Золярия (СИ) - Хан Владимир Феликсович - Страница 19

Половой открыл дверь с нарисованным мужиком и, пропустив деда вперёд, вошёл следом.

– Значит так, старче, смотри внимательно, как здесь всё устроено...

[1] Выступы, элементы венчающий парапет крепостной стены или башни в древности.

Осоловевший от сытости – которой не испытывал, наверное, последние лет пять – Башка еле передвигал ноги вслед за своей заботливой наставницей.

– Да ты, Фёдор Дмитрич, гляжу, устал, поди? Давай-ка я тебя на постой определю. Отдыхай пока, а город тебе завтра уже твой постоянный куратор покажет.

– Есть такое, милая, притомился малость... – покорно согласился Башка. – А что это за карутор такой?

– Куратор, – поправила Лена, весело рассмеявшись. – Это, дедушка, человек специальный, который всё гостям новым показывает и объясняет про порядки наши: и как что устроено, и как чем пользоваться..

– Полезная должность... – Башка задумался. – А много ли ему платить за это?

– Тебе, гость дорогой, платить не надо. Князь ему платит.

– Ух, ты... – опять только и вздохнул Башка. – Веди, милая, к человеку этому бесплатному.

Они подошли к большому шестиэтажному зданию из такого же, как и крепостные стены, белого камня. Высокое крыльцо всё в светло-сером мраморе, а ступени гранитные, красноватые. Из таких же красноватых букв по всему фризу проходила надпись «Гостиница для переселенцев».

Башка читать не умел, но знал, что эти красивые буквы – именно буквы, а не простой орнамент для украшения – и непременно несут полезную информацию о том, что находится внутри этого здания, и для чего оно предназначено. В такие богатые дома – а тем более с надписями – в Ельцинграде простой люд не пускали.

У самых первых ступеней прохаживались два ратника. Такие же двухметровые, как и стражники у городских ворот, но только не в красных плащах, а в синих, на которых были вышиты золотом двуглавые птицы. На груди, на облегчённой кольчуге висели блестящие жетоны с цифрами. Воины были без бердышей, но с мечами, а на правом запястье каждого висела трёххвостая нагайка.

– А не попрут нас восвояси? – заробел Башка. – Оно, у стражников нагайки какие...

– Это не стражники, милый мой Фёдор Дмитрич, а полицейские. Они тебя и других людей оберегают. А нагайки для тех, кто ещё к нашему порядку не привык, и характер имеет буйный. Люди разные к нам приходят, порой – и лихие бывают с большой дороги. Ведь человека не определишь с первого раза, каков он по нраву. Ты всегда можешь обратиться к любому полицейскому за помощью, если кто безобразничать начнёт.

– Ух, ты... – произнёс уже в какой раз совсем обескураженный Башка. – Но веди уже дальше, коле так...

В просторном вестибюле к ним сразу подошёл молодой мужчина. Лицо бритое, приветливое.

– Здравствуйте, уважаемый Фёдор Дмитриевич! – он отвесил лёгкий поклон Башке, а с Леной обменялся дружеским рукопожатием. – Меня Кириллом зовут. Я ваш куратор. Буду помогать вам первое время устроиться в нашем городе.

– И тебе, мил человек, в здравии быть. – Башка снял шапку и поклонился в пояс. – А как ты имя моё узнал? Вроде Леночка с тобой ещё и словом не обмолвилась.

– А вот я за тем и приставлен к вам, чтобы все такие хитрости разъяснять, – парень дружелюбно улыбнулся. – Но это начнём завтра, когда вы отдохнёте. А сейчас прощайтесь с Леночкой и пройдёмте в ваш номер.

– Неужто не увидимся более, доченька моя милая? – у Башки даже повлажнели глаза.

– Что ты, что ты, дедушка Башка! Встретимся ещё не раз. Хоть завтра после семи часов поужинаем в том же самом трактире, если хочешь, – девушка обняла растрогавшегося Башку и ласково прижалась щекой к седой бороде. – До завтра, дедушка!

Лена махнула рукой Кириллу и направилась к выходу.

– До завтра, милая... – пролепетал Башка и побрёл за своим новым куратором к лифту.

Проснулся Башка помолодевшим лет на двадцать, а то и более. Это он сам определил по самочувствию. Вечером он еле добрался до кровати, распарившись в горячей ванне, которой научил пользоваться заботливый и «бесплатный» Кирилл. Свою рубаху и порты обнаружил на табуретке рядом с кроватью постиранными и даже отглаженными.

Как только успел Башка одеться и умыться, в дверь постучали.

– Войди, кто... – крикнул Башка и только успел засунуть за пазуху свой потёртый, но наконец-то полный, кошелёк.

– Доброе утро! – поприветствовал Кирилл. – Прошу на завтрак.

В просторной и светлой трапезной стояли четыре длинных стола, каждый на дюжину человек, уставленные яствами – простыми, но каких Башка никогда не видел одновременно: пироги разные, котлетки холодные, сало копчёное ломтиками на блюде, яйца варёные горкой, сметанка в крыночках, хлебушек белый...

За тремя столами уже сидели, и постоянно подходили новые мужики. Баб было не видать.

Кирилл подвёл Башку к одному из столов, за которым сидели три молодых парубка и два солидных мужчины в годах, но моложе Башки.

– Фёдор Дмитриевич. Прошу любить и жаловать, – представил он Башку всем остальным.

Те дружно встали и степенно поклонились.

– Вы уж дальше сами знакомьтесь, мне ещё за троими нашими товарищами сбегать надо, они только-только проснулись, – проговорил куратор и исчез за дверью.

Через две минуты он вернулся со здоровенным угрюмым мужиком звероподобного вида, заросшим ещё не бородой, но уже месячной, пегой от первой седины щетиной до самых глаз.

– Колымяка, другого имени он не ведает. Прошу любить и жаловать. Знакомьтесь сами, – Кирилл повторил заученную формулу и опять убежал.

Опять все встали и поприветствовали новенького.

А через некоторое время куратор привёл и оставшихся двух – молодых, но уже с аккуратными бородками, как у Ефимки и Свиста, вот только более хлипких телом, чем те.

– Ну что, приступим. Берите сами всё что глянется к себе на тарелку и кушайте вволю. Приятного всем аппетита!

Куратор уселся за торец стола, у которого стоял большой самовар, и начал из него наливать чашки, которые из рук в руки стали передавать товарищам. Затем попросил Колымяку передать ему пирожок с ливером, до которого не мог сам дотянуться, и с аппетитом принялся за трапезу.

Простое, непринуждённое поведение Кирилла сразу расположило Башку к нему.

«Правильный отрок...», – отметил дед про себя. – «Надобно его слушаться. Плохому, поди, не научит. Эх! Чего сейчас вкушают мои обалдуи? Надо было и их взять сюда сразу...», – с жалостью подумал Башка. – «Хотя, нет, всё я правильно сделал, надёжнее так. Ещё не ясно, чем кончится такое радостное начало. Отчего же так за нами ухаживают, прямо как за боярами какими? А вдруг это неспроста, заманить куда хотят? А мои ребятки потерпят малость, ничего им не станется в лесу, охотники бывалые. Зато здоровее будут...».

Колымяка, что уселся рядом с Башкой, был здоров телом и с виду очень страшен, но поведение имел скромное, скорее боязное. Он положил себе на тарелку пирожок из самой ближней к нему миски и робко отщипывал от него маленькие кусочки, хотя сразу бросалось в глаза, что человек голоден, и уже давно.

– Ты чего это, брат, конфузишься? А ну налегай, пока задаром дают! – решил подбодрить его Башка. – Неизвестно наперёд, как оно дальше повернётся. Лопай, давай, не зыркай по сторонам.

Колымяка благодарно улыбнулся и последовал совету неожиданного доброжелателя. Через считанные минуты вокруг оголодавшего здоровяка не осталось пирожков, и Башка пододвинул ему миску с котлетами и крынку сметаны.

– Ты жуй лучше, не глотай целиком, а то брюхо потом скрутит, – дал дельный совет Башка, похоже, будущему товарищу. – Да чайком или, вона, кваском запивай, не запихивай всухомятку.

Остальная голодная ватага не стеснялась. Некоторые уже откинулись на спинки стульев и только изредка прихлёбывали из чашек.