Восточная и Центральная Азия - Редько-Добровольская Татьяна Ильинична - Страница 18

Чем богаче и свирепее были цари, тем больше им хотелось бессмертия. Шесть правителей царств посылали корабли к таинственным горам, но достичь их не смогли. Наконец самый богатый и жестокий собрал флотилию, снабдил ее на много лет продовольствием, водою и сказал, что, если и они вернутся ни с чем — все будут казнены. Им тоже не удалось приблизиться к ослепительно сверкающим горам. Повернула флотилия в обратный путь. Однажды шторм прибил корабли к благословенным зеленым островам, не менее прекрасным, чем родина, где всем морякам предстояло погибнуть мучительной смертью. Они рассудили: лучше жить в изгнании, чем погибнуть на родине. И основали на островах новое государство, которое позже стало называться Японией.

Дорогу, которая ведет из далекого Китая через Среднюю Азию в европейские страны, поныне называют Великим шелковым путем. Рулоны китайского шелка были одной из самых больших ценностей, которые несли на своих горбах верблюды. Как же появилась эта замечательная ткань, которая и через сотни лет после изготовления остается все такой же красивой и прочной?

…Однажды отец одной девочки сказал:

— Я иду в город, но скоро вернусь. Присматривай за нашим конем.

Но прошла неделя, другая — нет отца. Затосковала девочка и однажды сказала коню:

— Ах, если бы отец вернулся домой, я бы за кого угодно вышла замуж, даже за тебя.

Конь вдруг вздыбился, сорвался с привязи и умчался, словно ветер, на север. Он проскакал несколько тысяч ли, нашел отца, повернулся в сторону дома и стал ржать, бить нетерпеливо копытом. Удивился, обрадовался отец. Он ухватился за гриву, вскочил на коня, и тот, словно ветер, примчался домой. Стал отец давать умному коню самый лучший корм. Но тот ничего не ел и только тоскливо ржал, когда видел во дворе девочку. Отец дивился этому, ничего не мог понять, пока та не рассказала всю правду. Отец помрачнел и сказал:

— Вот беда! Не выходи из дома.

А сам подкрался к коню сзади и убил его стрелой из лука, снял шкуру, которую оставил сушиться во дворе.

А девочка выбежала во двор и как ни в чем не бывало стала играть с подружками. Она подбежала к шкуре, пнула ее ногой и воскликнула:

— Так тебе, конь, и надо!

Только она сказала это, как шкура вдруг подпрыгнула, обернула ее и, кружась, словно вихрь, исчезла далеко в степи. Отец обыскал все окрестности, но не нашел даже тени дочери. Через несколько дней в листве большого дерева он увидел свою дочь в конской шкуре. Она превратилась в большую гусеницу с головой, очень похожей на лошадиную. Медленно ползла она от листа к листу, а изо рта у нее тянулась тончайшая, но прочная нить. Прибежали посмотреть на чудо люди и назвали дочь, к которой навсегда прилипла лошадиная шкура, цань, что значит шелкопряд, а дерево, листья которого она все время грызла, сань — тутовник.

Дочь-гусеница ползла по ветвям все выше и выше, пока не добралась до неба. Там она превратилась в богиню шелководства и вытягивала из себя клубок за клубком белые и желтые нити. Ведь коконы шелкопряда бывают только белые и желтые. Но ни боги, ни люди пока еще не знали, что же делать с этими нитями.

Когда Хуан-ди победил грозного духа Чию, богиня шелководства спустилась с неба и подарила желтому владыке два клубка нитей. Увидел Хуан-ди эти нити и восхитился. Он повелел соткать из них ткань, легкую и тонкую, как небесные облака, прозрачную, как вода в горном потоке. Как непохожа была эта ткань на обычное полотно. Хуан-ди сразу же приказал сшить себе парадный халат и шапку. Но жене его, Небесной государыне Лэй-цзу, ткани не хватило, и она сама стала разводить шелкопряд, чтобы получать такие же нити, что принесла Цань-шэнь, и ткать из нее красивые ткани, легкие, как облака, и струящиеся по телу, как вода.

Люди стали подражать Лэй-цзу, и вскоре во всей Поднебесной не стало места, где бы люди не знали шелководства. Собирание тутовых листьев, кормление шелкопряда, ткание шелков стали постоянным занятием женщин Древнего Китая.

Однажды рыбак из Нанкина ловил в реке Янцзы рыбу. В сети ему попалась глиняная миска. Старый рыбак положил находку в суму — в хозяйстве все сгодится. Стал он из этой миски кормить собаку. Смотрит, сколько ни ест собака, а корм не убывает. Удивленная жена рыбака наклонилась над миской и уронила туда золотую шпильку. Вдруг миска до краев наполнилась золотыми шпильками. Бросили туда монету и конечно же получили полную миску денег. Ценный сосуд перенесли от собачьей конуры в дом и стали его использовать для добывания денег и ценностей. Собрав огромное богатство, рыбак и его жена стали помогать своим многочисленным родственникам, и те прозвали его живым Цай-шэнем — богом богатства. Истинные боги не возражали, что к ним причислили щедрого земного счастливца. Ведь их было очень много.

На небесах существовало целое министерство богатства во главе с государем, призывающим сокровища, — Чжао-бао и заместителем, приносящим деньги, — Нацянем.

В штате этого министерства был бог богатства, прибавляющий счастья, бессмертный чиновник торговых прибылей, боги-полководцы и боги-торговцы.

Цай-шэня изображали сидящим на драконе, составленном из монет, а то и в виде дракона, изрыгающего деньги, или коня, приносящего сокровища. Цай-шэнь мог держать в руках миску, подобную той, что попала в сети рыбака, и конечно же, как у него, наполненную драгоценностями. Отдыхал Цай-шэнь не иначе как под деревьями, на коралловых ветвях которых росли монеты и жемчужины.

В первый день нового года принято было вывешивать изображения цай-шэней на дверях. Авось в наступившем году перепадет хоть малая толика монет…

Однажды к чиновнику земного императора Лю Хаю явился отшельник, который на самом деле был одним из бессмертных мудрецов по имени Лю Дунбин, и сказал:

— Ты должен стать отшельником, и это будет началом твоего пути на небо.

Лю, как и все, мечтал о вечной жизни и послушался мудреца. Вскоре у него, как у истинного отшельника, вырос большой, обвислый живот, на котором едва сходились одежды из листьев. Он ходил только босиком, ибо это был один из признаков отшельника, стремящегося стать небожителем. Он притворялся юродивым, безумным: пел, плясал. Но время от времени удалялся в пещеру и писал философские трактаты. Однажды к нему снова явился Лю Дунбин. Он снял пояс, на конце которого была привязана золотая монетка, и велел Лю подойти к колодцу, опустить конец пояса с монеткой и удить жабу:

— Это мой враг-стяжатель, переродившийся в жабу.

Лю забросил свою «леску с крючком». Все жадные существа, кем бы они ни были — людьми или жабами, падки до золота. Увидев, что в мутной воде блеснуло золото, жаба схватила зубами край монетки. А Лю тут же выдернул ее из колодца.

Мудрец в благодарность за помощь научил Лю, как сделать пилюлю вечной жизни. Лю изготовил пилюлю, проглотил ее и тут же упал бездыханным. Но он сразу же превратился в журавля и улетел на небо. Там он вошел в свиту бога богатства и стал богом монет. Это от него зависит, у кого в кармане звенят золотые, а у кого медяки… хэ и хэ.

Может ли большая братская любовь сделать человека богом?

А вот послушайте, какая история случилась с Джаном, жившим в далекой провинции, брат-близнец которого уехал в столицу на заработки. От него долго не было известий. Очень стали волноваться родители. Наконец родители сказали Джану:

— Пойди проведай брата, узнай, как он живет.

Собрали ему котомку, попрощались.

— Наверное, мы не доживем до твоего возвращения, ведь путь так далек и долог…

А до столицы расстояние было пятьсот ли, а в каждом ли — триста шестьдесят пу. Всего же Джану, чтобы увидеть брата, нужно было пройти — по нашему счету — две тысячи четыреста километров, да еще столько же, чтобы вернуться домой! Вышел Джан за стены родного города. Вдруг сила любви к брату подняла его, словно на крыльях, и во мгновение ока перенесла в столицу. Он оказался рядом с любимым братом, который жил счастливо, был знатен и богат. Но теперь Джан стал рваться домой. Он ведь любил родителей не меньше, чем брата. Ему хотелось успокоить отца и мать. Пока они живы, рассказать все о брате. Вышел Джан за высокие и крепкие стены столицы, и нежная любовь к родителям во мгновение ока перенесла его домой. С восходом солнца Джан отправился в путь, а с заходом солнца вернулся! Вот как даже расстояние в десять тысяч ли не стало преградой для единства и согласия в семье.