Голубое поместье - Джонс Дженни - Страница 68

• Предыдущая
• 68/85
• Следующая

От озера его отделяла густая изгородь, закрывавшая путь вперед. Часть его все еще участвовала в сценке, напоминая, что пора теперь отыскать миссис Банньер, спрашивая, почему он понравился ей и зачем ей проводить время с этим жутким человеком.

Но эти мысли тают как сон. Он уже не может понять, что делает здесь и почему снял пиджак.

И тут его осеняет: он шел к Рут — в госпиталь в Эппинг… Физекерли Бирн шагает вперед, и забор ощетинивается листьями и шипами прямо на его глазах.

Листовик не хочет пропускать его.

Бирн вздохнул с невольной дрожью, протянул руку и взял ветвь. Изогнувшаяся в его пальцах, сильная и новая поросль не ломалась. Тогда он решил перелезть и уже приступил к этому делу, однако ветви, которые казались прочными, начали ломаться под его ногами. Бирн очутился на земле. Рана на руке открылась, оставляя пятна крови на листьях. В отчаянии он бросился на изгородь, и ветки ударили по лицу, чуть не задев глаза.

Он побежал вдоль изгороди и увидел, что она тянется вокруг всего поместья. Тоннель, через который только что выехал Том, затянулся.

Ему не выйти.

Там сзади поместье подмаргивало в солнечном свете, окутанное мантией ползучих растений. Бирн, волоча ноги, нерешительно побрел вперед.

Что с ним случилось у озера? Видение еще не рассеялось. Воспоминания о происшедшем смешивалось в его уме с первой встречей с Рут, когда он попросил у нее работы.

Бирн был в гневе. Личность его похитил, украл молодой уэльский садовник. Но Джеймс Уэзералл не знал, что здесь происходит, он был такой же жертвой, как и Бирн. Словно время затянул какой-то вращающийся водоворот, стягивавший вместе события, людей и эмоции.

Или же здесь возникла замкнутая петля, нечто повторяющееся снова и снова. Слишком уж много аналогий — он тоже садовник, он любит Рут…

Ох, Рут. И никого рядом с ней в последние мгновения. Невыносимая мысль. Думая о Рут, Бирн не заметил, как зеленый занавес открыл перед ним входную дверь.

Он оказался в холле, даже не осознав этого.

Там никого не было.

Крик Бирна — «Саймон, где вы?» — поглотила мертвая тишина дома. Мгновение он оставался на месте, прислушиваясь.

Листовик тихо скребся в окно под ним. Наверху угадывалось какое-то движение, негромко хлопала дверь. Ритмичные удары повиновались дуновению ветра… ни далекого топота, ни воя. Бирн мог только предполагать, где находится Лягушка-брехушка, — смущало, что она могла притаиться где угодно.

Повсюду стояли книги, сложенные на буфетах неровным-и стопками, но так, словно никто не читал их.

Бирн попытался представить, где могут находиться все остальные. Стол был заставлен остатками трапезы. Он взял бокал и выпил немного вина.

Тут снова раздался звук. Наверху по-прежнему хлопала дверь, доносился далекий, негромкий говор. Неужели они там? Взяв биту для крикета из стойки для зонтиков, Бирн отправился наверх. Боже мой, подумал он. С крикетной битой? Что же он делает!

Все двери на площадке были закрыты. Он вновь закричал:

— Эй, Саймон? Вы здесь?

Ответа опять не последовало. Стараясь держаться подальше от лифта, Бирн обошел вокруг площадки, стуча в каждую дверь. Ответа не было.

Длинный коридор ожидал его. Ноги гулко стучали по голым доскам. Где-то в конце его все хлопала дверь, под порывами ветра, которого он не мог заметить. Бирн был рад тому, что бита у него в руках. Здесь он тоже стучал в каждую из запертых дверей: ему весьма не хотелось открывать любую из них.

Хлопавшая дверь оказалась в самом конце. Бирн придержал ее. За дверью была лестница, ведущая на чердак. Зажженные на стенах свечи освещали ему дорогу. Наверху, посреди всякого хлама и ветхих вещей, он обнаружил Саймона — тот сидел в шезлонге и мирно курил.

Возле него находилась игрушечная собачка — старинная, мех на ее шкурке вытерся, красные глаза были сделаны из стекла.

— В последний раз я был здесь, наверное, век назад, — негромко заметил Саймон, увидев Бирна. — Впрочем, я не любил сюда ходить. Во-первых, из-за сырости, во-вторых, из-за всей мишуры.

С битой в руке Бирн показался себе смешным. Увидев, что Саймон смотрит на него с похожим на удивление выражением, он опустил биту.

— Где остальные?

— Мои возлюбленные родители? Где-нибудь внизу. Сражаются в кухне, дерутся в библиотеке… Кто знает, да и какая разница? Я ушел сюда, чтобы не путаться под ногами. А где были вы? Откуда такое внезапное возвращение?

— Я попытался убраться отсюда. Я… — Разве можно сказать Саймону, куда он хотел попасть? — Но Листовик не пропустил меня, хотя Том уехал.

— Понятно. Видок у вас еще тот. — Саймон встал и ткнул сигаретой в блюдце, стоявшее на одном из столов; с подчеркнутой осторожностью он снял листок с отворота пиджака Бирна. — Вы еще не бывали здесь?

— Нет. Я никогда не поднимался наверх.

— Здесь самое скверное место, — тихо проговорил Саймон. — Тут и происходит самое худшее. Лифт связывает все. Даже поднимается, смотрите! — Он показал на железную клетку в уголке чердака. — Лягушка-брехушка всегда приходит отсюда.

Бирн вновь поглядел на игрушечную собачку у шезлонга, однако она не пошевелилась, и в ней не было ничего странного.

— А здесь кресло-коляска, — сказал Саймон.

Он отправился в другой конец чердака к занавесу и отдернул его. Кресло со сделанной из плечиков фигурой опутывала паутина, словно оно провело здесь годы и годы. Оба они помолчали мгновение, рассматривая его. Тут Бирн понял, что листва не мешает дневному свету проникать сюда.

— Что случилось? Листовик отступает?

— Это следует спрашивать у вас: ведь вы только что воевали с ним. — Саймон встал возле Бирна и указал на окно. — Нет, он все еще здесь. — Пальцы плюща бахромой цеплялись за подоконник.

Бирн ощущал испарения алкоголя в дыхании Саймона. Он повернулся.

— Саймон, чего вы хотите от меня?

— Ничего. Теперь ничего. Вы упустили свой шанс.

— Я не помешал Рут упасть?

— Правильно. Значит, вы собирались к ней, правда? Чтобы находиться рядом?

— Жаль будет, если она умрет одна.

— Со временем она, наверное, даже полюбила бы вас, — ответил ровным голосом Саймон. И, не желая глядеть Бирну в глаза, он ненадолго занялся исследованием своих ногтей.

Бирн покачал головой. Какой смысл говорить от том, что могло быть?

— Едва ли. Рут замужем за домом — в первую и главную очередь. И с ее точки зрения, вы составляете весьма существенную часть его.

— Но дом виноват в ее смерти.

— Мы еще не слышали, что она мертва.

— Они всегда умирают. Все женщины, которые владеют поместьем.

— Но Элизабет жива, и Кейт тоже, — сказал Бирн. — Их судьба не всегда ужасна. Неужели вы с таким доверием относитесь к этим россказням: теориям своей матери, книге Тома и оправданиям вашего отца?

— Это все туман, напущенный домом, чтобы скрыть свою истинную суть.

— И какова же она, на ваш взгляд?

— О, дом любит шалить, преувеличивать и искажать. Он играет с людьми, идеями и прошлым и заставляет всех губить друг друга.

— Почему?

— Ну, не надо! Неужели вы хотите, чтобы я выступил еще с одним набором теорий в отношении дома? Наверное, во всех них есть доля правды, а может, этот дом — место очищения или суда. Лягушка-брехушка и Листовик могут сопутствовать какой-то свихнувшейся версии Великой Матери, иначе они просто реликвии, оставшиеся от дочери Элизабет. Я знаю лишь, что они существуют, что они обитают здесь вместе с нами, что они причиняют боль, оставляют шрамы… уничтожают, заточают и убивают!

— Мы выберемся отсюда, — сказал Бирн. — Я не оставлю вас здесь.

— Какая доброта. — В глазах Саймона вспыхнула насмешка, на мгновение он сделался отвратительно похожим на собственного отца. — А каким образом?

— Минутку. — Бирн помедлил, не зная, как сказать. — Много ли все это значит для вас? Истинный облик вашего отца? Насколько вы связываете себя с ним, насколько он важен для вас?

• Предыдущая
• 68/85
• Следующая