, что их беседа фиксируется и еще много раз будет проверяться и перепроверяться, перед тем как они примут окончательное решение. Значит, нужно опросить всех, постаравшись переложить хотя бы часть ответственности и на них.
– Господин Миткин, – обратился он к прокурору, – если можно, начнем с вас. Расскажите, на чем были основаны ваши подозрения по поводу убийства двух молодых ученых.
– Да, конечно, – поднялся длинный, худощавый Миткин, – только не называйте меня господином. Мне больше нравится старое обращение «товарищ». Но это к слову. Дело в том, что следователь, выезжавший на место происшествия совместно с работниками ФСБ, провел расследование по всей форме. Были опрошены свидетели, составлены протоколы, удалось даже провести патологоанатомическое обследование трупов, у нас ведь очень неплохая медицинская лаборатория. Но меня смутило другое. Следы на дороге. Внезапное резкое торможение и уход машины в сторону, как бывает, когда машина неожиданно перестает слушаться водителя. Причем даже не руль, а именно правое переднее колесо, которое резко вильнуло в сторону, как раз на повороте. У меня уже был однажды такой случай в Иркутске, когда я там работал. Только тогда шина была старая, и она лопнула, а автомобиль, ударившись, попал в аварию. Я настоял на новой экспертизе разбитой машины. К счастью, следователь оказался хоть и не слишком внимательным, но достаточно пунктуальным. Он не разрешил уничтожить автомобиль до официального заключения прокуратуры о причинах смерти молодых ученых. Обломки автомобиля были опломбированы на складе. Проведенная экспертиза подтвердила мои предположения. В правую шину кто-то выстрелил. И хотя дожди смыли следы убийцы, но тем не менее мы провели дополнительную баллистическую и трассологическую экспертизу и сумели установить с достаточной уверенностью, где именно мог находиться убийца. Мои заключения были переданы в ФСБ. У меня все. – Он подумал немного и добавил: – В настоящее время согласно полученному распоряжению и после подтверждения факта пропажи ядерных зарядов мы возбудили уголовное дело.
«Только сыщиков прокурорских мне здесь и не хватало», – зло подумал Земсков и сдержанно сказал:
– Мы расследуем дело как правительственная комиссия, результаты которой будут представлены высшему руководству страны. А вы можете проводить свое расследование, вам никто не мешает. Игорь Гаврилович, вы хотите что-нибудь сказать?
– Нет, – растерялся директор Центра, – я просто не представляю, кому могло понадобиться убийство двух ребят. И так жестоко? У Никиты Суровцева семья. Непонятно.
– Где его семья? – быстро спросил Земсков.
– Они сейчас в Москве. Когда узнали о случившемся, приезжали жена и брат. Жена особенно сильно убивалась. Она была в какой-то командировке в Хельсинки и узнала обо всем только через три дня. На похороны не успела. Потом забрала личные вещи мужа и уехала.
– Когда это было?
– Примерно в конце июня. Она управилась за несколько дней. Какое там имущество у наших ученых! Казенная квартира, казенная мебель, только два чемодана личных вещей. И детские игрушки.
– Полковник Машков, – генералу не понравилось лирическое отступление директора Центра, – доложите о ваших действиях.
– После получения информации из прокуратуры решено было направить специальную проверку, – доложил поднявшийся с места Машков. – Я заменил ушедшего на пенсию Степанова. Четвертого августа в присутствии директора Центра и представителя Министерства обороны мы провели вскрытие контейнеров в лаборатории. Два из них оказались пустыми. Вчера в Центр прибыли сотрудники из Москвы. За вчерашний и часть сегодняшего дня нами допрошены около двадцати сотрудников Центра, имевших хотя бы косвенное отношение к случившемуся. Ничего конкретного установить не удалось. У меня все.
– Список людей, имевших доступ в хранилище, вы уже составили? – Земсков видел, что академик Финкель не слушает и вполголоса переговаривается с Архиповым. Им было явно скучно сидеть на этом импровизированном совещании контрразведчиков. Но требовалось все проговорить предельно четко, хотя бы для последующих протоколов.
– Конечно, – Машков передал список. Земсков взял лист бумаги и едва не ахнул. Двадцать четыре фамилии.
– Вы с ума сошли? – гневно спросил он Машкова. – Я спрашиваю у вас про лиц, непосредственно имевших доступ в хранилище.
– Они все имели доступ, – подтвердил полковник. – Это в основном сотрудники из лаборатории Шарифова.
– Где он сам?
– С ним работают сейчас наши люди. Он должен дать подробные объяснения по поводу смерти двух своих специалистов. Мы попросили его вспомнить, чем именно они занимались в последние недели перед смертью, каковы были их обязанности, круг проблем. Сличить график посещения хранилища с их опытами, уточнить необходимость посещения хранилища в тот или другой день.
Это было правильно. Машков все делал правильно. Но он все равно вызывал у Земскова глухое, нарастающее раздражение. Может, потому, что говорил подчеркнуто независимым и сухим тоном, говорил все, даже такое, о чем лучше промолчать в присутствии ученых. А может, Машков не нравился Земскову именно потому, что он работал на своем месте до прихода генерала и не был обязан ему лично, в отличие от подполковника Левитина, который смотрел как преданный пес и готов был ловить любую интонацию начальства. Земсков не хотел признаваться даже самому себе, что причиной его неприязни к Машкову является внутренняя независимость полковника.
– Не знаю, что даст вам этот график, – поморщился для порядка Земсков, – но раз вы так считаете, продолжайте действовать.
Он снова услышал приглушенный разговор двух академиков. Черт возьми, придется дать им понять, что здесь важное государственное дело, а не посиделки. Он повернулся к Финкелю. Тому уже перевалило за семьдесят, но он сохранял тот блестящий ум и проницательность, которые и стали составляющими его огромного таланта. Архипов был помоложе. Что-то около шестидесяти. Финкель маленький, подвижный, суховатый старичок, тогда как Архипов основательный, массивный, неторопливый, с густой седой шевелюрой, всегда сохраняющей артистический беспорядок.
– Простите, что я вмешиваюсь, – нервно произнес директор Центра, – но мне кажется, что я просто обязан вмешаться. Вчера вашими людьми арестованы полковник Сырцов и его заместитель подполковник Волнов. У меня есть серьезные возражения по этому поводу. Ни Сырцов, ни Волнов не виноваты в случившемся. Полная ответственность за все лежит на мне. И я прошу немедленно освободить этих офицеров из-под ареста. Мне кажется, что арестовывать людей без достаточных оснований незаконно.
- Предыдущая
- 11/79
- Следующая
