Путь чернокнижника (СИ) - "Лучезар Ратибора" - Страница 38

— Хорошо, Учитель! Ваша воля — моя воля. Скажите только, надолго ли я отправляюсь туда, вернусь ли к вам?

— Конечно, вернёшься, ученик. Это всего лишь этап. Не знаю точно, когда придёт время. Ты это сам почувствуешь, что пора возвращаться. Если у тебя что-то приключится срочное и серьёзное, с чем ты не сможешь справиться, то позови меня.

— И как же это сделать?

— Визуализируешь мой образ и начнёшь массировать правый безымянный палец. Произнесёшь тридцать шесть раз «Ом Шри Гуру Намасте Ом». И я услышу твой зов. Приду через тонкий план.

— Благодарю вас, Учитель! — поклонился я, подняв жест гассё[3] над головой.

— Начинай собирать вещи, Андар. Завтра с утра доберёшься пешком до села, там наймёшь провожатого. Думаю, местные будут рады подзаработать. Верхом или на телеге довезут тебя до самого Дербента. Примерно шестьдесят вёрст по дороге. Дашь извозчику николаевский пятирублёвик. Этого с головой хватит. Да, будь осторожен, лихих людей везде хватает. Поставь в дорогу защиту «финикийский посох путника». А я пока напишу письмо Арсению Саввичу. Если мне не изменяет память, то живёт он на набережной, там спросишь у местных, подскажут, личность известная.

Я ушёл собирать вещи. И даже не знал, что с собой брать. Никогда раньше я не был в крупном городе. И вообще давно не общался с большим количеством людей. Это всё одновременно будоражило, волновало и вызывало опаску. Не знал, что одевать, как себя вести. Хотя, в плане одежды выбор был небольшой, поэтому я решил ехать в том, что на мне. Логично предполагая, что жизнь в городе вывезет в свою струю, и там я оденусь ближе к городскому типажу. Я осознавал правоту Учителя, что надо двигаться дальше. Стадия куколки закончилась, родилась бабочка, теперь бабочке надо научиться летать. Я сложил свою Книгу Теней, мои заметки за семь лет. Сложил и съестное в дорогу. Взял с собой свой, уже ставший родным, мешочек рун. И захватил небольшой ритуальный кинжал атам с его именем, вырезанным на рукоятке. Да, у артефактов есть свои имена, они вообще-то живые. Откуда узнал имя? Так сам атам и выдал его мне во сне.

А ещё я на толстом пруте вырезал защитные знаки в дорогу, напитал их своей кровью из пальца и сто один раз прочитал заклинание:

«Варун! Аянах! Алеф Зе Шин Гаф Нун Гаф!»

Вроде всё. Чтобы отвлечься, пошёл во двор убрать в хлеве. Очень нескоро мне придётся это делать снова.

Я проснулся утром, еще до наступления рассвета. Не спеша оделся, умылся и пошёл завтракать. Учитель уже был на ногах и собирал на стол нехитрую снедь. В абсолютной тишине мы сели кушать. Аппетита не было совсем, но перед долгой дорогой обязательно нужно поесть. На душе было скверно. Ощущение, что я вновь покидаю отчий дом, не отпускало меня. Наконец завтрак закончился. Пора. Мы вышли на крыльцо. Я сжал руку Учителя двумя руками, опустился на колено и прижал свой лоб к его кисти.

— Полно, ученик, вставай. Пора в путь.

Мастер протянул мне мешочек с деньгами и письмо. Тот самый мешочек, что привезла мадам Готье. Письмо было скручено и запечатано сургучом.

— Держи. Тебе пригодится. На первое время. Да и вообще надолго хватит, если будешь тратить с умом. Тут сто золотых рублей и ещё медные. В первую очередь расплачивайся медными.

Мой голос предательски дрогнул:

— Прощайте, Учитель!

— Нет, Андар, неправильно. До встречи! В добрый путь. Да пребудет с тобой моё благословение!

Я закинул котомку на плечо и быстро-быстро, глотая непрошеный комок в горле, зашагал прочь от жилища, ставшего мне таким близким и родным.

Уже в селе я зашёл к Заре, поздоровался, спросил, где можно арендовать транспорт. Зара отправила меня через три дома. Там вроде как можно было спросить о лошади. Я подошёл к воротам с калиткой и постучал.

— Маида-хала[4]!

Через пару минут ворота отворила женщина в платке.

— Мира вам и благоденствия, Маида-хала! Меня зовут Андар. Зара-хала сказала, что у вас можно взять лошадь. Мне надо добраться в Дербент.

— И тебе мира, Андар! Подожди немного. Скоро вернётся домой муж, он отгоняет овец на пастбище, с ним и поговоришь.

— Хорошо, я подожду тут рядом.

Я отошёл чуть дальше от дома и в ожидании сел на брёвнышко, явно регулярно использующееся в качестве скамейки. Мне хорошо был виден дом, и я не опасался пропустить приход мужа Маиды-халы. Пока сидел и ждал, успел немного перекусить своей нехитрой снедью: хлеб, медовая вода, сушёные ягоды и орешки. Примерно час спустя в калитку зашёл крепкий черноволосый мужчина. Выждав несколько минут, с расчётом, что Маида-хала уже сообщила мужу про мою потребность, я вновь постучал в калитку. В этот раз уже открыл муж. Коренастый и черноглазый, с явно плутоватым взглядом.

— Андар?

— Да, халу[5]. Мне надо в Дербент. Можете меня довезти? Я заплачу.

— А меня Саби зовут, — протянул руку халу, которую я крепко пожал двумя руками.

Саби-халу прищурился:

— А сколько заплатишь?

— Пять рублей золотом. Николаевские, — ответил я, памятуя совет Учителя.

Тут Саби закатил глаза и запричитал, начав торговаться.

— Маловато будет. Придётся двух коней запрягать. На одном ты, на другом я. Дорога неблизкая, харчей придётся с собой брать. На обратном пути ещё и заночевать где-то придётся, опять расходы на постоялый двор.

По энергетике и интуитивно я ощущал, что этих денег ему за глаза хватит, чтобы окупить всю поездку в Дербент туда и обратно несколько раз. Да и Учитель чётко обозначил сумму.

— Ну что же, Саби-халу, очень жаль, что потратил ваше время. Пойду, поищу ещё кого-нибудь, кто согласится отвезти меня за эту скромную плату.

— Эй, погоди, парень, не горячись, — вовремя одумался Саби. — Раз уж Зара-хала тебе порекомендовала обратиться к нам, так и быть, сделаем скидку по знакомству. Отвезу тебя за эту цену. Давай сюда свой николаевский.

Я внутренне удовлетворённо улыбнулся, довольный, что Саби быстро одумался. Дорога предстояла неблизкая, искать другого извозчика и тратить драгоценное время не хотелось. Я протянул Саби пять золотых рублей, заранее приготовленных отдельно, дабы не светить лишний раз полной мошной. Саби взял монету, оценивающе взглянул и убежал в дом, бросив:

— Подожди, я скоро.

Минут через десять отворились ворота, и Саби вывел двух оседланных, готовых к поездке, коней. Я не разбирался в породах, но мне они показались просто красавцами. Удивительная грация и мощь, достойные кисти художника, соединились воедино в само совершенство. Один конь был лимонно-рыжей масти, почти апельсинового цвета, с длинной шеей и белой звездой во лбу, а второй — с шеей покороче, с более притупленной мордой — был чубарым (тёмно-серые пятна на светло-сером основном фоне). Высокие, стройные, ладные, с лоснящимися от ухода телами кони в нетерпении гарцевали почти на месте, то и дело взмахивая головами с длинными кудрявыми гривами, и, шумно раздувая ноздри, дышали. Они вызывали во мне восхищение и восторг. Но едва я приблизился, как кони начали недоверчиво коситься на меня с немым вопросом: «И этот на нас поедет верхом?» Похоже, они не видели во мне всадника, а потому, словно по команде, в недовольстве прижали к головам подрагивающие уши. По их презрительным в мою сторону взглядам я понял, что предстоит некоторая борьба авторитетов.

— Так, тебе чубарый Аман. Он чуть спокойнее. Рыжий Сари мне. Этот хулиган точно попытается сбросить. Давно в седле был? — спросил Саби.

— Очень давно. Пару раз в детстве и всё.

— Ну, тогда Аман точно твой. Пойдём шагом, небыстро, ни к чему коней загонять. Успеем. С одним привалом к ночи должны добраться.

Я вскочил на спину Аману, Саби оседлал Сари. И мы тронулись в путь. Как я и предполагал, Аман, не чувствуя во мне хозяина, периодически пытался брыкаться, уходил в сторону с пути, проносил меня под ветками деревьев, чтобы ветви хлестнули в лицо, при этом успевал сорвать и пожевать пару листьев. В общем, вовсю показывал своё пренебрежение и неповиновение седоку. Саби посмеивался, глядя на меня, и наслаждался проказам своего питомца. Я же продолжал безмолвную борьбу с конем, пару раз сжимал его коленями, мягко намекая ему о субординации, натягивал крепче удила, пытаясь приструнить, но конь упорно делал вид, что не понял и продолжал капризничать и хулиганить. Тогда я астрально надел на себя образ огромного мощного воина в латах, глаза мои вместо зелёных стали красно-огненными. Аман вытаращил глаза, испуганно всхрапнул от внезапной перемены седока и смиренно зашагал вперед. Видимо, понял, что его наездник не так прост и шутки с ним плохи.