Обними. Поклянись. Останься (СИ) - Александер Арина - Страница 20

Я снова закрыла спиной кассовую зону, будто могла противостоять взрослому мужику и умоляюще взглянула на Игната. Он опустил голову, крепко потер затылок и шумно выдохнул. Вот тут у меня загорелась надежда, что удалось-таки достучаться. Игнат он… он ведь неплохой. Правда. Бывали срывы или загулы, но не настолько, чтобы потерять человеческий облик.

Он всегда признавал ошибки, умел просить прощение. Была ли я с ним счастлива? Конечно, была. Я многое готова простить, со многим смириться, но только не со сложившейся ситуацией. Он не имел права оставлять моего ребёнка без крыши над головой и подвергать его жизнь опасности.

— Прости, но мне нужны деньги. Это важно.

Нет! Нет, нет, нет!

— Дана, ну же! — он начал злиться, видя, что я так и не сдвинулась с места.

Ещё активней замотала головой. Так не относятся к дорогим сердцу людям.

Игнат начал злиться:

— Так, значит? Как четыре года назад забрал от еб*нутой родни — едва не в ногах ползала от радости. А теперь вот какая отдача, да? Сколько лет содержал, и такая благодарность?!

Я напряглась, став сплошным нервным клубком и вся сжалась внутри. Что он сказал? Это он меня содержал? Бизнесмен херов.

— Слушай сюда. Я поняла, что давно уже перестала быть для тебя чем-то важным. Для чего тогда содержал меня, не знаю. Может, потому что после бросившей тебя жены я стала единственной, которая приняла тебя со всеми закидонами?

Игнат взял со стола ручку, раздражающе пощелкал кнопкой.

— Деньги гони! — рыкнул, наступая. — Я по-хорошему прошу, Дан. Обещаю потом вернуть.

— Игнат… — шепнула, попятившись назад.

— Мне они очень нужны, Дан. Позарез просто, — обошел прилавок, и стал рядом, гипнотизируя кассовый аппарат. — Убери руки! — приказал холодно, стерев с лица остатки человечности.

— Пожалуйста, Игнат…

Худшего наказания для меня и придумать невозможно. Столько лет шла против родителей, доказывая, что Игнат особенный, а оно вон как оказалось. Видимо, судьба у меня такая, постоянно попадать на моральных уродов.

За эти дни могло случиться всё, что угодно. А его волновало только спасение собственной шкуры. Мне стоило ещё сразу поумнеть и сидеть не отсвечивая. И вообще, где гарантии, что за ним никто не следил? Он сейчас уедет, а ты живи, как хочешь, да?

Противостоять не получилось. Да и что я могла сделать? Это вам не Васька. И даже с ним у меня бы не получилось справиться, если бы не Глеб.

Хотелось то ли выть, то ли колотить руками о стену.

Меня попросили отойти — я ни в какую. Даже не сдвинулась с места. Вцепилась руками в аппарат, защищая свое будущее. Раз меня снова бросали, ни о какой покладистости и понимании не могло быть и речи.

Игнат не стал меня бить. Не стал толкать, выдирать кассу из рук, к чему я морально пыталась подготовиться, когда вцепилась в аппарат до побеления костяшек на тонких пальцах. Поняв, что сдаваться я не намеренна, он противно ухмыльнулся и достал из кармана раскладной нож, после чего приставил его острие в моей нежной шее.

В ноздри ударил аромат когда-то любимого парфюма с ароматом лайма и черного перца. Когда-то я закатывала глаза, вдыхая родной запах, закидывая вещи в стирку или прижимаясь перед сном к любимому телу. Теперь этот аромат будет ассоциироваться только с разочарованием и дикой обидой. Игнат нас окончательно растоптал.

Собственноручно, как сомнамбула, отдала кассу и обессилено привалилась спиной к стеллажу с выпечкой.

— Умница, — поцеловал меня в лоб довольный Игнат. Я зажмурилась, пытаясь сдержать слёзы. — Я знал, что ты не подкачаешь.

Потом тяжелые шаги и звон колокольчиков, после чего я медленно сползла на пол и, впившись зубами в руку, зашлась сдавленным воем.

Женщины бывают разные. Красивые и не очень. Гордые и тряпки, которыми мужчины вытирают ноги. Есть матки и закоренелые чайлдфри. Слабые, и независимые феминистки. Выбор богат, ассортимент настолько широк, что каждый может найти себе ту, которая бы отвечала его запросам и потребностям в жизни.

Юлька, вот, покладистой была. И, как мне казалось, надежной. Думал, тылом моим будет. Но обломался. Эх…

Так. Меня снова понесло не в ту степь.

К чему это я все? А к тому, что есть куча разных баб, под стать тебе или нет, но среди них всегда выделится один типаж: с заебцой. Такой сорт может быть разным: и скромным и с каменным стержнем, но есть одно «но»: чудная волшебность, от которой твоя фляга потихоньку начинает свистеть. Ты такую барышню сразу узнаешь и чухнешь — это девочка-п@дец. Она, быть может, еще ничего не натворила, но в твоей памяти навечно отложит отпечаток. Рядом с ней ты всегда как на пороховой бочке и в полной боевой готовности, потому что иначе не получается.

Богдана — та самая девочка-п@дец. Еще на снежной трассе понял, что все не просто так и череда увлекательных приключений с ней на простом подвозе до дома не закончится. Не прогадал. Сначала она позвала меня к себе переночевать из жалости, а сама с ножом под подушкой уснуть не могла, затем сражалась с двумя алкашами, доказывая, что все сама. Потом Гарик огорошил деталями моей работы на ближайшие дни, вновь переплетя меня с Богданой. Эта девочка мне встретилась неспроста. Не знал, к худу или к добру, но когда увидел ее рыдающей под кассой, понял — ну, точно. Пороховая бочка. Опять во что-то вляпалась.

— Что случилось? — спросил, рассматривая зареванные глазища.

— Ничего, — она шмыгнула носом, поднялась на ноги и гордо отвернулась.

— А детали у твоего ничего есть? Имя, приметы особые?

— Ты все шутки шутишь? Мне вообще не смешно, — снова шмыгнула носом и уставилась волком, будто я и есть то самое «Ничего».

— Рассказывай, — выдержал взгляд и положил руку ей на плечо, отчего девушка вздрогнула, будто ее двести двадцать насквозь прошибло. Она все-таки меня боялась.

— Думаю, это личное, — протянула неуверенно, но быстро сдалась под моим взглядом и едва слышно добавила. — У меня кассу украли.

Всхлипнула и, видимо, сама от себя не ожидая, прижалась всем телом к моей груди, ища утешения. В какой-то момент встрепенулась и попыталась отстраниться, но потом снова прижалась ближе, жалобно заплакав. Я не все слова разобрал, пока на автоматизме гладил ее роскошные волосы, пахнущие клубникой. Но основное понял: какой-то товарищ вытащил у девки кассу за три дня и ей нужно будет месяца три голодать, чтобы вернуть долг. Дальше было что-то про дочь, родителей, но слова объединялись в надрывный вой, смешиваясь в своем звучании — у Богданы началась истерика. Приплыли.

Я терпеливо подождал, пока девушка выскажет все, что у нее накопилось и, когда поток слов окончательно превратился в нечленораздельные звуки с примесью икоты, отстранился, прошел в помещения для сотрудников. Нашел там некое подобие миниатюрной кухни, взял с полки белый стакан и плеснул в него воды из-под крана. Когда вернулся в зал, Богдана стояла, прислонившись спиной к витрине и пялилась в одну точку.

— Пей, — протянул ей воду. — И рассказывай, что случилось.

— У-у м-мен-ня к-кассу з-заб-брали, — тихо пробормотала, сжимая в руках стакан. На меня не смотрела.

— Кто забрал?

Она в ответ пожала плечами.

— Это были те же синеботы? — не выдержал и схватил её за подбородок, заставляя смотреть на себя. Столкнувшись с её взглядом, стало не по себе: в расширенных зрачках плескался не страх, а горечь разочарования. Радужка утонула в море боли и обиды. Я на тот момент не понял, что мне показалось странным, да и не до этого было. Потом, спустя время я пойму весь смысл этого взгляда дворняжки, которую предал близкий человек, а сейчас я лишь тщетно пытался вытрясти из девчонки хоть какие-то детали случившегося. — Богдана, кто это был?

— Да не помню я. Не знаю! Залетный какой-то пришел и забрал все деньги! — ускользнула из моих рук и ушла за прилавок, отвернувшись к стене.

— И ты так просто ему отдала кассу? — недоверчиво приподнял бровь.