Престидижитатор Сталина (СИ) - Номен Квинтус - Страница 6

Вот только где их сеять, было совершенно непонятно: полей в поместье не осталось, а те, что были тут раньше, заросли мелкими деревцами чуть больше чем полностью. И я впервые понял, что сам термин «чуть больше чем полностью» абсолютно корректный, ведь деревьями покрылись не только поля, но и тропинки между ними. Хотя в любом случае у меня (и у мужиков) даже сохи какой-нибудь не было…

Зато на следующий день появились меха. И название этого немудреного инструмента стало понятно: меха мужики обтянули кое-как выделанными заячьими шкурами, причем «мехом наружу». Подозреваю, что очень скоро эти меха начнут, мягко говоря, пованивать: шкуры были обильно пропитаны топленым заячьим же жиром. Но в любом случае «скоро» не значит «завтра», так что есть еще время поразвлечься с железом и обеспечить себя оружием для борьбы с коварной природой. А арсенал я уже для себя мысленно обрисовал, так что осталось лишь… начать и закончить. Причем второй пункт, судя по всему, маячил где-то на горизонте. Который, как всем известно, как к нему не стремить, так на горизонте и остается…

В которой Герой, осознав глубину ситуации, приступает к изобретению командирского патрона и промежуточной башенки к решению первоочередных задач по вылезанию из неё.

Хорошо что французы ружья делали из приличной стали. По крайней мере лопаты из них получились неплохие — хотя мужики, увидев, что я делаю стальную лопату, были удивлены более чем сильно. За два дня у меня получилось отковать две таких лопаты, которыми две наиболее крепкие на вид бабы вскопали участок примерно с сотку «под картошку». Потом я отковал уже три топора, которыми уже три бабы начали расчищать кусок будущего поля. Мужики к земляным работам не привлекались: в свободное от ловли зайцев время они качали меха в кузнице или таскали из лесу дрова — которые уже девки пережигали на уголь. Бабы на переноску дров не годились, им под силу было лишь хворост таскать, а мужики здоровенные бревна ворочали: уголь-то из хвороста не получается приличный. Мне угля нужно было очень много, и меха нужно было качать с рассвета и до заката — потому что я три дня занимался изготовлением небольшого, но вполне себе «оборотного» плуга. Небольшого, потому что отданная мне Александром Григорьевичем лошадка и такой с трудом бы по полю тащила. Да и тот, что у меня получился, она тоже волочила по полю без особого энтузиазма, но совместными усилиями (лошадки с тремя бабами) плуг по полю шел и землю переворачивал. И плуг таскали все же бабы, а мужики — строго по очереди — за плугом «ходили»: оказалось, что эта работенка куда как тяжелее, чем таскание девайса по земле. Где-то за неделю вышло вспахать примерно гектар, и тут уже лично я и обе специально обученные девки под непрерывным моим присмотром (чтобы в рот не тянули что не положено) аккуратно посадили в землю семечки.

Поле вышло засеять далеко не полностью, но Матрена сбегала в Свиньино — и вернулась с довольно большой котомкой, набитой пшеницей. На мой вопрос она сначала смущенно промолчала, но когда я вопрос повторил, все же соизволила ответить:

— Да я знаю как в амбар через стреху залезть, а барин всяко не хватится: я же из каждого ларя по горсточке невеликой только взяла…

Ладно, не буду расстраивать соседа, а мне лишняя пшеничка точно не повредит. Да мне вообще ничего из вкусного не повредит: я порадовался из-за своей давней привычки всякий мусор не выбрасывать в окно, а тащить домой и уже там в помойку отправлять. Проверив бумажку из-под Светкиного бутерброда, я там нашел несколько помидорных семян. Светка всегда старалась в любой бутер помидоров напихать — потому что у нее на даче они росли в количествах невероятных. А когда помидорина вырастает в полкило весом, то ломоть такой помидорины обязательно из бутера выскользнет — и мне с этим повезло. В этом году, если я не ошибаюсь, Светка насажала каких-то «фламинго», очень урожайных — по крайней мере в бутер помидорины она напихала в три слоя. И, похоже, быстрорастущих: у меня семена на третий день проклюнулись, а цветы на кустах появились меньше чем через месяц. Я, конечно, особо о грунте под помидоры позаботился: сам лично натасках из лесу перегноя, всех баб и мужиков ежедневно гонял в лес собирать заячьи и лосиные какашки. Не сразу, а только когда Авдей, радуясь новенькому и довольно неплохому топору, изготовил пару даже не бочек, а кадок каких-то. Да, нахватался я знаний от Витькиной матери: какахи свежие пользы растениям не приносят, но если их с водой перемешать и дать неделю постоять-побродить… В общем, в сытое будущее я смотрел уже довольно уверенно.

А вот проблема пропитания не в светлом будущем, а в суровом настоящем меня волновать перестала. Одна из баб, Наталья, никакими делами по устройству светлого будущего не занималась, а тупо готовила жрачку на всю компанию, причем довольно сытную, а иногда и вкусную — относительно вкусную. После появления в хозяйстве «складной лопатки» она половину времени проводила где-то в лесах и полях, копая разные, но вполне съедобные корешки, а вторую половину времени делала из них какую-то еду — которой, как ни удивительно это было, на всех хватало. Не то чтобы «от пуза», но чувство голода посещало меня теперь довольно редко. Честно говоря, меня удивила способность нынешних крестьян к самоорганизации: мужики и бабы безо всякого с моей стороны давления как-то поделили обозначенные мною работы и каждый делал именно то, что мог делать лучше или быстрее прочих. Вот эта Наталья умела лучше всех находить в лесу корешки — и находила. Мне чуть позже Матрёна сказала, что насчет корешков Наталья в деревне считалась одной из лучших и уж точно была лучшей из переехавших в Павловку. Правда я-то думал, что бабе лет сильно за тридцать, а оказалось — всего двадцать два. И она уже успела трех детей родить, но ни один не выжил, и раздосадованный Свиньин ее мужа отправил в рекруты. Вероятно надеясь, что без мужа она более здоровых детей родит что ли?

Хотя эта мысль и показалась мне бредовой, но другая девка, Алёна, сказала как-то мимоходом, что это — вовсе не бред. Правда обычно у таких баб мужей в рекруты отдавали когда баба уже на сносях была — а хозяева искренне считали, что если бабе не придется мужа кормить, то она сама лучше питаться будет и дитё у нее выживет… Наверное, был в этом какой-то смысл, но был он какой-то… в общем, непонятный человеку из грядущего совершенно.

Однако самоорганизация — самоорганизацией, но поначалу мою идею с поиском в лесу звериных каках народ оценил крайне низко. Впрочем, когда на помидорах появились первые завязи, мужики и бабы ворчать по поводу моих экспериментов с экскрементами перестали, причем не из-за помидоров, которых они раньше вообще не видели: именно тогда на горохе выросли первые стручки. Пару горстей гороха мне тоже Витькина мать подсунула в сумку супчику сварить — а гороховый суп мы с ним очень любили. Причем больше всего любили именно из только что собранного гороха — но оказалось, что и такой, если его все же достаточно зрелым собирать, очень неплохо прорастает. Насколько я понял, в нынешние времена горох был и ростом, и размером, и урожайностью заметно мельче сортового гороха двадцать первого века, так что то, что выросло на обильно поливаемой навозной жижей грядке, хроноаборигенов повергло в восторг и объемы доставляемого ими лесного дерьма выросли буквально в разы. Ну мне-то что, ту же пшеничку унавозить тоже не вредно…

Когда виды на будущие урожаи окончательно сформировались, я занялся исследованием останков погоревшей деревни. Надежды найти там что-то не сгоревшее совершенно не оправдались — похоже, у крестьян просто не водилось в хозяйстве гвоздей или чего-то другого, что нельзя было погорельцам собрать и утащить с собой. Но меня вдохновил тот факт, что бывший помещичий дом, стоящий слегка на отшибе, но от пожара все же не спасшийся, был выстроен на каменном фундаменте. Подвалы, конечно, были засыпаны обгоревшими палками и прочим мусором, но сам фундамент особо не пострадал, что навевало радужные мечты.