Чёрный пепел золотой травы (СИ) - "doniguan" - Страница 10

Достигнув арки и выйдя из тоннеля, я сразу понял, куда попал: рельсы, тянущиеся дальше и исчезающие под другим таким же сводом, возвышающаяся сбоку от них платформа и идущий откуда-то сверху свет, тусклый, но достаточный, чтобы всё как следует разглядеть. Я определённо попал на станцию метро, или, по крайней мере, в место, которое казалось ею, за исключением того, что я бы не взялся объяснять, что метро делает в глубине пещеры, уходящей в недра горы. Впрочем, я уже не раз успел убедиться, что здесь, по эту сторону, пространство было лишь условностью, которой можно и пренебречь. Так что мне оставалось просто принять тот факт, что я, поднявшись на гору, а потом пройдя сквозь неё, очутился в подземке; попробуй я теперь развернуться и пойти обратно той же дорогой, вместо равнинного поля угодил бы на берег какого-нибудь озера, а то и в центр мегаполиса.

После продолжительного времени, проведённого в темноте, всё выглядело болезненно резким, как если бы я надел чужие очки. В глаза бросалась каждая мелочь. Я стоял на путях, по которым, похоже, поезда не ездили уже много лет — рельсы где-то заросли густым мхом, а где-то ржавчиной, да и погнуло их изрядно.

Не в лучшем состоянии находилось и всё остальное. Всюду лежали осколки стекла и керамической плитки, куски обвалившейся со стен штукатурки, какие-то металлические детали и прочий мусор, давно покрывшийся не первым и не вторым слоем пыли; из поддерживавших монументальный когда-то потолок колонн сохранилась максимум половина, да и тем, кажется, недолго уже оставалось. Сплошная разруха, на каждом шагу.

Я огляделся в поисках чего-нибудь, что помогло бы забраться на платформу: лестницы или хотя бы достаточно большой груды обломков. И, как назло, ни того, ни другого. Вздохнув, я упёр ступню в одну из множества щелей в стене, затем подпрыгнул и зацепился руками за край платформы — кости по всему телу тотчас заныли с прежней силой. Я напрягся, стараясь не обращать на это внимания, но, оказавшись наверху, всё равно распластался по полу. Потом, отдышавшись немного, сел и снова окинул станцию взглядом, с новой точки обзора. Ничего принципиально нового отсюда я не увидел: те же разрушения и та же грязь, торчащая повсюду арматура и целые клубки толстенных электрических кабелей. Единственное, пожалуй, чего я не заметил снизу, это скамейки, расставленные по всей платформе, да заваленный камнями лестничный пролёт метрах в ста от меня. Иными словами, это место, заброшенное и ветхое, не особенно-то и отличалось от всех остальных, где мне посчастливилось побывать. Обстановка другая, суть та же самая.

Ладно, выбрался на свет — и то хорошо. Я задрал голову и, прищурившись, посмотрел наверх. Странно, но я не увидел никаких ламп или фонарей ни под потолком, ни на стенах. Свет просто… был. Как будто он шёл из самого воздуха. Я пожал плечами — меня это в любом случае устраивало.

Я поднялся на ноги и направился к противоположной стороне платформы, туда, где проходили вторые пути. Всё то же — настоящие руины, покрытые трещинами и пылью. Если на равнине некуда было деться от запаха дыма, а в пещере от темноты и подземной сырости, то тут безраздельно царствовала пыль. И она летала буквально везде, проникая в самые укромные уголки, набиваясь в нос, рот и глаза и оседая на одежде.

По станции, до того погруженной в звенящую тишину, разнёсся отдалённый удар, заставивший меня встрепенуться. Вслед за первым раздались и другие, глухие и равномерные, словно стук молотка, причём они приближались ко мне со стороны заблокированной лестницы. Я шагнул к ней, но затем, подумав, всё же остался ждать там, где стоял. Если там что-то опасное, пусть лучше нас разделяет расстояние побольше.

Вскоре из-за колонн появился человек. Издали трудно было его нормально разглядеть, но передвигался он, опираясь на трость, стук которой я и слышал. Он неторопливо шёл ко мне, и чем ближе подходил, тем яснее становилось, что тростью он пользуется не для красоты: всё его тело было настолько перекручено, что в нём едва угадывалось что-то людское. Неестественно изогнутые ноги, туловище, вывернутое боком вперёд, приплюснутая голова с перекошенным лицом, прижатая подбородком к груди — всё это делало его похожим больше на какого-нибудь кино-монстра, чем на меня или кого-то ещё. Честно сказать, меня удивило то, что он вообще способен ходить.

Однако он определённо был человеком. Безобразным до ужаса, но всё же человеком. Чем-то он напоминал одну из вырезанных мною на мельнице фигурок — такой же угловатый и бесформенный.

Ещё страннее выглядела его улыбка. В ней не было ничего подозрительного или угрожающего, просто слишком уж необычно она смотрелась на фоне такого уродства. То же самое я мог сказать про его голос.

— Ну, — весело проговорил он, смерив меня взглядом. — Билет, пожалуйста.

— Что… Какой ещё билет?

— Ладно, забудь. — Он удивлённо покачал головой, что выглядело так, будто марионетку дёрнули за все нити сразу. — Да уж… Уже и пошутить нельзя.

Он, всё так же опираясь на трость, обошёл вокруг, осматривая меня с ног до макушки, затем снова остановился напротив.

— Так ты, приятель, оттуда? — Спросил он, ткнув тростью в сторону ближайшего тоннеля.

— Да… Точнее, оттуда. — Я указал на противоположные пути. — Я… Я бы представился, но, по правде сказать, без малейшего понятия, как меня зовут.

— Это всё равно не имеет значения. Имена, названия… Важнее то, кто ты самом деле. Суть, если понимаешь, о чём я.

— Понимаю… Кажется.

— Я вот, например, смотритель этой станции. А ты… — Он вопросительно уставился на меня.

— А я… Я не знаю, кто я, — внезапно признался я. — В этом-то и проблема.

— Проблема? — Переспросил он.

— Я ничего не помню о том, кем я был раньше. Ничего, абсолютно. И… И я иду вперёд и надеюсь, что найду хоть какие-то ответы. Надеюсь, что как-то смогу вспомнить. — Я только сейчас осознал, насколько глупо это звучит со стороны. — Иду, и не знаю даже, куда. Знаю, звучит по-дурацки.

— Ничуть. По большому счёту, никто не знает, куда идёт. И для кого-то при этом главная ценность — сама дорога, а не то, куда она приводит. — Выдержав драматическую паузу, он хмыкнул. — Но я всё равно имел в виду не то, кем ты был раньше, при жизни, а то, кто ты сейчас. Для чего ты здесь.

Он деловито огляделся вокруг, постукивая палкой по полу.

— Слушай… Тут — в нашем мире, я имею в виду — бывает иногда такое, что местность за спиной как бы меняется, и там, где ты только что прошёл, возникает что-то другое. Да ты и сам, должно быть, уже в курсе. — Дождавшись моего кивка, он продолжил. — Ага, так вот… Когда будешь отправляться дальше, выбирай любой из тоннелей, хоть тот же, откуда пришёл. Никакой разницы не будет.

Я посмотрел в чернеющий перед нами тоннель и мысленно содрогнулся.

— А может, где-то есть нормальный выход на поверхность? Не хотелось бы опять… Ну, лазить в темноте.

— Нет, друг, все выходы со станции закрыты, пройти нигде нельзя. — Он дал мне знак следовать за ним, и поковылял по платформе. — Во всяком случае, нигде из тех мест, до которых могу добраться я. Тебе-то, сам понимаешь, отыскать лазейку будет полегче.

Он вышагивал достаточно резво, настолько, что я еле за ним поспевал. Похоже, его первоначальная неспешность была именно неспешностью, а не медлительностью. Убедившись, что я не отстаю, он махнул рукой в сторону заваленной лестницы, мимо которой мы как раз прошли:

— Все выходы в таком состоянии. Не то что человек, мышь не пролезет. Но если надо, то проверь, конечно, а я помогу, чем смогу. И да, — добавил он, поколебавшись, — если появится мысль остаться тут на какое-то время, я возражать не стану. А то мне, по правде говоря, скучно бывает, так что… Погоди-ка минуту.

Он прислонил трость к колонне и, подволакивая ногу, приблизился к краю платформы. Не успел я опомниться и спросить, не нужна ли помощь, как он спрыгнул вниз, и сделал это с ловкостью, какую тяжело ожидать от кого-то с его комплекцией. Впрочем, ещё сильнее удивляло то, как проворно он, поправив связку проводов на путях, забрался обратно — гораздо быстрее, чем недавно это же проделал я.