Ненависть и ничего, кроме любви (СИ) - Романова Любовь Валерьевна - Страница 1

Глава 1

Над самым ухом раздается противный звон будильника. Я сонно приоткрываю глаза и смотрю на циферблат — половина седьмого утра. Перевернувшись на спину, потянулась и уселась на кровати, еще не до конца осознавая, что к чему. Долго проспаться — это моя привычка с детства, когда прежде чем встать с кровати, я еще с десяток минут нежилась под прохладным одеялом, а после брела в ванную, где еще столько же сидела на бортике, подставив ладони под горячую воду. Просыпалась я вместе с волной мурашек, бегущих от моих ладоней вверх по рукам, срывающихся с плеч, и лавиной прокатывающихся по спине до самых пяток.

Перефразируя одного очень известного героя не менее известного фильма: каждое утро в нашей с папой квартире начинается одинаково. Это уже обычай. Традиция. Я бы сказала — ритуал. После двадцатиминутного пробуждения, утреннего душа, взвешивания и фиксирования своего утреннего веса, стандартных девичьих процедур в виде прически и макияжа, я привычно иду на кухню, где встречаю папу, который неизменно пытается уговорить меня плотно позавтракать, не забывая упомянуть про низкий вес (к которому я стремилась не один год, но, достигнув который поняла, что этого недостаточно). Я неизменно выпиваю сначала стакан воды, а затем и кружку зеленого чая с молоком, читая утренние новости в Яндексе, сверяюсь с прогнозом погоды, и, под неодобрительный взгляд папы, ухожу в свою комнату одеваться. Такой порядок я завела себе еще в пятом классе, и с тех пор ничего не изменилось.

Но не все в моей жизни столь же неизменно — за три года, которые мы жили с мамой в столице, изменилась я сама — не могла не измениться. От меня прежней мало что осталось — ни кроткости, ни былого стеснения, ни робости. Все это давно забытое прошлое, которое я с легкостью перешагнула, как только покинула стены ненавистной школы. Я изменила в себе все — подстригла длинные волосы в короткий стильный боб, русый цвет перекрасила в чистый блонд, сильно вытянулась и похудела, превратившись из пухленькой скромной школьницы в дерзкую студентку. И в этом новом образе я вынуждена была вернуться в свой старый город. Благодаря папе перевелась в местный университет, пусть и не на бюджетное место, зато быстро и без проблем.

Вспомнила, как три года назад убегала из этого города. Тогда мне казалось, что уехать — это все равно, что новую жизнь начать, забыть все старые обиды и школьные кошмары, забыть свои комплексы и полностью измениться. Я ненавидела школу. Ее, конечно, мало кто любит, но я ее не просто не любила. Это то самое чувство, которое возникает глубоко внутри и гнетет. Я хорошо училась, была старостой какое-то время, проблем с учителями не имела, наоборот — я им нравилась. Но в моей жизни, как и у многих подобных одинаковых историй, случился этот человек, это недоразумение, из-за которого шесть лет школьной жизни превратились в ад. Но теперь все в прошлом, и школа тоже, и пора бы уже забыть об этом, как о кошмарном сне.

Но прошлое меня оставлять, как оказалось, не желает. Оно подкралось незаметно, неожиданно и в лице самого страшного моего сна — Марка Радецкого. Я выцепила его взглядом среди сотни студентов и сразу же узнала. Я бы узнала его и через сорок лет. Он изменился. Совсем другой. За три года, которые я пыталась его забыть, он возмужал. Даже лицо это мерзкое, которое мне в страшных снах снилось, изменилось и черты его стали более аккуратными, или может прическа другая так облагородила. Выразительные брови и эти серо-голубые глаза с презрительным взглядом не поменялись, но теперь выглядят более органично, нежели раньше. Три года назад это смотрелось по подростковому, как вызов обществу от зарвавшегося юнца, а сейчас это взгляд повзрослевшего мужчины, уверенного в себе и своих действиях. Волосы остались русыми, но его неопрятное гнездо превратилось в стильную стрижку с подбритыми висками и густой шевелюрой на макушке. Телосложение стало более пропорциональным и мощным. И в целом хабалистого вида подросток превратился в нормального с виду парня.

Но я-то помнила его другим. Тем засранцем, что отравлял мне жизнь в школе. Помню все его издевки и насмешки, каждую шутку его помнила и каждое колкое слово, сказанное в мой адрес. Помню, как подкалывал и постоянно намекал на мой лишний вес. Он видел его и не забывал мне об этом напоминать даже после перенесенной пневмонии в шестом классе, когда я похудела сразу на десяток килограмм, но этот хорек не переставал называть меня жиробасиной. Если, не дай Бог, стул подо мной скрипел, то я непременно слышала остроумные шутки на тему своего толстого зада, если я случайно сталкивалась с кем-то, то была вынуждена опускать голову от пакостных комментариев по поводу моего широкого телосложения, и эта тема поднималась и обмусоливалась одноклассником регулярно, и как назло, такие ситуации случались постоянно, и, что еще хуже, Радецкий всегда оказывался рядом в такие моменты. И сказать бы — человек идиот, ко всем цепляется, но нет — с другими вроде бы нормально общался, а мне не повезло. Как перевелся к нам в пятом классе, так и закончилась моя спокойная жизнь.

Я конечно, пыталась давать отпор, что-то говорила в ответ, пробовала даже внимание не обращать, игнорировать, но ничего не помогало. Лишь в десятом классе, когда мы разошлись по направлениям, и он, к счастью, выбрал физмат, я вздохнула с облегчением. Он продолжал меня терроризировать, но лишь в те моменты, когда мы пересекались в коридорах школы.

И вот сейчас этот придурок сидит на одном из последних рядов аудитории и смотрит внимательно. Староста — Рита Селезнева представляет меня потоку, и все без интереса поглядывают на новенькую, а он смотрит пристально. Прям взглядом прожигает, но я стараюсь делать вид, что не замечаю.

— Ну, Вера Викторовна, — обращается ко мне преподаватель — седовласый старичок в круглых очках, — присаживайтесь.

— Извините, — лепечу я, — можно выйти?

— Уже? — усмехается он.

— Я в деканате документы оставила.

— Ну раз документы, то выйдите.

Мне повторять было не нужно — я быстро вышла из кабинета и только тогда заметила, что дышу с трудом. Пытаюсь продышаться, заглатывая кислород, но его не хватает, и кровь словно кипит. Дойдя до туалета, бросаю на пол сумку, включаю кран и умываюсь холодной водой. Она приятно холодит, туша мой внутренний пожар. Ну как же так? Почему в моей жизни снова появился этот человек? Это что, наказание такое? Какие звезды или планеты сошлись?

— Черт!

Хочется развернуться и убежать, плюнуть на все и больше никогда тут не появляться. Школьные годы я вспоминаю с содроганием, неужели и институт мне западет в память? Нет, ну прошло уже три года, мы повзрослели, стали другими людьми — ну неужели он остался тем же засранцем? Придя на первую встречу перед началом учебного года в свой бывший университет, я очень удивилась, встретив не подростков-переростков, а вполне адекватных взрослых парней. Кто знает, может и Радецкий перерос период пубертата и теперь нормальный парень?

Минуты пролетали, нужно возвращаться, а я не могу пошевелиться, не решаюсь идти в аудиторию. Смотрю на себя в зеркало и мне кажется, что у Радецкого снова найдется повод для издевательств, ведь мой свитер так некстати прилегает к фигуре и делает ее объемной, да и джинсы слишком обтягивают ноги, отчего они кажутся шире. Если не вернуться на пару, а уйти домой будет слишком странно? Нет, показать свой страх — фатальная ошибка, он зацепится за это, поймет, что я все ее его боюсь, и тогда чего стоят все мои изменения? Вытираю лицо бумажными салфетками, приводя себя в порядок, припудриваю, наношу румяна, крашу губы, возвращаю себе образ уверенной девушки.

Оттягивать этот ужасный момент бесконечно невозможно и вот я уже поднимаюсь по лестнице, занимая свободное место в шестом ряду аудитории. Стараюсь не выдавать себя, держу максимально-нейтральное лицо и, наконец, усаживаюсь, а спиной чувствую его тяжелый взгляд. За столько лет, я как счетчик Гейгера научилась считывать радиоактивные волны его присутствия. Это чувство, когда холодок проходит от макушки до поясницы, и шея вдруг словно немеет, а затылок покрывается роем мельчайших уколов. Узнал! Сомнений не было.