Укроти меня, или Грани раскола (СИ) - Филеберт Леси - Страница 73

— Что ты делаешь? — прошептала я, чувствуя, как у меня аж щеки начинают гореть. — На нас же все смотрят!

— Прекрасно. Пусть смотрят. Значит, всякие там Ке́сы и прочие балбесы не будут на тебя зариться, зная, что я за это голову могу оторвать, — с очаровательной улыбкой произнес Калипсо, зарываясь пальцами в мои волосы.

— И всё-таки ты ревнуешь, — расплылась я в широкой ехидной улыбке.

— Это… другое, — уклончиво ответил Калипсо, невинно хлопая глазками.

— М-м-м, отмазался типа? А тебе не кажется, что…

— А тебе не кажется, что ты порой слишком много думаешь и болтаешь? — перебил Калипсо.

Он снова привлек меня к себе для поцелуя, не давая смущенной мне улизнуть куда-то в сторону. Но целовался Калипсо так феерично, что я невольно стала расслабляться в его объятьях, у меня все мысли из головы повылетали…

И я вздрогнула, когда рядом, со стороны выхода раздался голос отца:

— Эй, молодежь! А нельзя миловаться где-нибудь подальше от зала общей работы?

Я попыталась отпрянуть от Калипсо, но он не дал шарахнуться от него куда-нибудь подальше, крепко удерживая меня за талию на одном месте, прижимая к себе.

Испуганно глянула на отца, который как раз вошел в зал, да так и застыл в дверях с кружкой горячего чая в руках, хмуро уставившись на нас с Калипсо.

— Не припомню, чтобы в Уставе Армариллиса было что-то сказано о запрете поцелуев в залах и коридорах академии вне занятий, — произнес Калипсо, не глядя на Заэля, а весело подмигнув мне и заправив мне за ухо выбившуюся прядь волос.

— Н-да? Надо будет попросить Ильфорте пересмотреть текст Устава, давненько он не менялся, — голосом, полным желчи, произнес Заэль, недовольно сверля взглядом Калипсо.

— Я бы не советовал менять прекрасно работающий Устав и вводить коррективы, ограничивающие личную жизнь адептов, потому что это пагубно скажется на их эмоциональном состоянии и на отношении к вам в частности. Но если Ваше Первейшество считает иначе…

— Кэл, имей совесть, а?

— Зачем иметь совесть, когда рядом есть прекрасная юная леди? — с непроницаемым выражением лица отозвался Калипсо, увлекая меня мимо Заэля на выход из зала. — Кому, как не вам, знать, что это намного душевнее и результативнее…

Заэлю чай явно попал не в то горло. Потому что он закашлялся, сильно подавившись, и вытаращился на смеющегося Калипсо матерным взглядом. Да, именно матерным. Не знаю, как, но ему удалось посмотреть на Калипсо так, что у меня создалось стойкое ощущение, будто его обложили матом. Молча. Это, наверное, какой-то запредельный уровень магии, не иначе, хех.

— Слушай… А у тебя сколько жизней? — тихонько поинтересовалась я, когда мы отошли от зала общей работы. — А то у меня есть подозрение, что у тебя их штук десять в запасе. Судя по тому, как ты бесшабашно общаешься с моим отцом…

— Всех жизней не хватит, чтобы насладиться тобой, — напевно произнес Калипсо с какой-то мечтательной улыбкой.

Я смутилась и не нашлась что на это ответить.

[Калипсо]

Лори давно легла спать, уснув в моих объятьях и сладко уткнувшись носом в мою шею. Было это каким-то очень нежным и интимным жестом, что ли… Ужасно нравилось, когда она так делала.

Я любовался ей какое-то время, а потом отправился в свой кабинет. Этой ночью я собирался очень плодотворно поработать, так как общение с Агатой натолкнуло меня сразу на несколько идей по внедрению теневой магии в разные заклинания, и мне не терпелось начать действовать в этой теме.

Поэтому я по обыкновению налил себе двухлитровый чайничек бодрящего имбирного чая, разложил на длинном столе свои записи и с головой окунулся в работу. Я то сидел на месте и беспрерывно писал формулы, то вскакивал и начинал ходить туда-сюда по длинному кабинету, обдумывая информацию. Грыз при этом конфеты из горького шоколада с соленой нугой и взрывной карамелью, а под подошвами моих ботинок похрустывали разбитые колбы и стаканы, которые я в порыве психоза швырял когда-то со стола, но до которых пока руки не доходили убрать всё это безобразие. Хорошо, что отец в мой кабинет никогда не лез и этого бардака не видел, а то пришлось бы мне выслушать часовую лекцию о необходимости соблюдения чистоты. Отец — жуткий педант и перфекционист в плане чистоты в кабинете, мне иногда казалось, что он бумаги и карандашики по линеечке раскладывает на своем столе, хотя я ни разу не засек его за таким занятием. Чего нельзя было сказать обо мне и моей творческой свалке. Даже язык не поворачивался назвать этот бардак ласковым «беспорядок».

Мозг кипел от сложных вычислений и непрерывного анализа информации, я так увлекся работой, что не заметил, как в какой-то момент дверь тихонько скрипнула, отворившись, и в кабинет вошел Эрик. Только вздрогнул от неожиданности, когда услышал его вкрадчивый голос:

— Ну что, как продвигаются твои дела? О, любопытно-любопытно, — забормотал он, нагло взяв мои записи с другого конца стола и начав их изучать. — Так, это под вопросом пока, это оставляем, это никуда не годится…

Записи, которые Эрик обозначил как «никуда не годится» он не просто швырнул куда-нибудь в сторонку — а просто взял и испепелил их одним прикосновением.

Сказать, что я офонарел от такой наглости, — значит замогильно промолчать. Я аж конфетой подавился и швырнул в Эрика с другого конца стола первое попавшееся под руку. Этим оказалась пустая колба, от которой Эрик увернулся, даже не глядя на меня и на колбу, и та разбилась за его спиной, присоединившись к другим осколкам на полу.

— Хэй!! Ты что творишь?!! — взвыл я, опершись руками на стол и гневно глядя на Эрика. — Это моя работа!!

— Это работа, в которую тебе местами не стоит углубляться, если хочешь остаться в живых.

— Я сам способен с этим определиться!!

— Очевидно, не всегда способен сам, судя по тому, как ты чуть не развоплотился на поле боя, если бы не Лори, да? — ядовитым голосочком пропел Эрик.

Я тихонько зарычал в бессильной ярости, наблюдая за тем, как Эрик быстро пробежался вдоль всего длинного стола и вырвал из середины еще парочку листочков, которые мгновенно испепелил.

— В эти заклинания тебе лезть пока не нужно — сгоришь заживо, — категорично произнес Эрик в ответ на мой взбешенный взгляд. — С остальным — работай дальше.

— Ты уничтожил эти записи, но не стер это из моей головы, — с прищуром сказал я, не заметив, что карандаш в моей руке аж треснул. — Я потом восстановлю всё и буду пытаться заново грести в этом направлении.

— Ой, это не проблема вообще, — малодушно пожал плечами Эрик. — Я просто приду и еще раз всё сожгу. Если надо — хоть сотни раз. Все для тебя, как говорится.

— Ненавижу тебя.

— Да ладно? Ты бы меня удивил, если бы в любви признался, — отмахнулся Эрик.

Он с недовольным видом глянул на подошву своего правого ботинка и недоуменно отодрал от нее прилипшую обертку от шоколадной конфеты.

— И порядком ты бы меня тоже удивил, — тяжко вздохнул он.

— В следующий раз специально для тебя разложу по всему кабинету мышеловки, — мечтательно произнес я.

— Как-то ты меня недооцениваешь. У меня не настолько маленький размер ноги, чтобы я пострадал от мышеловки, — театрально вздохнул Эрик, внимательно читая один из моих исчирканных листов.

— А кто сказал, что я собираюсь на уровень ноги устанавливать мышеловку? — донельзя ехидным голосом произнес я. — Имеются у тебя и другие «маленькие размеры».

— А ты лично вроде не проверял, — парировал Эрик.

— Так оно ж и так понятно: когда другие размеры оставляют желать лучшего, только и остаётся, что совать свой длинный нос в чужие дела, — понимающе покивал я.

Эрик возмущенно фыркнул и показал мне неприличный жест, но от внимательного рассмотрения чертежей не оторвался и больше никак свое возмущение не выдал. Но я довольно улыбнулся, потому что для вечно холодного и малоэмоционального Эрика это можно было засчитать за сверх эмоциональную реакцию.

Эрик Кларксон бесил меня невероятно своим всезнайством и привычкой лезть туда, куда не просят. Особенно — куда не просят. Была у него такая восхитительная манера разговора с абсолютно непроницаемым выражением лица, что она была сама по себе способна выбесить любого, в принципе.