Черные сказки железного века - Мельник Александр Дмитриевич - Страница 2

Собственно, это было почти все, что Альберто помнил сам. Все, что он знал сейчас об отце, он знал с чужих слов. Теперь ему ровно столько же, сколько было старшему Аскари в конце июля двадцать пятого года. Да-да, вот удивительно! Альберто быстро прикинул в уме — Антонио было 36 лет, 10 месяцев и 11 дней, сегодня ему 36 лет, 10 месяцев и 13 дней. Почему он не вспомнил об этом позавчера? Они ровесники, и, пожалуй, младший добился гораздо большего.

Большую часть сезона 1951 года Аскари тщетно пытался достать пилотов «Альфа-Ромео». На снимке Гран-при Европы во французском Реймсе, где Альберто финишировал вторым.

Мама рассказывала, что они обосновались в Милане, переехав туда из красивейшего места на севере Италии. Сам же Антонио родился в местечке Кастель д'Арио под Мантуей. Дед торговал зерном, и, кажется, очень удачно, но в семье было десятеро детей, так что отцу рано пришлось самому начать заботиться о хлебе насущном. В Милане перед войной он получил место механика на автомобильной фабрике «Де Бекки». А потом вместе с братом отправился в Бразилию — хозяевам фирмы почему-то пришло в голову открыть там филиал. Странная фантазия. Очень скоро дядя Амадео заболел и умер, Антонио свернул дела и вернулся домой.

Однако же Аскари, по всей видимости, хорошо заработал в Южной Америке — Альберто думал об этом не без гордости, он вообще никогда не видел в отце никаких изъянов. Ну, или почти никаких. На бразильские деньги удалось открыть гараж — так называли в те годы автомобильный магазин — в доме №60 по Корсо Сампьоне в Милане.

А еще раньше Антонио впервые вышел на старт автомобильных соревнований. Впрочем, Альберто это давно понял, отец отнюдь не заболел гонками. Просто все, что он ни делал, он делал лучше других. Дядя Джузеппе как-то рассказывал, что однажды, после одной из гонок, к нему, знаменитому на всю Италию асу Кампари, подошел некий Антонио Аскари — добродушный и грузноватый торговец автомобилями из Милана — и, улыбаясь, произнес: «А что, думаю, и я проехал бы не хуже!» На что еще более внушительный толстяк Джузеппе совершенно серьезно ответил: «Возможно...» И оба расхохотались.

Альберто совершенно машинально переключал передачи — по обычным дорогам он всегда ездил осторожно, спокойно, ненавидя лихачество всей своей натурой — и улыбался. Как, должно быть, возмущалась мама: «Антонио! Ты ведь не мальчик! У тебя четверо детишек, ты солидный коммерсант, а носишься на этом бензиновом чудовище, как сумасшедший. Подумай, что скажут соседи!» «Соседи скажут, что синьор Аскари — настоящий бизнесмен, прямо-таки американец! — гремел в ответ Антонио. — Потому как знает, что реклама — это двигатель торговли». «Чистый мальчишка», — ворчала мама, последнее слово всегда оставалось за ней. Однако же Альберто помнил, как однажды нашел в большом семейном альбоме с фотографиями бережно хранимую «Гадзетта делло спорт» от седьмого октября 1919 года. Под большим портретом отца там было написано: «Лицо спокойное, тихое, почти американское. Это человек энергичный, любезный и просто влюбленный в автомобили. На первый взгляд он тише воды, ниже травы — немного ироничный, сияет доверчивой улыбкой. Чемпион ли он вообще? Нет как будто в нем ничего особенного. Но за рулем синьор Аскари преображается: так сверкают его глаза. И хотя пульс бьется ровно, и перед стартом на лице написано полное спокойствие, через минуту этот очень отважный человек превращается в настоящего дьявола».

Пятого октября девятнадцатого года проходила первая за пять лет гонка в Италии, и газеты называли подъем на холм Парма Поджжо ди Берчето символом возрождения страны после мировой войны. Специально для гонки отец купил довоенный ФИАТ, который участвовал в Гран-при Франции 1914 года, с механиком Соцци отремонтировал его, сам покрасил. И первым промчался полсотни километров по узкой, покрытой грязью после прошедших недавно осенних дождей, извилистой горной дороге...

Альберто, конечно, не помнил, как ездил отец, а потому мог судить об этом лишь по газетным вырезкам и рассказам товарищей Аскари-старшего. Его называли «Гарибальдино». Тактика Антонио в гонке была предельно проста. Через сто метров после старта он развивал максимально возможную скорость и сбрасывал ее только за финишной чертой. «Как можно водить машину, как Аскари, и вообще остаться в живых?» — спрашивали свидетели его бешеной езды. А газеты писали, что на гонках, в которых участвует Антонио, не приходится жалеть о деньгах за билет...

Ноябрь, 1919-го, знаменитая «Тарга Флорио» на Сицилии. Ночью прошел снег, и перед стартом, который давали в семь утра, зрители делали ставки, на каком километре произойдет первая авария. Тридцать километров миланский торговец автомобилями промчался быстрее всех французских и итальянских чемпионов, обогнав ближайшего соперника, победителя заморской супергонки «Инди-500» Рене Тома на невероятные три минуты. Но на тридцать втором Аскари зашел в поворот на слишком высокой скорости, и красный ФИАТ вылетел в кювет. Кампари, шедший следом, остановился, вдвоем с механиком они с грехом пополам вытащили отца и Соцци и отвезли их в больницу.

Июнь 1920-го — на трассе Муджелло в Тоскане Антонио не закончил и одного из шести кругов — вылетел с дороги, серьезно поранив своего механика. Август следующего года — ралли «Альпийский кубок» — объезжая невесть откуда взявшуюся двуколку, Антонио еле успел вывернуть руль, и «Альфа-Ромео» сорвалась в десятиметровой глубины овраг. И снова «Тарга Флорио», апрель 1924-го — на третьем круге машина вылетела с трассы и перевернулась...

В тот год Антонио одержал свою первую большую победу — в октябре, на Гран-при Италии. Ровно за два месяца до этого заглохший двигатель «Альфа-Ромео» лишил Аскари уже, казалось, завоеванного Большого приза Европы в Лионе — двести тысяч французов с упоением улюлюкали, когда механик отца тщетно пытался растолкать машину у подножия главной трибуны. А потом Аскари поехал в Монцу.

Альберто, одетый в матросский костюмчик, все пять часов провел в боксах «Альфа-Ромео». Он отчаянно прислушивался к тревожным или радостным голосам взрослых — механиков, инженеров — и конечно не мог видеть, как шла гонка. Только потом он с замиранием сердца слушал рассказы очевидцев. Смотреть на езду Аскари было страшно. Говорят (впрочем, Альберто не верил этому ни тогда, ни сейчас), некоторые зрители даже падали в обморок. Во время остановки в боксах к отцу будто бы подбежал главный судья и пригрозил снять лидера с гонки, если тот будет продолжать в том же духе. Сам же Альберто хорошо помнил только круг почета в Монце — он сидел на коленях отца в тесном кокпите «Альфа-Ромео» и счастливо улыбался реву огромной толпы болельщиков...

«Как ездил твой отец?» — Энцо Феррари посмотрел на юношу строго и в то же время, как показалось Альберто, слегка растерянно. Это было где-то в середине тридцатых, когда их давний знакомый, бывший менеджер отца, заглянул к ним домой по делу, а Элиза Аскари на минуту отлучилась из гостиной. «У Антонио был твердый характер»,— наконец произнес Феррари. А потом стал говорить все быстрее, все горячее, будто высказывая то, о чем давно думал, но не решался говорить: «Он был чрезвычайно энергичным человеком. И по-настоящему смелым. Нет, не просто смелым — абсолютно бесстрашным. Да к тому же имел талант к импровизации. Мы называем таких гонщиков «Гарибальдино», имея в виду отчаянный, безрассудный, интуитивный стиль. Такой пилот никогда не просчитывает ход гонки наперед, распределяя силы по кругам или варьируя свой темп в зависимости от скорости соперников. Он атакует каждый поворот как последний, проходя его с каждым разом все ближе к пределу сцепления шин с дорогой...»

Тогда юный Аскари не смог сдержать обиды. Он ничего не ответил, только закусил губу и ушел в свою комнату. Но сейчас двукратный чемпион мира Альберто Аскари хорошо понимал то, чего не мог знать подросток Альбертино. Немногие гонщики, использующие такой стиль езды, доживают до старости. Для Антонио Аскари развязка наступила меньше, чем через год, на только что построенном треке Монлери во время Гран-при Франции 26 июля 1925 года.