Наследник фортуны (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте" - Страница 32

Я отвернулся, но успел заметить, как Александра решительно двинулась ко мне. Этого ещё не хватало! Валить? Нет, уже поздно. Уж больно близко она стояла.

— Никита… — тоненьким, противным голоском протянула брюнетка, взглянув на меня карими глазами со стервозным прищуром. — Неожиданная встреча. Я считала, что ты отбыл на учёбу. Так мне сказал папенька.

— Моё почтение, Александра. Вероятно, произошла путаница…

— Александра Юрьевна, — поправила она меня, надменно вздёрнув аккуратный носик. — Я никогда не давала тебе позволения называть меня по имени.

— Да? Видать, запамятовал, — буркнул я, скользнув взглядом по её воздушному голубому платью, которое не скрывало бледных плечиков девицы.

— Ничего удивительного, — язвительно улыбнулась Александра. — У тебя всегда была плохая память, как и многое другое. Признаться, я испытала облегчение, когда узнала, что наша свадьба не состоится.

— Я так рад за вас. Надеюсь, Поль сделает вас счастливой. Вы будете такой красивой парой. Все будут смотреть на вас и плакать… разумеется от счастья.

— Я чувствую в твоём голосе издёвку, — неприятно удивилась дворянка и следом отрубила: — Более не позволяй себе такого.

— Александра Юрьевна, вы путаете меня со своим слугой, — холодно заметил я, пронзив дуру ледяным взглядом и раздвинув губы в кривой усмешке.

— Пф-фм, — недоумённо фыркнула девица и вцепилась изучающим взглядом в моё лицо. — Ты какой-то другой, будто… будто шибко возмужал за последние дни.

— Знаете, я с недавних пор чувствую себя человеком, с плеч коего свалился камень.

— Уж не я ли тот камень?! — шокировано ахнула она, а потом как-то очень резко её глазки сузились в две щёлочки, на щеках выступил лихорадочный румянец, а лицо будто бы вытянулось, делая девушку похожей на крысу. Изо рта же полился жаркий шёпот с режущими скальпелем нотками брезгливости: — Да ты же сам клялся мне в любви до гроба. Говорил, что умрёшь, ежели не женишься на мне. Каждую нашу встречу клянчил поцелуи, а я-то, добрая душа, порой из жалости дарили их тебе, а затем плевалась и промывала рот травяной настойкой, дабы отбить вкус твоих мерзких, слюнявых губ. Ох, как же я тебя ненавидела, твои прикосновения, липкие от пота ручонки…

— Тс-с-с, успокойтесь, сударыня. Вы уже пошли нездоровыми красными пятнами. Кстати, по поводу нездоровыми… Представляете, стоило мне несколько дней не видеть вас, так вся любовь к вам сразу же пропала, словно корь, ежели её лечить правильными пилюлями да под надзором хорошего лекаря. В общем, дурман спал. Поздравьте меня, — улыбнулся я, чувствуя, что меня немного заносит. В груди будто бы разыгралась кровавая битва между отголосками чувств Никитоса и моей вспыхнувшей к этой суке ненавистью.

— Корь? — пропищала она, взвинчено шагнула ко мне, вскинула голову и свистящим шёпотом продолжила, прожигая меня яростным взглядом: — Да ты… ты… Ты ещё вспомнишь обо мне. Приползёшь на коленях, когда поймёшь, что я — это лучшее, что было в твоей никчёмной жизни. А я рассмеюсь тебе в лицо. Попомни мои слова. Ты — ничтожество, слизняк. Никто и никогда не полюбит тебя. Ты хуже простолюдина. Тебя не любят даже собственные родственники,

— Кхам, кхам, — вдруг раздалось деликатное женское покашливание и следом прозвучал весёлый голосок: — Простите великодушно, что мешаю вам шептаться, но у меня складывается впечатление, что вы, Александра Юрьевна, пытаетесь увести моего кавалера?

Брюнетка отпрянула от меня и с огромным изумлением посмотрел на улыбающуюся Елизавету Васильевну, облачённую в струящееся белое платье со шлейфом и большим бантом-бабочкой на пояснице. Русые кудри девушки были уложены в сложную причёску, чуть ближе ко лбу, точно по центру, поселилась крохотная шляпка, а на лебяжьей шее красовалось бриллиантовое колье, сверкающее так сильно, что оно даже затмевало красоту крепеньких грудей Елизаветы, которые дразняще выглядывали из неглубокого декольте.

— Что? Что, простите, сударыня? Кто ваш кавалер? — наконец-то обрела дар речи Александра, которая как-то вся подобралась, словно ссаный кролик перед удавом. Кажется, положение Лизаветы в дворянском обществе было сильно выше, чем у бывшей невесты Никитоса.

— Никита Иванович, — мило улыбнулась она и взяла меня под руку.

— О-о-о! — неверяще выдохнула брюнетка, сглотнула, упёрла взор в пол и почти неразборчиво протараторила: — Простите, Елизавета Васильевна, я уже удаляюсь. Хорошего вечера.

— И вам всего наилучшего, — приподнято сказала девушка, проводив насмешливым взглядом скрывшуюся среди гостей брюнетку. — Она похожа на перепуганную мышку. Вы не находите, Никита Иванович?

— Добрый вечер, Елизавета Васильевна. Вы великолепно выглядите, — суховато выдал я, пытаясь максимально быстро погасить бушующий в душе костёр.

— Знаю, но всё равно merci, — кокетливо произнесла она, не обратив внимания на то, что я не стал с ней соглашаться. — И что же вас связывает с этой юной дворянкой? Она с таким пылом что-то высказывала вам. Нет, нет, не отвечайте. Я сама попробую угадать. Неразделённая любовь?

— Нет. Просто мы поспорили из-за одной мелочи. У неё было одно мнение, а у меня другое, — соврал я и мельком глянул на ловкого малого в чёрном сюртуке. Он подходил к гостям, что-то спрашивал у них и записывал ответы в блокнот. Видимо, репортёр.

— Спор? Думаю, что дело не только в нём, mignon ami (милый друг, фр). Как долго вы знаете Александру Юрьевну?

— Недолго, сударыня.

— Тогда вы, возможно, ещё не ведаете, что в обществе ходят упорные слухи о том, что эта юная особа крутит романы за спиной своего жениха. Как там его… Не помню имени, но точно знаю, что он из семьи Лебедевых. Слышали о них? Богатые, но весьма скучные, не слишком знатные и узколобые люди.

Вот это поворот! Оказывается, жизнь Никитоса была ещё более жалкой, чем я думал. Однако он знал французский язык, что мне сейчас изрядно помогало.

— Нет, я не знал об этих слухах, — проговорил я, уже окончательно успокоившись, а затем полюбопытствовал: — Но отчего же отец Александры Юрьевны желает породниться с этими Лебедевыми? Насколько я понимаю, у него положение в обществе гораздо выше, чем у них.

— Деньги. Есть слушок, что папенька этой особы, Юрий Илларионович, будучи заядлым игроком, просадил всё своё состояние и теперь готов продать дочь.

— Откуда вы всё это знаете, сударыня?

— Никита Иванович, вы, наверное, запамятовали, что я — лекарь. И мой отец — лекарь. Мы вхожи в самые знатные дома Петрограда, — произнесла девушка и смахнула с рукава моего фрака невидимую глазу соринку. — А вот я о вас практически ничего не ведаю. Ну, кроме того, что у вас имеется верный кудрявый слуга.

— Моя фамилия Шипицин. Я вырос неподалёку от Петрограда, круглый сирота и мастер проклятий. Хотите узнать что-то ещё?

— Может, и хочу, — улыбнулась она, посмотрела на часы, висящие над входом, и торопливо проговорила: — Скоро уже начнётся сеанс, mignon ami, а он без малого длится почти час. Так что сейчас самое время припудрить носик. Я ненадолго.

— Пожалуй, и я отлучусь. Встречаемся здесь же, сударыня.

Красотка качнула головой и зашуршала платьем в сторону неприметной двери, коя пользовалась популярностью исключительно у дам. А я стал протискивать к такой же двери, только расположенной в другой части холла и интересующей лишь мужчин, выходящих из неё с облегчёнными улыбками.

Добравшись до уборной, я тоже облегчился, попутно вспомнив бывшую невесту Никитоса. Вот ведь сука! Мало того что она ему рогов понаставила, так ещё и мне жизнь испортит. Она же явно сообщит Лебедевым, что видела Никиту в кинематографе. Млять! Вот каков был шанс встретить её тут? Мал, весьма мал. А теперь мой план по спокойному обустройству в Петрограде окончательно провалился. Однако я знал на что шёл. Встреча с Васькой показала, что столица действительно крайне мала, а прятаться по подвалам, словно крыса, не мой стиль. И вот теперь мне в скором времени предстоит столкнуться с Лебедевым, а пока же надо вернуться к Лизе.