Шиза (СИ) - Алексич Егор - Страница 24

И вся картинка складывалась благополучно, пока не оказалось, что мне закачали совсем не бойца нашей орматской армии.

— Эй, враг государства. — позвал я внутри себя. — Зачем тебе в Тамболь?

— С какой целью интересуешься? — тут же переспросил Лот.

— Да я тут всё пытаюсь понять, как ты сбежал, и для чего. Как вообще можно сбежать из плена одним сознанием, бросив свое тело? На что ты вообще надеялся? У тебя ведь только вариант остаться у меня в голове. Или в Тамболе есть что-то такое, о чем я не знаю?

— Ты в Тамболе вообще ни о чем не знаешь. — усмехнулся Лот. Казалось, он не страдает от наших вражеских взаимоотношений, уж слишком как-то легко он со мной говорил. — Ну если меня в тебя как-то внедрили, записали, подсадили, то должен быть и обратный способ вынуть, изъять.

— Кто тебе это сказал?

Лот не ответил.

— Ты мне при первом знакомстве сказал, что знал, что твое сознание трансплантируют. Ты знал, что тебя запишут переносчику. И кто-то тебе сказал, что в пункте доставке груз, то есть тебя, выгрузят куда-то. — не унимался я. — Кто тебе это рассказал?

Альтер молчал. Но и его молчание было достаточно красноречивым: его побег кем-то подстроен, и он знает кем. Что же, это была бы очень ценная информация перед возвращением на родину. Ибо я первым же делом вернулся бы или в Сарданск к Тётушке, или на базу к Титову, а сейчас я не могу доверять никому из них. Еще был вариант вернуться и сразу обратиться в контрразведку, но я что-то побаивался этого. Особенно в свете угроз моего «груза».

— Новое соглашение. — вдруг сказал Лот. — Если мы доезжаем до нужной мне точки, я раскрываю тебе подробности того, как я сбежал. И для чего.

— Ага, и чем мы дальше забираемся вглубь Азарии, тем бесполезнее мне вся эта информация, так как выбраться я уже не смогу. — усмехнулся я.

— Ну тут я могу тебе только обещать, что если мы найдем то, что мне нужно, то я помогу тебе выбраться в Орматию. Поверь, у меня есть такие возможности.

— О, да ты прямо заинтриговал меня!

— Тамболь. Нас туда довезут прямо на этом грузовике. Тебе всего-то надо попритворяться фельдъегерем. Там я тебе расскажу как и для чего я сбежал. Да, кстати, там же в Тамболе ты сможешь на этой же машине вернуться к границе. Правда со мной в голове. — Лот не сдавался.

Я подумал, взвесил все за и против, и улегся поудобнее, поерзав спиной по спине сиденья. А потом надвинул фуражку на глаза. Голова всё же болела от побоев, я в который раз вспомнил старательность Апостола. Но равномерное раскачивание машины как-то успокоило, а недавний выброс адреналина обернулся сонливостью, с которой я решил не бороться.

— Поехали. — сказал я ему и провалился в сон.

На этот раз она была в форме. Однотонной зеленой форме без каких-либо орнаментов. Ну да, на форме не бывает узоров. Если не считать пикселей. Иногда пиксели складываются в затейливый узор, который, пожалуй, может узреть только человек, видящий красоту геометрии на обоях в палате после волшебных таблеток и уколов. Но у азарийцев нет пикселей. Или у нас? Почему-то я ощущаю, что она своя. Я посмотрел снова себе под ноги, и на это раз я был в берцах и однотонных зеленых штанах. Однотонных! Это мое подсознание уже ощущает себя предателем и готовит меня к примерке вражеской формы? Я вроде перед тем как уснуть договорился с врагом о том, что помогу ему. И вот результат.

Она трогает меня за плечо, я даже ощущаю это. Она встряхнула меня и внимательно посмотрела в глаза. Словно призывая сосредоточится и не отвлекаться на зеленые штаны. Будь они неладны. Потом она снова пошла вперед, как тогда в венке из сон-травы босиком по поляне. Но в этот раз всё так же и совсем по другом. Те же плавные движения ее тела, тот же шаг, тот же взгляд с полуоборота. Только на этот раз она в форме, сосредоточена, волосы заплетены в тугую косу. Красивая! Даже в этой нелепой старинной форме.

Где мы? Мы идем по какому-то коридору со светлыми стенам, минуя повороты, двери. Вокруг никого, ни на встречу, ни в боковых ответвлениях. Я пытаюсь иногда прочитать что-то на дверях, какие-то надписи. Но не понимаю, потому что они на азарийском, слова какие-то непонятные, часть слов размыта. Пару раз на стенах появляются плакаты. Нет, не как у нас с агитациями, бойкими фразами и призывами к войне. Ту какие-то инструкции по действию солдат и гражданских в какой-то непонятной ситуации. Один раз мы проходили мимо окна. И в окно я увидел выжженный лес. Странно как-то, но это точно был лес после пожара, только стелющегося по земле дыма и чадящих пеньков не хватало для полноты картины. Почему мы идем молча? Я попытался что-то сказать и понял, что не могу. Словно в немом кино. Стоп! Каком еще кино? Что это вообще такое? Где-то я, кажется, в книжках что-то об этом встречал, но точно не помню.

Вдруг она останавливается и оборачивается ко мне. Серо-голубые глаза, большие, добрые и внимательные. Словно два озера, в водах которых я сейчас вижу свое отражение. Кстати, с разбитым лицом и лысым черепом. Это я успеваю рассмотреть до того, как её бровки нахмурились, и мне пришлось вынырнуть из её глаз. Оказывается, мы стоим у какой-то большой серой двери. Дверь раза в три меня выше, и с огромным штурвалом на уровне моей грузи. Зачем на дверь приделали штурвал от корабля?

— Пан офицер! Пан офицер! — вдруг сказал она у меня за спиной голосом водителя.

Я открыл глаза. Один достаточно широко, второй не так, но тоже слегка поддался. Видимо опухоль спадает. Я посмотрел на водителя. В кабине было какой-то сумрак, машина стояла, а водитель показывал пальцем в лобовое стекло перед собой.

— Пан офицер, проснитесь! — повторил водитель.

— Что случилось? — прокряхтел я, и спохватился, что сказал это на чистом орматском, без всяких азарийских «шо».

— Военная полиция. — ответил азариец.

— Олег Тимофеевич, ну вы сами-то осознаете о чем просите? — в своей обычной визгливой манере начал генерал Музычко, для пущей убедительности привстав и нависнув над столом.

Как только минуту назад я закончил доклад, по периметру огромного овального стола для совещаний, за которым мы все сидели, прокатился сначала шепот, потом более громкие реплики, а затем уже и волна непонятного возмущения. И мне казалось, что это волна расходилась из одной точки, как раз оттуда, где сейчас возвышался невысокий, пухлый, розовощекий и в то же время нахохлившийся, внешней грозный генерал. То ли его вид, то ли фамилия, что-то в этом генерале было такое, что я никогда не мог ассоциировать с грозностью. Скорее он ассоциировался у меня с пончиком, сдобной булочкой, чем с грозным воякой. Но Музычко был начальником службы внутренней безопасности штаба. И пересидел, подсидел и убрал со своей дороги слишком многих, так что не стоило его недооценивать.

— Вы, товарищ Луценко, замахнулись, так сказать, на работу не по своей специальности. Вы кто у нас? — продолжал генерал, тыча в меня пальцем и прищуриваясь. — Вы у нас хранитель картотеки. Вот и занимайтесь по своему профилю, сортируйте карточки, баночки, пробирочки, отчетики делайте. А обозначенную вами проблему передайте по инстанции компетентным сотрудникам.

— Ну прежде всего капитан Луценко боевой офицер, не стоит забывать об этом. — неожиданно вступился за меня полковник Куценко. — И я так полагаю, что если он настолько точно описал суть проблемы, то ему и карты в руки.

Куценко отвечал за разведку, и, по-моему, ему наоборот стоило бы перехватить мое предложение в свое ведомство. А он с легкостью отказался от «орденоносной» задачи в мою пользу. Значит или не верит мне, или не верит в успех. Он-то за это время над разгадкой пополнения орматской армии бился не раз, но вот предложения, подобных моим, не выдвигал. Ну или ему просто симпатичная моя фамилия, созвучная с его.

— Мы тут не в преферанс расписываем. — взвился Музычко. — Карты оставьте на потом. Тут проблема посерьезнее. Всё, что удалось выяснить разведке, это то, что Орматия постоянно пополняет свою армию, минуя лагеря подготовки, но без потери качества войск. Но при таком количестве необученного сброда, если уж называть вещи своими именами, мы должны были бы наблюдать разброд, шатание и непрофессионализм. А этого нет! Почему захваченные пленные ничего не могут нам рассказать?