Больница в Гоблинском переулке (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 44

От ее улыбки, в которой смешалось желание и безрассудство, у него заныло в паху.

– Да…

– Моя Грейс, – выдохнул он прежде, чем снова прильнуть к ее губам. – Моя…

Ланс подхватил ее на руки. Грейс доверчиво прильнула к нему, и это простое движение сказало ему больше, чем любые слова. Он отнес ее в свою спальню, поставил рядом с постелью. Сплел заклинание, чтобы этот вечер остался для Грейс без последствий.

Пояс халата упал на пол, ткань соскользнула с девичьих плеч. Руки Грейс взметнулись в извечном защитном жесте и тут же упали, румянец залил лицо и шею до самых ключиц. Ланс неровно вздохнул.

– Какая же ты…

Она улыбнулась – смущенно, неловко, потянулась к поясу его штанов. Ланс мягко отвел ее запястья, привлек девушку к себе, шепнул:

– Не торопись. Там нет ничего интересного для целителя.

Грейс хихикнула, разом расслабившись. Он подхватил губами мочку, провел пальцами вдоль позвоночника – девушка всхлипнула, выгнулась, прижимаясь к нему и запрокидывая голову. Спустился поцелуями по шее, пока его руки скользили у нее по спине, дразня чувствительное место на пояснице. Позволил Грейс стащить с него рубаху, огладить плечи, целовать – торопливо и жадно, короткими, отрывистыми поцелуями, словно она хотела отметить губами его кожу везде, где дотянется, – шею, ключицы, грудину, – и сам едва сдерживал стоны, когда ее губы касались кожи. Позволил тереться щекой, точно кошка, пока он перебирал ее волосы, распуская по плечам золотые локоны, словно погружая пальцы в жидкий шелк.

Он подхватил Грейс на руки, бережно опустил на кровать, одним махом избавился от остатков одежды. Она снова напряглась, когда он склонился над ней, вцепилась в плечи. Но вместо того, чтобы разом скользнуть в упругое тепло – хотя сдерживаться было почти невозможно, – Ланс снова приник к ее губам и целовал, пока ее пальцы не перестали стискивать его руки. Спустился к груди, лаская, дразня, исследуя желанное тело дюйм за дюймом. Какой же отзывчивой она оказалась! Как сама тянулась к нему, подставляясь под его ласки, всхлипывала, металась, бессвязно лепеча… И когда он навис над ней, бедра девушки раскрылись навстречу, руки обвили торс, привлекая к себе.

Поцелуй заглушил короткий вскрик. Ланс замер, давая Грейс время успокоиться, привыкнуть к новым ощущениям. Качнулся, еще и еще, вслушиваясь в неровное дыхание, чуть сдвинулся, меняя угол, и, когда она застонала, подчинился ритму, который понес его за собой.

Грейс закричала – длинно, протяжно, напряглась всем телом, пульсируя вокруг него, и разом обмякла, а в следующее мгновение и он замер, вжимаясь в нее, опустошенный.

Она открыла глаза. Ланс наблюдал, как меняется ее лицо, словно выныривая в реальность из глубокого омута. Отвел со лба девушки прядь, коснулся губами губ, улыбнулся в ответ на ее улыбку и только тогда позволил себе откатиться в сторону. Подгреб Грейс под бок – она тут же закинула ногу на его бедро, – завернул в плед, притянутый магией с кресла. Навалилась дремота, но он продолжал гладить Грейс по спине, волосам, целовал и сам нежился под поцелуями. И лишь когда она тихонько засопела, уткнувшись лицом ему в грудь, позволил себе провалиться в сон.

Я не чувствовала такого прежде: каждая клеточка тела горит от жара, когда внизу живота разливается желание такое мучительно-сладкое, что нет сил терпеть и хочется позволить все…

Видно, так происходит, когда рядом мужчина, которого любишь всем сердцем, которому доверяешь. Поцелуи Ланса, его руки, губы, его запах, звук его дыхания – сводили с ума.

А ведь я была уверена, что такая разумная девушка, как я, никогда не потеряет голову. Помню, на студенческой вечеринке меня пригласил на танец Вайл, симпатичный парень, он учился на старшем курсе. Мы были разгорячены, выпили вина, кто-то притушил магические светильники в комнате, и Вайл поцеловал меня. Пытался поцеловать. Я дала себе несколько секунд на раздумья, прислушивалась к ощущениям. Меня останавливал научный интерес: правда ли, что первый поцелуй навсегда остается в сердце? И сейчас я испытаю нечто неведомое и необыкновенное? Но все, что я почувствовала, – разочарование. Поцелуи, воспетые в тысячах стихов, показались мне ложью.

Теперь я знаю, чего мне недоставало с Вайлом. Волшебного ингредиента, что превращает физиологию в таинство: недоставало любви.

Ланс стал моим первым мужчиной, и это было прекрасно. Полностью открывшись перед ним, я не ведала ни капли стыда или сожаления, только всепоглощающую страсть.

– Ланс… – прошептала я, проснувшись ранним утром.

Пробовала на вкус непривычное слово. Не «мэтр Ланселот», не «мэтр Даттон» – «Ланс».

Все происходящее казалось дивным сном.

Он открыл глаза, улыбнулся. Провел указательным пальцем по моим приоткрытым губам. Его взгляд скользил по моему лицу, как взгляд художника, рисующего портрет.

– Хочу навсегда запомнить это мгновение, – тихо сказал он.

Приподнялся на локте, прильнул поцелуем к губам.

– Моя Грейс…

Я потянулась навстречу. Мы снова любили друг друга. Страсть ночи сменилась нежностью. Я словно стала музыкальным инструментом, который настраивали чуткие пальцы. Ланс узнавал мое тело, а я узнавала его.

Мы с трудом оторвались друг от друга, лишь когда сквозь приоткрытое окно с улицы донеслись звуки просыпающегося города: крики мальчишки-газетчика, стук копыт, шорох колес.

Ланс чмокнул меня в кончик носа и с видимым усилием заставил себя встать из постели.

– Грейс, дом в твоем распоряжении. Так бы и не отрывался от тебя, моя девочка, но надо сбегать в больницу. Быстро проверю, как дела, и уговорю Белинду дать мне еще один день. – Он усмехнулся. – Мои первые выходные за пять лет.

Я наблюдала, как он одевается, застегивает манжеты рубашки, проводит пятерней по волосам и на глазах превращается в строгого целителя, руководителя больницы. Я натянула на себя покрывало, хотя еще минуту назад не стеснялась, когда он смотрел на меня.

– Оставайся в постели, я быстро, – улыбнулся он. – Ты и моргнуть не успеешь. Вернусь, и позавтракаем вместе. Хорошо?

– Хорошо, – прошептала я.

И подумала, что неплохо бы он вернулся поскорее, ведь утром приходит горничная, да и лакей не станет весь день сидеть в комнате.

Ланс ушел, а я попыталась снова задремать, но теперь, когда его не было рядом, я чувствовала себя неуютно. Незамужняя девушка в постели холостяка. Мама бы пришла в ужас, если бы узнала.

Я ворочалась, ворочалась, отсчитывая минуты. Сколько прошло времени? Полчаса? Слишком рано. Встала, нашла халат.

На постели остались следы моего утраченного девичества, и я, внезапно застыдившись, закрыла пятно покрывалом.

Пожалуй, стоит принять ванну. Хорошо, что ванная комната смежная с обеими спальнями. Я обмылась, огляделась в поисках расчески. Думаю, Ланс не станет возражать, если я воспользуюсь его. У зеркала лежали бритва и помазок, стоял таз, где Ланс, бреясь, разводил пену. Нашлась и расческа.

Я расплела косу, глядя на себя в зеркало. Синяк зажил без следа, а лицо все равно казалось другим, более взрослым, что ли. Сегодня ночью я перешла черту, которая отделяет девушку от женщины. Немного странно, что это случилось без свадьбы, ведь я с самого детства слушала строгие наставления мамы: девушка должна хранить честь, не быть доступной, мужчины таких не уважают, хотя с удовольствием пользуются.

Какие глупости! Я живу в современном мире, а это все отживающие предрассудки. Да! Если мы любим друг друга, то зачем нам эти условности: брачные браслеты, свадебные клятвы, подписи под документом, скрепляющим брак?

Вот только в глубине души, в самом ее темном уголке, разливалась тревога. «А что дальше?» – спрашивал меня внутренний голос, но я заставила его замолчать.

Заплела косу, пристроила расческу на место и случайно сдвинула таз. Из-за него показался ободок браслета. Тонкий золотой обруч со строгим эмалевым узором – брачный браслет, я узнала его с первого взгляда. Сердце неистово заколотилось в груди. Неужели? Для меня? Ланс знал, что мы станем близки, и заранее подготовился?