Шиза (СИ) - Алексич Егор - Страница 29

Наверное, именно тогда я уверовал в свою миссию, в цель своей операции. Если среди населения есть люди, глаза которых говорят о сострадании, даже если нельзя об этом говорить вслух, то не всё потеряно. Если детская обреченность говорит о нежелании будущих поколений этой страны не то, что бы участвовать в войне, а даже мстить за своих павших, то с этими поколениями будет проще договориться об остановке бойни. Главное остановить тот механизм, тот аппарат, который эту войну продвигает, питает людскими ресурсами. И ведь питает телами, а не умами. Иначе бы за столько десятилетий настроения, которые я увидел в глубинке Орматии, выплеснулись бы наружу. Хотя, я сужу со своей точки зрения, по обычаям нашей страны, по укладу нашего общества. Что в глубине души этих людей, добровольно идущих в топку насилия, я не знаю. Да, мы тоже идем добровольно. По два-три раза служим. Кто-то всю жизнь на войне. Но мы защищали свою землю, а это многое определяет. И перенос войны на территорию Орматии это для нас не захват, не ответная оккупация. Это попытка сломать тех, кто не может остановиться.

«Турне» закончилось так же неожиданно, как и началось. Меня вернули в серую камеру с относительными удобствами. Титов не замедлил появиться в этот же день.

— Наконец-то вы вернулись. Как вам путешествие? — вместо приветствия выдал он.

Я не стал спешить с ответом. Пожалуй, Титов был неплохой кандидатурой для прощупывания темы «частного обмена». Плюс к тому — он был ученым. У меня было ощущение, что я приближаюсь к ответу на главный вопрос, который хотел выяснить в плену. И именно этот человек, военный и ученый в одном лице, может пролить свет на загадку армии Орматии. Иначе нечего тут делать ученому, который берет кровь на анализ у другого ученого, занятого в сфере обработки ДНК. И если приплюсовать сюда мои подозрения по схожести цепочек у пленных орматцев… В общем, нужно было попробовать.

— Неоднозначно. — всё же ответил я. — У вас всех пленных катают, словно экспонат музея?

— Нет, не всех. Периодически, по графику. В этот раз подошел период демонстрации, так сказать, и тут как раз попались вы.

Я не понял, шутка это была или правда. Поэтому сменил направление разговора:

— А вы знаете, оказывается, у вас тоже люди. Живые люди.

— Вот как? — удивился Титов моей реплике. — А вы что ожидали? Роботов тут увидеть?

— Ну скажем не роботов, а нечто иное. Я ожидал увидеть полностью милитаризованное, пропитанное войной общество, ненависть к врагу в каждом взгляде. Мне казалось, что все, кого я тут встречу, должны быть такими же бездушными и нацеленными на наше убийство, как и пленные орматцы. Но я ошибся. В глазах многих людей я еще увидел признаки человечности. Почему же вы такие разные? Те кто в плену, словно истуканы с единственной военной извилиной в голове. А здесь вполне нормальные люди.

— Какие грубые у вас сравнения! Это не обсуждается. — резко бросил Титов.

А потом вдруг развернулся и направился к выходу. Вот и поговорил один ученый с другим ученым.

— Вас в ближайшее время переведут в научный блок. Я, собственно, заходил вам это сообщить. — бросил он не оборачиваясь. А выходя из камеры, немного задержался в дверном проеме, всё же полуобернулся и, поймав мой взгляд, приложил указательный палец к уху, а потом к стене. И вышел.

Есть! Я нашел человека для контакта! Титов мне явно дал понять, что «и у стен есть уши». Видимо эта поговорка существует не только у азарийцев.

Титов не обманул на счет ближайшего времени. Буквально через несколько минут после его ухода за мной пришли. На голову мне был надет белый непрозрачный мешок, руки скованы наручниками за спиной. Во время конвоирования я все время ощущал на плече руку военного, который ненавязчиво, но весьма понятно, управлял моим движением. Мы долго блуждали, а я даже не пытался запомнить маршрут или вычислить примерный размер здания, по которому меня водили. После множества поворотов было ощущение, что меня водили пару раз кругами. А когда я вестибулярный аппарат сообщил мне, что я опускаюсь на лифте куда-то вниз, то я вообще перестал отслеживать направления и расстояния. Просто абстрагировался и шел, повинуясь манипуляциям охраны.

И вот рука на плече придавила меня, и я плюхнулся на что-то мягкое. Мешок с головы сняли. Это снова была камера, только не серая, а белая. Зато по количеству и расположению так называемой мебели она была полной копией предыдущего моего места заточения. И еще вдоль одной стены было большое зеркало, которое, как я сразу заподозрил, просматривалось с обратной стороны. Наручники с меня сняли и конвой удалился. И не успела дверь закрыться за последним из трех охранников, как вошел Титов.

Он молча обошел камеру, или палату, не знаю, как правильнее её называть. Осмотрел стол, подергал привинченное кресло, словно видел это всё в первый раз. Задержался перед стеной с зеркалом, покачиваясь с пяток на носки. У него был явно задумчивый вид. Потом он резко обернулся и подошел ко мне, сидящему на кровати, почти вплотную, оказавшись между мной и зеркальной стеной. В руках, которые он до этого держал в карманах своего белого халата, оказалась какая-то серая коробочка. Он что-то на ней нажал и перевел взгляд на меня.

— Скажите, зачем вы здесь?

— А что собственно происходит? — я взглядом указал на коробочку. — Вы решили записать мой ответ?

— Нет. Это пульт от систем контроля и наблюдения. Я запустил самотестирование системы, так что у нас есть немного времени без видео и аудиозаписи. Такое тестирование нужно было бы запустить перед вашим переводом сюда, но я, скажем так, не успел. Так что не будем терять времени и поговорим начистоту, если это возможно. Кстати, по артикуляции вас тоже не прочитают, поэтому постарайтесь не раскачивать головой, что бы вас не было видно в зеркале.

Это был мощный и неожиданный поворот событий. Казалось, только недавно меня били и допрашивали, катали как животное в клетке на показ публике, и вот вдруг совсем другой тон, другие вопросы и другие глаза Титова. Да, да, это был другой человек.

— Я здесь потому, что попал в плен. — неуверенно ответил я.

— Я спросил не почему, а зачем. От вашего ответа зависит дальнейшее развитие наших, так сказать, отношений. — Титов был тверд, не моргал и не отводил взгляд.

Что же, хотел контакт — вот он перед тобой. Естественно, я не могу в лоб заявить о своих истинных целях, так как не верю вот в такой прямолинейный «развод» со стороны противника. Но всё же появилась прекрасная возможность подыграть ему для сохранения своей легенды и собственного спасения.

— Я хочу предложить вам частный обмен пленными. — выдал я и так же уставился на него.

— Для чего?

— Как минимум, для собственного спасения. В идеале, мы могли бы договориться о большем количестве ваших и наших соотечественников.

— Почему вы решили, что это возможно? — Титов был тверд, и я подумал, что это всё же проверка, попытка найти во мне какой-то рычаг для последующего использования.

— По двум причинам. Во-первых, ваша страна официально не забирает останки и пленных. Во-вторых, пока меня возили, я увидел людей, которые приходили смотреть не на пленного врага, а скорее на того, кто знает, где сейчас их родные и близкие. Я же говорил, я увидел человечность. И если какие-то вопросы нельзя решить на официальном уровне, мы можем их обсудить в частном порядке.

Титов повертел коробочку в руках, посмотрел на нее и убрал в карман.

— Что же, я должен обдумать ваше предложение по сотрудничеству. Согласовать его выше. — вдруг ответил он мне совершенно другим тоном. И я понял, что время откровений прошло. — Но обдумывать мы можем только конкретику, согласитесь. А общие фразы о помощи ничего не значат, ведь так?

Я машинально кивнул.

— Секунду. — Титов подошел к двери, и она моментально отворилась. За моей камерой все это время, похоже, наблюдали. И устраивая этот «тайный» разговор без видеонаблюдения и отгораживаясь от зеркала на стене, Титов или меня обманывал, или очень крупно рисковал.