Рассудок маньяка - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 19
- Предыдущая
- 19/36
- Следующая
– Хохлову любили в вашем институте? Или, наоборот, недолюбливали?
– А как вы думаете? – усмехнулся Фортаков. – Она ведь была красивой молодой женщиной, а у нас процентов на пятьдесят коллектив женский. Конечно, не очень любили. Она тратила всю зарплату на себя, была довольно независимой особой. На них все обращали внимание.
– На них?..
– Я имею в виду ее и Олечку Финкель. Конечно, они конкурировали, даже одевались похоже. Но в общем относились к друг другу гораздо терпимее, чем все прочие. У нас ведь много неустроенных женщин. Наука требует полной отдачи, и некоторые так и не успели устроить свою личную жизнь. Конечно, они не очень любили таких «взрывоопасных особ», на которых столь бурно реагировали мужчины.
– Вы имеете в виду Елену Витальевну?
– И ее тоже. Они все немного комплексовали от вида обеих молодых женщин. Ну это и понятно.
– А как к ней относились в техническом отделе?
– Спокойно. Там хорошие ребята подобрались. Игорек вообще занимается только компьютерами, Алексаняна ничто не интересует, кроме его работы. Коренев, Шенько, Григорьев – нормальные парни, немного чудаки. С такими знаниями и руками все еще сидят у нас в институте на мизерной зарплате.
– Вы не назвали Зинкова.
– У него другая проблема. Он ведь уже доктор наук. У него впереди прекрасная перспектива, если, конечно, Моисеева его не сожрет до той поры.
– У них плохие отношения? Мне показалось, что у них сложные, но не совсем плохие отношения? Или я не прав?
– Сложные. Моисеева вообще не любит пару Зинков – Фирсова. Знаете, как это бывает... Они ведь поженились совсем недавно. У нашей Людмилы погиб несколько лет назад муж. Он был очень хорошим человеком, настоящим другом. Она тяжело переживала его смерть. А потом они сошлись с Зинковым. Они ведь оба очень интересные люди. Ну а Моисеева, по-моему, немного комплексует из-за того, что не смогла получить такого вот мужа.
Он снова снял очки и протер стекла.
– Странно, – сказал Андрей Андреевич, – вы задаете совсем не те вопросы, что предыдущий следователь. Его интересовало в основном, где мы были в момент убийства. А вас занимают отношения между людьми в коллективе. Или вы работаете на контрасте?
– Я не следователь, – возразил Дронго, – я всего лишь эксперт по вопросам преступности, и у вас тут на «птичьих правах».
– То есть я могу и не отвечать на ваши вопросы?
– Желательно все же отвечать, чтобы я смог разобраться с этим весьма непростым случаем.
– Да, – вздохнул Фортаков, – это печально. Я до сих пор не могу заставить себя входить в ту комнату.
– Как вы считаете, мог это сделать кто-то из сотрудников технического отдела?
– Абсолютно исключено. Там нормальные люди, а убийца явный психопат.
– Почему вы так решили?
– Я слышал, как убили Хохлову. Это, по-моему, был какой-то маньяк.
– Вы знали Павла Мовчана, арестованного по подозрению в убийстве?
– Конечно, знал. Но это ошибка. Хотя говорят, что наши славные органы уже не ошибаются. Он очень неплохой парень. Судимость в молодости – это еще не основание для ареста. Испугался, сбежал. С кем не бывает? А следователи убеждены, что убил именно он. Возможно, я не прав, но не представляю себе нашего охранника маньяком, жестоким убийцей. И по каким мотивам? На женщин он не реагировал, у него симпатичная супруга, она иногда приходила к мужу, мы все ее знаем. Какие мотивы могли быть у Паши? Не знаю, может, я и не прав.
– В тот вечер вы немного задержались. Не видели ничего необычного?
– Нет, конечно. Если бы увидел, то не стал бы скрывать. Все весьма обычно. Может, преступление оттого кажется еще более страшным. Но я вышел через проходную где-то в половине седьмого. Или немного позже. Может, без пятнадцати семь. Меня еще подвезли супруги Зинковы, которые вышли вместе. Фирсова открыла свой автомобиль и предложила мне вместе с ней подождать в машине Георгия Ильича. Они куда-то должны были идти в гости. Она переоделась и ждала, когда он закончит дела в лаборатории. Мы сидели в машине минут пятнадцать.
– И вы оба не отлучались?
– Нет, ни на секунду. Сидели и ждали, когда придет Зинков. Он пришел, и мы поехали. Фирсова обычно машину не водит в городе, у нее нет прав. Поэтому она только за городом за руль садится. Хотя машина ее, но ключи она обычно дает Георгию Ильичу. Они подвезли меня до дома и поехали дальше.
– А задержались после работы вы все трое? Вместе с Зиминым?
– Да, все вместе. Правда, мы иногда выходили и входили в нашу комнату, но работали втроем. Фирсова, я и Зимин. Он сейчас в командировке.
– Я знаю. Где находятся ваши комнаты?
– На третьем этаже.
– Вниз вы спускались на лифте?
– Да, на лифте.
– В правом или в левом?
– В правом. Кажется, другой лифт тогда не работал.
– Ольга Финкель примерно в это время принесла бумаги из технического отдела. Она уверяет, что в кабине лифта была вода. Так ли это?
– Не помню. Но, наверное, была. По вечерам у нас некоторые сотрудники принимают душ. Душевые на первом этаже, и все могут ими воспользоваться. Ничего странного в этом нет. Но обычно все так торопятся с работы, что душ принимают только в перерывах, чтобы не задерживаться после шести.
– Как вы думаете, убийца кто-то из своих? Или посторонний, проникший на территорию института?
Фортаков тяжело вздохнул. Потер подбородок. Потом неуверенно заговорил:
– Поверить в «пришельца» мне трудно. Получается, что неизвестный специально залез на охраняемую территорию, чтобы убить Хохлову? Если он так хотел ее убить, почему не сделал это в другом месте? Она ведь жила одна. Нет. Я скорее думаю, что это сделал кто-то из наших, как это ни прискорбно, но, видимо, так оно и было на самом деле.
Он не успел договорить, когда за стеной раздались громкие крики, быстрый топот ног, пронзительный женский крик.
– Что случилось? – обернулся к двери Фортаков.
Дронго вскочил с места, подбежал к двери, распахнул ее. В коридоре у приемной директора толпились люди. Раздавались крики:
– Ей плохо!
– Что случилось? – поспешил к ним Дронго.
Он увидел растерянное лицо Архипова. Его секретарь лежала на диване.
– Идемте! – крикнул всегда сдержанный Сергей Алексеевич, бросаясь к лестнице. За ним побежало несколько сотрудников.
– Что случилось? – Дронго поспешил за Архиповым.
– Убийство, – отрывисто бросил Сергей Алексеевич. У него было серое лицо, он тяжело дышал. Пока они бежали вниз по лестнице, он, задыхаясь, выпалил:
– Убийство. Еще одно убийство в нашем институте... Сыркин позвонил мне, но Носов уже успел сказать в приемной, и моему секретарю стало плохо... Сейчас вызовут врача. Я уже попросил позвонить в ФСБ и в прокуратуру.
Они спустились на первый этаж и направились к душевым, где уже собралось не меньше двадцати сотрудников. Увидев Архипова, все расступились. Он подошел к душевой, покачнулся, оперся на раму.
– Не могу, – жалобно сказал Сергей Алексеевич, – не могу я туда входить. Просто не могу.
Дронго вошел в женскую душевую. Навстречу ему вышел Сыркин. Он неузнаваемо изменился за те несколько минут, когда в последний раз выходил из своего кабинета. У него подрагивали от волнения глаза, губы полумесяцем опустились вниз. Увидев Дронго, он молча отвернулся.
На полу и на стене душевой алели капельки крови, словно кто-то специально брызгал красную краску на кафельные плитки. В помещении, кроме Михаила Михайловича, больше никого не было. Дронго сделал несколько шагов, осторожно открыл кабинку. На полу лежала Ольга Финкель. Убийца нанес ей несколько ударов прямо в живот. Дронго наклонился, поднял руку девушки. Да, она была убита несколько минут назад. Кровь еще не успела свернуться, тело было теплым. Но никаких внешних признаков насилия не было.
– Ее тоже убили, – отрешенным голосом сказал за его спиной Сыркин, – убил тот же мерзавец.
– Погодите, – Дронго поднялся, чувствуя непривычную боль в сердце, – погодите.
- Предыдущая
- 19/36
- Следующая
