Наследник фортуны (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте" - Страница 8

На моей ладони лежала глиняная птичка с парой отверстий, и её окутывала чёрная туманная дымка. Но уже в следующий миг колесо двуколки угодило в выбоину на мостовой и мою руку тряхнуло. Свистулька описала дугу, упала перед встречной каретой, а затем лошадь наступила на неё копытом и на булыжнике остались лишь крошечные глиняные черепки. Охренеть! Сработало! Или это совпадение?!

— Эк досада, — крякнул Гришка, краем глаза заметив судьбу своей вещицы. — Да и шут с ней с этой свистулькой, Никита Иванович. Экая невидаль. Токмо я не понял, что енто её окружало… туман будто какой-то. Или мне примерещилось?

— Померещилось. Не было никакого тумана, — твердо сказал я и подумал, что моя магия имеет визуальное сопровождение в виде чёрной туманной дымки. Почти как чёрная метка, вашу мать. И это хреновина не окружает всю кисть, а как бы «лежит» на ладони. Поэтому крепыш и не заметил черноту до того, как она переползла на свистульку, ведь моя рука была сжата в кулак.

— В церковь, что ли, сходить? Али к лекарю? — пробурчал парень, перегнулся через борт и смачно высморкался. — То ли бесы играют со мной, то ли глаза уже подводят.

— Отдохнуть тебя надо — и всё пройдёт.

— И то верно, ваше благородие.

Я похлопал Гришку по плечу и принялся торопливо обшаривать свои карманы на предмет всякой мелочи. Меня охватил азарт естествоиспытателя, который вспыхнул точно пожар на нефтебазе. Аж жарко стало. Я распахнул сюртук и от избытка эмоций подмигнул девушке на тротуаре. Та удивлённо округлила глаза, а затем робко улыбнулась. Но мне уже было не до неё. Я отыскал в брюках огрызок карандаша и талон на проезд в трамвае. Сойдёт… Можно переходить к опытам, только отвернусь-ка немного от Гришки, чтобы он не видел моих манипуляций.

Мне довольно быстро удалось проклясть огрызок карандаша. И я крепко сжал его, дабы никакая тряска не помешала моему эксперименту. Однако меня угораздило переборщить с физической силой, а может и сам карандаш оказался слишком хрупким. В любом случае раздался сухой треск — и карандаш развалился на три части.

— Тьфу, млять.

— Что, ваше благородие? — повернулся ко мне Гришка и локтем задел руку. Кусочки карандаша слетели с ладони, упали на дно двуколки и сквозь небольшую дырку шлёпнулись на брусчатку.

— Так работает или нет? — пробубнил я под нос, не обращая внимания на крепыша.

— Кто работает, Никита Иванович? — удивлённо вскинул брови парень, огляделся, заметил бригаду дорожных рабочих и выдохнул: — А-а-а, эти. Пущай работают.

Я криво усмехнулся, торопливо погрузился в транс и проклял талон. И стоило мне открыть глаза, как по укреплённому гранитными блоками руслу речушки пронёсся сильный порыв ветра. Он врезался в выгнувшийся аркой мост, на который вскарабкалась наша двуколка, а затем вырвал из моих пальцев талон. Он покружился над речушкой и упал в серо-стальную воду.

Та-а-ак… «погиб» уже третий проклятый объект. Совпадение? Нет, не думаю. Всё работает! Меня тотчас пронзил тысячевольтный приступ восторга, который иголками впился в каждый мускул. Захотелось петь, танцевать и палить из «калаша» в небо! И ведь я не израсходовал даже десятой части магической энергии, хотя и вливал её в проклятия вкривь да вкось! Но какая же именно ступень у моего дара? На этот вопрос мог ответить только специальный прибор — магограф.

— Гришка, где можно разыскать магограф?!

— Как где? При школах магии они имеются. Обычно служащие рубль берут за определение ступени дара. А вам зачем, ваше благородие? Вы же вот только магограф проходили.

— Повторить хочу.

Внезапно острая боль снова взбила нутро моей головы, впрыснув в неё очередную дозу информации. Я с силой стиснул зубы и до крови закусил нижнюю губу. Внутри черепной коробки будто граната взорвалась. Какого хрена?! Раньше такой боли не было. А сейчас её столько, что аж сознание стало подёргиваться пеленой… Кажется, меня посетил целый грузовик новой информации. Он разогнался и со вспышкой боли врезался в мой лоб, отправив-таки меня во тьму забвения.

Очнулся же я от ощущения чего-то мягкого и горячего, касающегося моего лба. Распахнул пудовые веки и увидел зелёные глазки, блестевшие на миловидном лице с бледной кожей и аристократическими чертами. Пухлые губки оказались раздвинуты в полуулыбке, а завитые в кудри русые волосы практически падали на мою физиономию.

В первую секунду кудри натолкнули меня на дикую мысль, что кто-то расколдовал Гришку. Но тот, тревожно хлопая зенками, стоял возле повозки. А я всё в той же двуколке лежал в весьма неудобной позе. Моя спина опиралась на задний борт, а задница покоилась на полу.

— Как ваше имя, сударь? — мягким грудным голосом спросила девушка и выпрямила спину, восседая на сиденье рядом с моими ногами.

— Никита Иванович… сударыня. А вас… как зовут? — прохрипел я и с трудом уселся на сиденье. Затылок от удара об борт побаливал, а в голове прочно обосновалась неприятная тяжесть.

— Елизавета Васильевна, — представилась дворянка, привстала и добавила: — Думаю, ваш слуга поведает, что произошло, сударь. А мне стоит поспешить.

— Поведаю-поведаю! — взволнованно выдохнул Гришка, размахивая руками. — Ох и напугали вы меня, Никита Иванович! Едем, едем, а потом вы раз — и копытами кверху, то бишь штиблетами. Звиняйте меня великодушно. Уж шибко я переволновался. Заговариваться начал. Ну я и давай лекаря искать. А тут вот сударыня мимо ехала и изволила вам помочь. Ох и благодарствую я вам, Лизавета Васильевна, свечку за здравие ваше в церкви поставлю.

Крепыш поклонился девушке до земли. А та легко сошла по откидным ступеням и обернулась. Утреннее солнце эффектно подчеркнуло её стройное тело, затянутое в бледно-коричневое платье с накрахмаленным воротничком, белоснежными манжетами и бантом на пояснице.

— Как я могу отблагодарить вас, сударыня? — быстро просипел я, видя перед собой не только красотку, но и пропуск в местное аристократическое общество.

— Выздоравливайте, Никита Иванович, это будет ваша лучшая благодарность.

Девушка воздушной походкой двинулась к карете с гербами, коя стояла чуть впереди двуколки около тротуара в узком безлюдном переулке. А на козлах, повернув голову в нашу сторону, сидел хмурый бородатый кучер в кепке.

Он прогудел густым голосом, в котором звучали нотки искренней заботы:

— Сударыня, надо поспешать, папенька вас ждёт. Да и не задерживайтесь на улице. Вы совсем раздевши. А нынче хоть и лето, но ветерок-то уже прохладный с Невы идёт. Да и погода портится. Капризная она у нас. Вон какие тучи идут. А вы даже шляпку в карете запамятовали.

— Где я вас могу встретить?! — порывисто произнёс я и выпрямился во весь рост.

Девица снова обернулась, лукаво прищурилась и заскользила оценивающим взглядом по моему телу. Прошлась по ногам, пробежалась по торсу и встретилась с глазами. Пару секунд кусала нижнюю губу, а затем выдала:

— Завтра открывается новый кинематограф. Я буду там, Никита Иванович. Au revoir.

— И я там буду, сударыня. До встречи, — уверенно бросил я, откуда-то зная, что аu revoir — по-французски означает "увидимся".

Дворянка улыбнулась и взмахом руки создала некое подобие кирпича из голубой, светящейся энергии. "Кирпич" завис над брусчаткой, послужив девушке ступенькой. Она воспользовалась им, дабы без посторонней помощи забраться в карету. После этого кучер щёлкнул кнутом, и лошади поцокали прочь из переулка. А я заметил движение шторки, которая изнутри скрывала заднее окошко кареты.

— В душу запала, ваше благородие? — по-доброму усмехнулся Гришка и плюхнулся рядом со мной на сиденье двуколки. — Токмо старовата для вас Лизавета Васильевна. Ей почитай уже годков двадцать пять. А вот обручального кольца на пальце нет. Видать, не могет ей папенька жениха подобрать. Наверное, что-то с ней не так. А можа, она ужо и вдовица.

— Чего-то ты, Гришка, совсем распустился, — тяжело глянул я на него и картинно всхрапнул. — Язык без костей.