Путь чернокнижника (СИ) - "Лучезар Ратибора" - Страница 42

Арсений Саввич Фельшау сидел в своём кабинете-библиотеке, по обыкновению перед сном пытаясь хоть что-то прочитать из своей богатой коллекции книг. Причём, жанр чтива был совершенно не важен. Для купца и мануфактурщика это занятие заменяло снотворное.

У него действительно была богатая коллекция: тут и книги по навигации, по мореходству, учебники теории словесности, арифметики, для изучения древнегреческого и латыни, развлекательная беллетристика, несколько любовных романов. И много-много других. Здесь были как современные, так и старинные издания. Три стены кабинета Арсения Саввича полностью, от пола до потолка, были заставлены книжными шкафами с сочинениями. Библиотека для купца стала огромной любовью и гордостью. За немалые деньги он приобретал книги, пополняя свою коллекцию все больше и больше, а иногда люди его круга и сословия, зная о его увлечении и страсти к букинистике, дарили ему их при случае. Он искренне и честно хотел читать, постигать новое и подавать своим детям пример эрудированного и просвещённого отца. Но, увы: из всей своей огромной библиотеки Арсений Саввич полностью осилил от силы четыре-пять изданий. Как только он в очередной раз садился за стол перед раскрытым произведением, имея твёрдое намерение прочитать его, начинал читать и... И обнаруживал, что он только что проснулся, дремал он в сидячем положении, а прочитанными оказались всего две страницы, половину из которых он не помнил, хоть убей.

Арсений Саввич не поленился и даже сходил к врачу за консультацией. Тот провёл свои манипуляции и только развёл руками. Потому как в этом отношении барин был совершенно здоров. "Чтение — просто не ваша стезя", — так звучал вердикт доктора. Барин не сдавался, превратив свой минус в полезную опцию: чтение перед сном излечивало любую его бессонницу. Правда, было некоторое продвижение: теперь Арсений Саввич мог прочесть за раз целых три-четыре страницы, прежде чем блаженно упасть в объятия Морфея. А вот диковинные картинки, иллюстрации и иноземные географические карты он мог разглядывать гораздо дольше — это его увлекало и бодрило. Глубокий крепкий сон стоял над душой рядом, завидев в руках книголюба очередной фолиант, но не спешил нападать, пока взор чтеца падал лишь на картинки. По какой-то одной, ведомой лишь ему причине, бог сна считал просмотр картинок не в своей компетенции.

Вот и сейчас Арсений Саввич разглядывал иллюстрации животных из "Мировой фауны", поражаясь богатству и разнообразию природы. На буквы он старательно не смотрел, желая впитать чуть больше хотя бы картиночных знаний, прежде чем вступит на дорогу сна. В дверь кабинета постучал и сразу же вошёл дворецкий Федька. Хотя это имя почти ушло в прошлое: Федькой его называл покойный папа Арсения Саввича, сам Арсений только в отрочестве и юности кликал верного помощника по дому просто Федькой. Теперь же, когда эрудированность и знание иностранных языков потомственного купца значительно выросли — вы сами видели, какое огромное собрание книг — дворецкий стал Теодором, и не иначе. Самому старшему в доме и главному среди слуг как раз такое имя было впору — Теодор. Согласитесь, звучит гораздо величественнее, чем просто «Федька». Дворецкому и самому его имя на аглицкий манер пришлось по душе.

— Теодор! Что случилось? Кто нас побеспокоил среди ночи?

— Прочти, барин. Тут письмо, говорят, для тебя. Вроде как от какого-то Мастера. То ли Ариель... То ли Азазель, не к ночи будет сказано, упаси Господи, — ответил Теодор и привычно перекрестился.

Дворецкий называл барина на «ты», так уж у них повелось с самых малых лет, когда один был ещё барчуком, а второй просто Федькой.

Арсений Саввич быстро закрыл и отложил книгу в сторону. Лицо его приобрело сосредоточенное выражение, медленно подступающую сонливость как ветром сдуло, рядом стоящий сон развёл руками и испарился. Купец взял протянутое письмо, сломал печать, развернул, быстро по диагонали пробежал по тексту.

— Это от Мастера Азриэля, если говорить правильно. Ты разве не помнишь, что толкнуло нас тогда, в ту памятную поездку к колдуну, в самую глушь к чёрту на кулички? — спросил купец.

Теодор помнил. Ещё как помнил. И каждый раз внутренне содрогался от воспоминаний, осеняя себя крестом. Не приведи, Господь, повтора такой чёрной полосы.

Всё было прекрасно и хорошо. Доходы росли, торговые и промысловые дела хозяина расширялись. Теодор уже сам чувствовал себя барином — настолько всё было замечательно. Богатеющий барин щедро увеличил ему жалованье вдвое, можно было жить, ни в чём себе не отказывая, что Теодор и делал. Всё чаще дегустируя дорогие вина и перекладывая, где мог, обязанности на младших слуг, штат которых значительно расширился. Нет, он ни в коем разе не стал безответственным пьяницей, всё барское хозяйство по-прежнему находилось под его жёстким контролем и неусыпным строгим оком. Просто всё шло по маслу, так гладко, что можно было позволить себе расслабиться и наблюдать со стороны, как оно — хозяйство — ладно и легко обустраивается и функционирует при минимуме усилий и вмешательства со стороны Теодора. Словно каждый винтик в чётко смазанном и наработанном механизме добросовестно и безукоризненно выполнял свою работу. Управляющему оставалось лишь раздавать распоряжения, дирижировать на расстоянии некой волшебной палочкой.

А потом всё в единый миг закончилось. Все дела барина пошли вдруг под откос. Всплыли какие-то забытые долги, рыба не ловилась, виноград не родился, дивиденды по акциям безбожно задерживались. Солидному купцу с серьёзной репутацией вчерашние друзья вдруг отказывались давать в долг. Даже старший брат Фельшау, всегда благосклонный к хозяину, в этот раз не торопился с помощью. Изобилие источника Эльдорадо иссякло. Недвижимое, да и всё движимое имущество пошло под залог, а что-то и вовсе продалось с молотка. Все слуги, естественно, разбежались. И только верный Федька-Теодор не оставил своего хозяина, которому прислуживал с рождения. Просто не мог. Прикипел. И не видел себя на другом месте. Пусть даже здесь и поселился призрак нищеты.

И помнил дворецкий ту лютую ночь, когда барин не выдержал, собрал последние деньги и поехал к чёрному колдуну. Теодор не верил больше в успех, но отправился с хозяином. И не просто как сопровождающий верный слуга, а за свой счёт арендовал карету без кучера, сам заняв его место. Он видел отчаяние купца, как тот дошёл уже до готовности продать душу дьяволу, лишь бы выкарабкаться из пут злого рока. Арсений перепробовал все мыслимые и немыслимые способы, но ничто ему не помогало. Всё сыпалось в пустоту, как песок в бездонную бочку, ничего не клеилось. С каждым днем омут нищеты затягивал всё глубже и глубже, а все начинания и усилия оказывались напрасны. Оставалось рискнуть и попросить помощи у чернокнижника. И они поехали.

Ночь действительно тогда выдалась лютой: дождь лил, как из ведра, ветер хлестал нещадно, дороги размыло… Казалось, будто сама преисподняя вылезла наверх в этот мир и всячески препятствовала путникам добраться до мага. Всю дорогу Теодор крестился и молился. Молился, сидя на куличках, молился, когда вытаскивал лошадь из грязи. Молился, когда толкал карету сзади, падая навзничь и вновь поднимаясь. Он был уверен, что только молитва помогла им живыми и невредимыми добраться до жилища колдуна. Хотя, как божественная молитва смогла тогда помочь добраться до чернокнижника, то есть до греховного исчадия ада — тут ответа у дворецкого не находилось. Нестыковочка, неразрешимый парадокс. Пару раз Теодор пытался размышлять на эту тему, но ни к чему так и не пришёл, а затем махнул рукой, справедливо решив, что "пути Господни неисповедимы".

Незнамо наверняка, продал ли хозяин душу дьяволу, что вероятнее всего так и есть, но после посещения колдуна дела Арсения Саввича круто пошли в гору. И в долг дали, и всё завертелось, закрутилось, механизм промысла и торговли заработал с удвоенной силой. Уже через полгода состояние купца превышало оное до разорения. Подробности разговора хозяина и чародея Теодор никогда не спрашивал, опасаясь подтверждения своей страшной догадки,но мысленно уже уготовил душе Арсения ад и пламя мук на веки вечные.