Последний реанорец. Том VIII (СИ) - Павлов Вел - Страница 17

Пагуба дома Нор-Ата… Разрубающий вал…

Пагуба дома Нор-Ата… Рассекающий вал…

В завершение, сгусток квинтэссенции силы столпа империи как раз подошел к своему пику и под собственный безумный хохот с губ сорвалась та самая молитва реанорская молитва.

Аре кате ла тийз нор ам эс фэр …

А теперь…

Истребление кровавой молнии Реанора…

Битва длилась от силы минуту или максимум две, однако за это время увести саму гидру удалось всего на несколько сотен метров прочь от первоначального места и за такое невзрачное достижение пришлось заплатить жизнями более десятка изгоев. Две вспомогательные группы были полностью уничтожены, а на ногах от общего количества людей оставались лишь те самые столпы, но даже они уже оказались на грани, и из последних сил каким-то чудом тем удавалось защищаться и всячески укрываться от вездесущего пламени гидры благодаря изменившемуся ландшафту.

За столь непродолжительное сражение вся местность в радиусе километра стала преображаться в настоящее озеро, однако вода быстро испарялась, создавая подобие огромной воронки и это невзирая на то, что беснующееся бедствие явило только половину от своего тела и лишь пять свирепых голов.

Как ни странно, но из всех уникумов самыми полезными оказались лишь двое. Долгорукий и Огинская. С самого начала битвы Ольга и её стихия воды сосредоточились на защите соратников. Свет Алексея был спасательным кругом для остальных столпов, потому как постоянно ослеплял то одну, то другую голову гидры, а вот пламя Пожарского оказалось попросту бесполезным, так же как и ветер и земля Корецкого и Орлова. И эта троица была постоянной наживкой во время битвы.

Вот только с самого начала силы были совсем не равны.

‒ АРТЁМ!!! ‒ заорал во всё лёгкие заметно обгоревший Долгорукий, в очередной раз успешно ослепив сразу две головы и перекрикивая звук ревущего пламени. ‒ ЗАБИРАЙ ТОЛЮ С АРСЕНИЕМ И УХОДИТЕ!!! НЕТ СМЫСЛА ПОДЫХАТЬ ВСЕМ!!! Оленька, ты уж прости, милая, ‒ с грустной улыбкой обернулся к девушке княжич, которая была за его спиной и сопротивлялась еще одной голове. ‒ Но нам с тобой придется остаться.

‒ Я понимаю, ‒ вымучено ухмыльнулась и кивнула смертельно бледная графиня, у которой правая часть тела сильно пострадала от огня чудовища, а затем, отводя взор от головы гидры, она обратила глаза на водяной защитный купол. ‒ Ты тоже меня прости, Лёша, ‒ вдруг выдохнула резко та, будто стала задыхаться. ‒ Но кажется сил у меня почти не остал…

Договорить Огинская не успела, потому как глаза её медленно закатились, изо рта и носа хлынула обильно кровь, и секунду спустя та распласталась на льду, а выставленная защита опала вниз водяным водопадом.

Не прошло и секунды, как сразу две обнажившиеся пасти, заметив спадающую защиту, с ликующим воплем устремились к Долгорукому, а одна помчалась в сторону графини, и над полем битвы раздался внезапно строенный испуганный крик Пожарского, Корецкого и Орлова. Тем не менее, никто из них не успевал подоспеть на помощь.

От устрашающего зрелища скорой смерти Алексей невольно улыбнулся и зажмурился. Вот только гибели после этого не последовало, а когда он всё-таки решился открыть глаза, то успел увидеть, как сразу все головы гидры с дикими и яростными криками боли и отчаяния резко устремились ввысь, а массивное тело попыталось дёрнуться в сторону. Но уже в следующее мгновение крик перешел на душераздирающий и пронзительный визг, а визг быстро перетек в хрипы и рычащие стоны.

Не прошло и двух вдохов как еле стоящие на ногах столпы стали свидетелями невероятного зрелища. Под собственные истошные хрипы, все пять голов гидры, словно в замедленной съёмке устремились вниз, а после с громоподобным грохотом одна за другой оказались на поверхности льда и снега, попутно с этим при каждом ударе о ландшафт, создавая мощные ударные волны. И самый большой из черепов бедствия, словно раскат грома приземлился в смертельной близости от Долгорукого и Огинской. Причем в последний момент мужчина успел подхватить девушку и отнести её на несколько метров прочь. Тем самым спасая от смерти.

‒ Это что за твою мать?! ‒ сипло выдал тяжело дышащий и бледный Пожарский, с недоверием глядя на огромную чешуйчатую голову, при этом прихрамывая на одну ногу.

‒ Оно что? Оно… сдохло?.. ‒ протяжно выдыхая, осведомился Корецкий, подхватывая за плечо раненного Орлова, у которого напрочь было сожжена рука, и держался сейчас парень лишь на обезболивающих зельях и целебных эликсирах.

‒ Мы… мы её… убили? ‒ пролепетал граф, кривясь от боли в культе и отстранившись от друга, тотчас устало распластался на льду.

‒ Ты сам-то в это веришь, Толя? ‒ истерично гоготнул покачивающийся всем телом Долгорукий, потому как прилив адреналина заставлял невольно смеяться, но уже в следующий миг тот резко рванул к Огинской и, склонившись над девушкой, прислушался к её дыханию и сердцебиению, а после полученных доказательств, облегченно выдохнул. ‒ Жива!

Возникшая тишина стала тем самым связующим звеном, потому как не прошло и секунды, как все столпы оказалась в лежачем положении от нахлынувшей усталости. Даже нескончаемая вьюга затихла, и кроме тяжелого дыхания и хрипов уникумов ничего не было слышно.

Правда, в следующий миг, словно откуда-то издалека начал раздаваться веселый, надменный и совсем немного безумный мужской хохот и с каждой секундой тот становился всё ближе и ближе. В один из моментов четверо мужчин со страхом и удивлением в глазах смогли отыскать эпицентр того самого смеха, и все как один скрестили свои взгляды на голове гидры.

Эта часть тела монстра, словно насмехаясь над всеми, резко дёрнулась, заставляя отшатнуться от себя всех столпов. В ту же секунду череп твари еще раз нервно дёрнулся, и все, затаив дыхание отпрянули еще дальше, вот только вместо того, чтобы напасть и восстать, верхняя челюсть бедствия медленно начала приподниматься вверх, а секунду спустя оттуда раздался радостный и невероятно веселый голос.

‒ Сучья кровь! Вашу ж мать! Вы поможете, наконец, чтоб вас порождения Катаклизма драли?! Какого причиндала вы там стоите? Я устал как пёс шелудивый! Сил нет… ‒ вдруг рявкнул сожранный недавно, продолжая свою борьбу с челюстью гидры.

Глаза уникумов в любой момент готовы были вывалиться из орбит, а рты раскрылись самопроизвольно.

‒ Захар… ты? ‒ вдруг хрипло прошептал с неверием Пожарский, переглянувшись с остальными и делая робкие шаги вперед. ‒ Ты живой? Тебя ведь сожрали?

‒ Во имя материнской любви и что с того, что сожрали! Да и кто еще здесь может быть?! ‒ прорычал вновь знакомый тембр. ‒ Нет, чтоб я сдох! Это Давыдов с того света вернулся. Да помогайте вы уже, какого хрена стоите?!

В третий раз князю повторять не пришлось, общими усилиями рванувшая к месту четверка мужчин смогла приподнять верхнюю челюсть, и из глотки твари тотчас вывалился полуголый Лазарев, который использовал своё громовое копьё как костыль, ведь одна нога до самого колена у него отсутствовала.

Доспех столпа превратился в обноски. Во множестве мест его опалили, словно серной кислотой. Аналогично выглядела и кожа человека почти повсюду. Множественные язвы по всему телу доходили до самого мяса. Половина лица была обезображена и кое-где в волосах были явные проплешины. Вот только сам Захар этого будто не замечал и с широкой улыбкой взирал на ошарашенных уникумов. Правда, оглянувшись по сторонам, усмешка его вдруг увяла, и тот свирепо взглянул на шокированного Долгорукого.

‒ Где Романов и остальные?

‒ Он… он с Настей… а остальные мертвы… ‒ хрипло прошептал Алексей, а улыбка Лазарева после его слов вновь стала шире некуда. ‒ Ты сам просил так сделать. А это ты… её так? Изнутри?.. ‒ нелепо спросил княжич, дрожащей рукой указывая на бедствие.

‒ Молодец! Хвалю! Вы все молодцы. Порадовали, ‒ кивнул Захар и, развеяв своё копьё, повалился прямо на снег и от удовольствия зажмурил глаза. Но почти сразу их открыл, спокойно взглянул на выживших и со старческим кряхтением принял сидячее положение. ‒ Во-первых, кому-то сейчас придется отправляться следом за нашими альвами и останавливать их шествие. Во-вторых, да, это я прикончил эту дрянь. Она откусила мою ногу и видать… подавилась! ‒ вдруг хохотнул истерично тот, довольный собственной шуткой. ‒ Поэтому ни слова моим невестам о случившемся. В-третьих, ‒ затихающим тоном изрёк князь, глаза его стали закатываться от усталости, а сам вновь повалился на спину. ‒ У кого-то осталось, что-нибудь целебное? А то что-то мне нехорошо…