Запретный плод - Гамильтон Лорел Кей - Страница 23

• Предыдущая
• 23/66
• Следующая

После ухода Ронни у меня было два варианта: снова пойти спать – неплохая, кстати, идея – или начать расследовать дело, которое столько народу так рвались на меня навалить. Какое-то время я могу прожить, проспав четыре часа. Если Обри перервет мне горло, я протяну гораздо меньше. Наверное, стоит взяться за работу.

Летом в Сент-Луисе носить пистолет трудно. Что с наплечной, что с набедренной кобурой будет одна и та же проблема. Если наденешь жакет, расплавишься от жары. Если держать пистолет в сумочке, тебя убьют, потому что не родилась еще женщина, которая может найти что-нибудь у себя в сумочке быстрее двенадцати минут. Это закон природы.

Пока что в меня не стреляли, и это ободряло. Зато меня похищали и чуть не убили. И в следующий раз я допускать этого без борьбы не собиралась. Я умела выжимать сотню фунтов – совсем не так плохо. Но если весишь всего сто шесть, это ставит тебя в невыгодное положение. У меня все шансы против плохого парня из людей моего размера. Проблема в том, что плохих ребят моего размера долго искать придется. А насчет вампиров – раз я не могу выжать автомобиль, то вообще в расчет не берусь. Значит, пистолет.

Наконец я оделась, приобретя совершенно не профессиональный вид. Футболка слишком на меня большая, до середины бедер. Болталась вокруг меня балахоном. Единственное, что спасало, – картинка спереди: играющие в пляжный волейбол пингвины, а на переднем плане пингвинята лепят из песка куличи. Люблю пингвинов. Футболку я купила, чтобы в ней спать, и никогда не думала вылезать в ней на люди. Ладно, если полиция моды меня не увидит, ничего не случится.

В пару черных шортов я продела ремень для внутренней кобуры типа «приятель дяди Майка». Мне она очень нравилась, но она была не для браунинга. У меня для комфортного и скрытого ношения был еще один пистолет – «файрстар», компактный девятимиллиметровый с обоймой на семь выстрелов.

Белые спортивные носки с изящными синими полосками под цвет синей кожаной отделки белых найковских кроссовок завершили наряд. Я в нем выглядела лет на шестнадцать – и довольно неуклюжие шестнадцать, зато когда я повернулась к зеркалу, даже намека на пистолет не было видно. Он был хорошо скрыт подолом футболки.

Верхняя часть торса у меня худощавая – если хотите, миниатюрная, мускулистая, и не так чтобы на нее было неприятно смотреть. К сожалению, ноги у меня дюймов пять не дотягивают до лучших ног Америки. Никогда у меня не было стройных бедер, и в мускулистых икрах тоже недостатка не было. Этот наряд подчеркивал ноги и скрывал все остальное, зато со мной был пистолет и мне не грозило расплавиться в жару. Компромисс – искусство несовершенства.

Распятие висело у меня под футболкой, но я на всякий случай добавила к нему освященный браслет на левой руке. Три крестика болтались на серебряной цепочке. Шрамы тоже оказались на виду, но летом я делаю вид, что их просто нет. Даже подумать не могу ходить с длинными рукавами в тридцатиградусную влажную жару. Руки отвалятся. И когда у меня руки обнажены, шрамы все равно замечают не в первую очередь. Честно.

«Аниматор Инкорпорейтед» переехала в новое помещение, и мы там всего три месяца. Напротив нас теперь кабинет психолога – никак не меньше, чем сотня в час, дальше по коридору пластический хирург, два адвоката, один брачный консультант и компания по недвижимости. Четыре года назад мы работали в пустой кладовой при гараже. Бизнес шел неплохо.

И основной удачей мы были обязаны Берту Вону, нашему боссу. Он был бизнесмен, шоумен, рвач, ловчила и мошенник. Нет, ничего незаконного, но… понимаете, люди мыслят о себе как о хороших парнях – тех, кто в белых шляпах. Некоторые носят черные шляпы и этим гордятся. А у Берта цвет серый. Иногда мне кажется, что, если его порезать, потечет не кровь, а свежеотпечатанная зелень.

То, что было редким талантом, неотвязным проклятием и религиозным опытом – вызов мертвецов из могил, – он превратил в прибыльный бизнес. У нас, аниматоров, был талант, но это Берт знал, как заставить его приносить прибыль. С этим трудно было спорить, но сегодня я собиралась попытаться.

Обои в приемной были бледно-бледно-зеленые с восточным орнаментом зеленого и коричневого. Ковер толстый и зеленый – слишком бледный, чтобы быть травой, но он очень старался. Повсюду комнатные растения.

Справа от двери Ficus benjium, изящный, как ива, с кожистыми зелеными листиками. Он почти обвивался вокруг стоящего перед ним кресла. Другое дерево в дальнем углу, высокое и прямое, с жесткими острыми верхушками пальмовых листьев – Dracaena marginta. По крайней мере так было написано на привязанных к тощим стволам железках. Оба дерева заметали потолок. Десятки растений поменьше торчали в каждом свободном уголке зеленой комнаты.

Берт думает, что пастельная зелень успокаивает, а растения придают домашний уют. Как по мне, получился несчастный ублюдок от случайной связи между моргом и цветочным магазином.

Мэри, нашей секретарше, за пятьдесят. Насколько за – это никого, кроме нее, не касается. Волосы у нее короткие и на ветру не шевелятся. За этим следит толстый панцирь лака для волос. О естественности своего вида Мэри не заботится. У нее два взрослых сына и четверо внуков. Когда я вошла, она мне выдала лучшую из своих профессиональных улыбок:

– Чем я могу быть вам… а, это ты, Анита. Я думала, тебе сегодня к пяти.

– Так и есть, но мне надо поговорить с Бертом и кое-что взять у себя в комнате.

Она посмотрела на свое расписание приемов – то есть наше расписание приемов.

– Знаешь, сейчас в твоем кабинете сидит Джеймисон с клиентом.

У нас всего три кабинета. Один принадлежит Берту, а остальными мы пользуемся по очереди. Почти вся наша работа происходит в поле – точнее, на кладбище, – так что на самом деле нам редко бывают нужны кабинеты одновременно. Получалось, как тайм-шер в кондоминиуме.

– А надолго у него этот клиент?

Мэри посмотрела на свои заметки.

– Это у него мать, у которой сын подумывает уйти в Церковь Вечной Жизни.

– А Джеймисон его отговаривает или уговаривает?

– Анита! – возмутилась Мэри, но вопрос мой был не праздный. Церковь Вечной Жизни была церковью вампиров. Первая в истории церковь, которая обещала вечную жизнь и могла представить доказательства. Без ожидания. Без таинств. Вечность на блюдечке. Сейчас мало кто верит в бессмертие души. Не слишком модно сейчас думать про Небо и Ад и про то, хороший ли ты человек. Так что Церковь завоевывает последователей по всему городу. Если ты не веришь, что погубишь свою душу, от чего еще ты отказываешься? Дневной свет? Еда? Не так-то много.

А вот меня дело насчет души волновало. Моя бессмертная душа не продается, даже за вечность. Понимаете, я-то знала, что вампир может умереть. Я это на опыте проверяла. Кажется, никто не любопытствовал, куда идет душа вампира, когда он умирает. Можно ли быть хорошим вампиром и после смерти попасть на Небо? Как-то мне в это не верилось.

– А у Берта тоже клиент?

Она еще раз заглянула в блокнот.

– Нет, он свободен.

И Мэри подняла голову и улыбнулась, будто обрадовалась, что смогла мне помочь. Наверное, в самом деле обрадовалась.

Чистая правда, что Берт взял себе самый маленький из кабинетов. Стены мягкой пастельной голубизны, ковер цвета на два темнее. Берт считает, что это расслабляет клиентов. По-моему, это как стоять посреди голубого ледяного куба.

Берт в свой маленький голубой кабинет не вписывается. Во-первых, ничего маленького в Берте нет. Шесть футов четыре дюйма, широкие плечи, фигура студента-спортсмена, чуть оплывшая посередине. Светлые волосы коротко подстрижены выше ушей. Загар гребца подчеркивает бледный цвет глаз и белизну волос. Глаза у него почти бесцветно-серые, как немытые оконные стекла. Чтобы они заблестели, нужно очень постараться, но сейчас они блестели. Берт просто сиял в мою сторону. Дурной знак.

– Анита, какой приятный сюрприз! Садись. – Он махнул в мою сторону большим конвертом. – Нам сегодня прислали чек.

• Предыдущая
• 23/66
• Следующая