Чистый грех - Джонсон Сьюзен - Страница 4
- Предыдущая
- 4/99
- Следующая
— Похоже, у вас руки опустились.
— Если они и опустились, то оружие в них все-таки осталось. Мои соплеменники всегда начеку. Так оно безопасней.
— Вы часто бываете здесь, в городе?
Адам отрицательно мотнул головой.
— Предпочитаю собственное ранчо. Но судья Паркмен мой друг… — Тут он вздохнул и добавил: — Ну и конечно, Изольду постоянно тянуло в Виргинию — какое ни есть, а все-таки светское общество.
— Она на самом деле сбежала от вас с бароном?
Этот вопрос был задан нерешительным тоном в момент, когда Флора наконец справилась со второй перчаткой.
Добрый десяток секунд Адам хранил молчание, и Флора сделала вывод, что любопытство опять побудило ее выступить из границ вежливости. Но тут он рассмеялся — благодаря темноте его теплый смешок приобрел будоражащую интимность.
— Искренне надеюсь, что она удрала с бароном. Как говорится, туда ей и дорога…
Словно в трансе Адам легонько прикоснулся кончиками пальцев к щеке девушки.
— Послушайте, — сказал он другим, серьезным тоном, — зря вы сюда пришли. Да и я напрасно привел вас сюда. Вся эта прогулка в сад была неразумной затеей. Лучше нам вернуться.
— А мы и вернемся… потом.
Губы Флоры были едва ли в локте от него. Он уловил чувственные нотки в ее голосе. И можно было сойти с ума от одного того, как безразлично она уронила на пол свои длинные белые перчатки.
Адам весь напрягся и сделал глубокий вдох.
— Боже, как вы мучаете меня! Вы так желанны…
Голая кожа плеч и рук девушки будто светилась в темноте. От ее волос исходил дурманящий аромат жасмина.
— Поцелуйте меня, — прошептала она, всем телом подаваясь к Адаму и горя тем же желанием, что и он
— Нет.
Однако молодой человек не делал попытки отодвинуться.
— В таком случае я поцелую вас.
Он ощутил ее легкое дыхание на своих губах. В висках стучало от вожделения.
— Как много у нас времени? — тихо спросил Адам. Вопрос был равнозначен капитуляции.
— Вам виднее.
Отзываясь на игривую двусмысленность ее ответа, граф сказал:
— А впрочем, сколько бы времени у нас ни было — его меньше, чем нужно.
И он не лгал. Ему действительно хотелось быть с ней — возле нее, в ней, на ней — на протяжении бессчетных часов. Желание для него новое, странное… Однако его анализом Адам сознательно не желал сейчас заниматься!
— Как я понимаю, вам не шестнадцать…
Этой фразой он не просто намекал, что для опытной женщины короткое удовольствие — одна досада. Это был прежде всего скрытый вопрос, которым граф, не раз обжигавшийся на молоке, машинально, для формы и наспех проверял, не является ли он первым мужчиной в ее жизни. Однако, в сущности, от ее ответа уже ничего не зависело, ибо его слух сразу же отключился. Если она и сказала что-то — смысл сказанного все равно не дошел до Адама: ее руки уже притянули его голову, ее губы уже впились в его губы… а его сметливые пальцы уже скользнули к пуговицам штанов.
В следующее мгновение он подмял ее под себя и, не отнимая жадного рта от ее губ, торопливо задирал пышное платье и нижнюю юбку. Его нетерпение чудным образом совпадало с ее нетерпением. Но, когда неловкая рука Флоры хотела поучаствовать в процессе расстегивания его штанов, он высвободил край губ для едва внятного «нет». Сам он быстрее справился.
Как только искомое оказалось на свободе, молодой человек не стал терять время даром и тут же вошел в нее, гонимый адским нетерпением.
Флора вскрикнула — сперто, дико, торжествующе — и вся прижалась к Адаму, ощущая жгучую сладость в каждой клеточке своего существа.
Сперва бешеная сила его проникновения вскинула тело девушки, после чего он сам сдвинул ее еще дальше в том же направлении — вверх по спинке мягкого сиденья. Теперь он удобно полулежал на девушке.
В темноте каретного сарая элегантное рессорное ландо бесшумно заходило ходуном. Мощные движения Адама Серра, который торопливо утолял страсть Флоры Бонхэм и свою собственную, сопровождались лишь приглушенными стонами девушки и громкими вздохами графа. Порой Адам что-то шептал на родном языке своей матери — удивительные слова, которые он до сих пор не шептал ни единой женщине. А Флора снова и снова, не в силах оторваться, исступленно целовала его.
Адам не смог бы объяснить, почему и чем она возбудила в нем такую страсть. Никогда прежде им не владело настолько исступленное вожделение. Он едва ли не терял сознание от наслаждения — и вместе с тем хотел, чтобы это чувство, нестерпимое в своей остроте, длилось, и длилось, и длилось бесконечно. Контроль над собой куда-то исчез, словно в горячке. Ритмичные движения Адама имели характер чего-то непроизвольного, едва ли не судорог. Только не останавливайся! Только-не-оста-навливайся!.. Каждый мах нижней части его тела будто колоколом отдавался под гулкими сводами черепа: дьявольская музыка под стать литании наслаждения. Казалось, вдох отныне опережал выдох. Упоение почти болезненно стиснуло веки Адама, будто зубастые дуги капкана, в который попалось удовольствие…
Быстрей и мощней, быстрей и энергичней — выше и выше по ступеням обоюдного наслаждения, до самых небес. И тут оба разом низринулись в сладостную пропасть. На несколько упоительных мгновений Адам почти замер, потом медленно полностью вышел из нее, чтобы тут же снова войти… и снова войти, и снова войти — с какой-то оголтелой яростью.
Все это время Флора двигалась ему навстречу с такой же бешеной энергией несказанного возбуждения. О, та «безуминка», которую она сразу же заприметила в глазах Адама, о многом говорила — и не обманула! Он бесподобен в дикости своей страсти!
Она испустила долгий томный вздох и, нежно поцеловав Адама, мурлыкающими звуками подтвердила свое удовлетворение. Выразить счастье более членораздельно не было ни сил, ни желания.
Теперь, когда миновала лихорадка первоначальной спешки, он имел досуг высвободить больше голого тела из кокона сложного наряда. Закончив хлопотную работу с крючками, пуговицами, шнурками и лентами, Адам надолго припал к соскам пышной обнажившейся груди, серебристо-белой в полумраке.
— А сейчас моя очередь, — шепнула Флора и занялась его сорочкой, ворот которой был сколот бриллиантовой брошью.
Как только мускулистая грудь молодого человека оголилась, проворные руки девушки стали медлительно-ласковыми, и Адам закрыл глаза от наслаждения, когда нежные подушечки ее пальцев неспешно загуляли вокруг его сосков. А потом он ощутил легкое шаловливое прикосновение горячего языка, который медленно путешествовал от его шеи ниже, ниже и ниже…
С чисто детским самозабвением, напрочь позабыв о времени и обстоятельствах, они предались совсем недетской игре взаимного неспешного ублажения. Они проказничали от души, пробовали разные позы и способы. Войдя в раж, Адам не знал удержу. Флора даже испугалась его неутомимости.
— Послушайте, — шепнула она, — вам совсем не обязательно быть таким… самоотверженным! — В ответ раздался чувственный смешок.
— Поверьте, мне это приятно! — сказал Адам и так энергично в очередной раз вошел в нее, что она полувскрикнула от наслаждения.
Но в конце концов молодой человек опомнился. Их отлучка из бальной залы шокирующе затянулась. Надо было возвращаться, и побыстрее. Поэтому он дал себе волю и больше не сдерживался. Одновременный оргазм на какое-то время оставил их бездыханными.
Флора ласково, но как-то очень по-хозяйски провела рукой по его влажному от пота лбу. В этом пустячном жесте Адаму невольно почудилось некое посягательство на его свободу — а быть чьей бы то ни было собственностью он не хотел!
— Вы чудесный! — нежно пробормотала девушка. — Мне кажется, я очень полюблю Монтану. Она ощутила, как он весь напрягся от этих слов.
— О, не пугайтесь! Этой фразой я хотела выразить свою благодарность — и ничего больше.
Блеснув в полутьме зубами, граф отозвался с иронической галантностью:
— Не стоит благодарности, мэм. Рад был доставить вам удовольствие, мэм. Я всегда полагал англичан людьми в высшей степени дружелюбными.
- Предыдущая
- 4/99
- Следующая
