Злая принцесса (ЛП) - Лоррейн Трейси - Страница 10

— Я выписалась.

— Стелла, — предупреждают они обе одновременно. — Ты должна отдыхать, исцеляться.

— Я сделала. Я отдыхала весь полет сюда.

— Господи, — бормочет Руби, озабоченно крутя свой длинный хвост, прежде чем вернуться к своей команде. — Тренировка отменяется. Идите повеселитесь.

— Н-нет, ты не должна…

— Мы забираем тебя домой. Никаких аргументов.

Харли берет мой чемодан, Руби — мою сумочку, и я следую за ними в раздевалку, чтобы они могли забрать свои вещи, знакомство захлестывает меня при виде и запахах единственного места, где я когда-либо чувствовала, что принадлежу, прежде чем меня проводят в машину Харли.

— Мама уехала в командировку на этой неделе. Мы пойдем ко мне. Ты получишь немного покоя.

— Хорошо, — выдыхаю я, когда она закрывает за мной дверь и обсуждает с Руби, прежде чем положить мои вещи в багажник.

Я ненавижу, когда меня изолируют, но я ценю, ведь я только что появился в центре их жизни.

— Прости, я знаю, что я вроде как свалилась на тебя, — говорю я, когда Харли падает на водительское сиденье, а Руби садится сзади.

Харли смотрит на меня, сочувствие написано на ее лице. Протягивая руку, она берет меня за руку.

— Тебе не нужно извиняться, Стел. Тебе всегда рады здесь. Я имею в виду, немного предупреждений было бы неплохо, но…

— Все это было немного похоже на вихрь. Мне просто нужно было быть… здесь, с тобой.

— О, ты становишься мягче с нами, девочка? — Спрашивает Руби.

— Почти умереть сделает это с человеком.

— О черт, я не…

— Все в порядке. Если мы не можем шутить об этом, что мы можем сделать?

— Давай отвезем тебя домой, сумасшедшая сука, — шутит Харли.

Мы все трое не обращаем внимания на слона в комнате, пока Харли везет нас к своему дому. Они сосредоточены на том, чтобы рассказать мне о школе, чирлидинге и о тех идиотских вещах, которые футбольная команда уже сделала в этом году.

Все это так легко, так естественно — вернуться к здешней жизни.

Это место действительно было моим домом, и это заставляет меня понять, почему я так сильно скучала по нему, когда переехала через океан.

Я удовлетворенно вздыхаю, когда вхожу в дом Харли.

— О боже мой, — кричит Поппи из кухни, заметив меня, когда я вхожу. — Что за черт?

— Сюрприз, — поет Харли.

— Что ты здесь делаешь?

Я смотрю на них троих, единственных девушек, которые когда-либо должным образом разрушали мои стены и врывались в мою жизнь.

— Это довольно долгая история. Может, пойдем присядем? — спрашиваю я, осознавая, что начинаю чувствовать себя опустошенной. — Есть шанс выпить немного воды? Мне нужно принять несколько таблеток.

— Да, да. Держись, — говорит Харли, бросаясь вперед. — Иди и заставь ее отдохнуть, — бросает она через плечо, прежде чем исчезнуть на кухне.

— Да ладно, она права.

Я осторожно опускаюсь на среднее сиденье дивана Харли и пытаюсь скрыть затяжную боль и дискомфорт, которые хотят отразиться на моем лице.

Я буду первым, кто признает, что оказаться здесь после того, через что я только что прошла, — это полное безумие.

Но я просто не могла там оставаться.

Я собиралась пойти домой и разобраться с папой. Мне нравилась безопасность, которую обеспечивали медсестры, держа Себа подальше, когда я их об этом просила. Но без них…

Я просто… Мне ничего из этого не нужно.

Мне нужен покой. Мне нужно… Я не знаю, что мне нужно.

Но когда Uber проехал вдоль океана, я почувствовала себя намного лучше в жизни.

Я знаю, что бегство — это не выход.

Я не могу прятаться здесь вечно. В какой-то момент мне придется вернуться в Лондон и разобраться со всем тем дерьмом, которое я оставила позади.

Я просто еще не готова. Я недостаточно сильна, и это не то, в чем я хочу признаться любому, кто пытается разрушить мою жизнь или контролировать ее.

Я хочу встретиться с этим лицом к лицу. И прямо сейчас я не могу этого сделать.

Обеспокоенные взгляды Руби и Поппи прожигают меня насквозь, пока я сижу там с кружащейся головой, слушая, как Харли возится на кухне.

— Вот пожалуйста, — объявляет она, присоединяясь к нам.

Она передает Руби и Поппи банки с газировкой, прежде чем поставить огромную миску чипсов на кофейный столик между нами всеми.

— И для пациента, — говорит она, протягивая мне бутылку воды и мою собственную тарелку с чипсами.

— Не надо, пожалуйста. В любом случае, меня сегодня выписывали. Я пропустил всего несколько часов лежания в этой неудобной постели.

— Я почти уверена, что они не выпустили бы тебя, если бы знали, что ты сразу сядешь в самолет, — отчитывает Руби.

— Так что продолжай, — начинает Поппи. — Расскажи нам все.

Все трое пристально смотрят на меня, беспокойство и интрига наполняют их глаза и скрывают черты лица.

Когда я не сразу начинаю говорить, Харли немного прерывает меня.

— Кто ударил тебя ножом?

Качая головой, я смотрю вниз на свои ногти, пощипывая кожу, которая немного пострадала за последние несколько дней, пока я прокручиваю все это дерьмо в голове снова и снова.

— Я не знаю. Кажется, никто не знает.

— Как это вообще возможно? — Руби лает. — Кто-то, должно быть, что-то видел?

— Кто бы это ни был, это как-то связано с моим отцом, я бы поставила на это деньги.

— Твой отец? Почему? — Спрашивает Руби, ее брови сходятся вместе.

Делая долгий, медленный вдох, я готовлюсь рассказать им обо всем, что я узнала за дни, предшествовавшие тому, как я оказалась в больнице.

— Помнишь, как ты смеялась над тем, что мой отец был частью мафии? — спрашиваю я Харли, вспоминая шутки, которые у нас были по этому поводу после того, как я помогла спасти ее от какого-то психа из ее прошлого ранее в этом году.

— А он нет? — спрашивает она, широко раскрыв глаза.

— По-видимому, да.

— Но ты не итальянка, — замечает Поппи, совсем как я.

— Нет. Гречанка. Мой отец перевез нас обратно в Лондон, прямо в гущу греческой мафии.

— Хорошо, — говорит Руби, потирая лоб.

— Поверь мне, я знаю. Но подождите, сейчас будет еще хуже.

— Господи, Стел. Ты действительно знаешь, как привнести драму.

— Один из парней, о которых я тебе рассказывала. Тот, что получше.

— Тоби? — Харли подтверждает.

— Да. Он мой брат.

Руби начинает смеяться — пока ее взгляд снова не останавливается на мне, и она не замечает мое серьезное выражение лица.

— Ты ведь не шутишь, не так ли?

Я качаю головой.

— Разве ты не испытывала к нему вожделения? — спрашивает Харли, в ее собственном тоне слышится веселье.

— Я отправила тебе фотографии. Можешь ли ты винить меня?

— Ну, нет, но…

— Хорошо, так как же тогда это работает? Один из вас был усыновлен при рождении или…

— Я действительно не знаю. Как и все остальное, все это кажется секретами и ложью, даже сейчас я знаю часть правды. — Я перевожу взгляд с одной на другую, раздраженная на Тоби за то, что он все держит близко к сердцу. Он заверил меня, что это для моего же блага, но я называю это чушью собачьей.

Как можно лгать мне о том, откуда я родом, о моей собственной матери, ради моего же блага?

— У нас одна мама, я это точно знаю. У нее с моим отцом был роман, и я родилась всего через одиннадцать месяцев после Тоби.

Рот Харли открывается, как будто она хочет что-то сказать, но слова не выходят. На самом деле, единственный звук, который разносится по комнате, — это хруст шин по гравию, поскольку тяжесть всего, что я им сказала или не смогла им сказать, давит на всех нас.

Мы сохраняем молчание, когда открывается входная дверь и две пары шагов входят в дом.

— Нет, я говорю тебе, чувак. Он собирается это сделать. Ты видел его статистику, — говорит знакомый глубокий голос.

— В гостиной, — зовет Харли.

— Ты ошибаешься. Он не совсем такой. Он… — Эш и Кайл появляются в дверном проеме, слова Кайла прерываются в ту секунду, когда его взгляд останавливается на мне. — Разве ты не должна быть в Англии? И, типа, в больнице? — Его брови сходятся вместе, голова слегка наклонена набок, как у какого-нибудь милого щенка.