Ветер в его сердце - де Линт Чарльз - Страница 9

Против обыкновения, минувшее лето испепеляющим не выдалось, однако осень с лихвой восполнила сей климатический недочет, и вот уже многие дни стоит не по сезону жаркая погода. Обычно к этому времени начинаются дожди, охлаждая все и вся, но на этот раз с самых весенних муссонов не выпало ни капли.

Я стараюсь сохранять размеренный темп, так что времени для размышлений у меня предостаточно.

Понятия не имею, что за хитрость затеял Морагу. Опоссум показал мне эту тропу еще в нашу первую встречу, и с тех самых пор я по ней хожу, как и сказал шаману. Мне знаком каждый метр тропинки, каждый открывающийся пейзаж. Совершенно не понимаю, что такого покажет мне карта. А Морагу меня всегда поддерживал — меня и Опоссума. Сколько раз он вытаскивал нас из разного дерьма! Черт, да я знаю его гораздо дольше любого, кто только приходит на ум — как в самой резервации, так и за ее пределами, — поскольку познакомился с ним задолго до того, как перебрался на Расписные холмы. Ладно, поверю уж ему. Допустим, у него есть веская причина для весьма необычной просьбы.

На повороте к дому я по положению солнца прикидываю, что дорога отняла у меня примерно час, плюс-минус несколько минут. Как и всегда.

Тропинка, извиваясь между скал, заканчивается в лощине как раз за моим трейлером. Отсюда к выступу скалы, где он установлен, ведет небольшая сквозная пещера.

Лощина, кстати сказать, весьма необычное местечко размером с задний двор богатой фермы. Как бы жарко или холодно ни было в самом каньоне или наверху на тропе, температура здесь неизменно сохраняется умеренной. Все дело, по-видимому, в собственном микроклимате.

В одном конце лощины под тенью двух платанов дремлет родниковый прудик, а другой ее конец открыт солнечным лучам — когда-то Опоссум разбил там огородик, который я трудолюбиво поддерживаю. У меня растут кукуруза, морковь, горох, перец, бобы и разнообразные виды тыкв, а на приподнятой грядке сбоку — всяческие травы.

Сразу за деревьями, между прудом и скалой, открывается отличный вид на долину. Много-много лет назад, еще до знакомства со мной, Опоссум поставил там деревянную скамейку, чтобы любоваться закатом, и теперь это стало моей привычкой. Смотреть на луну я тоже люблю — особенно на полную, — когда на пустыню ложатся тени и создается ощущение, будто перед тобой совершенно чужой мир.

Я не прочь посидеть на скамеечке прямо сейчас, но загадочная просьба Морагу подогревает мое любопытство. И потому я, быстро преодолев лощину, спускаюсь по коротенькой естественной каменной лестнице в пещеру и через пару мгновений оказываюсь на мысу, где стоит трейлер.

Будь я проклят, если знаю, как Опоссуму удалось его сюда затащить. По сути, управиться удалось бы только с помощью мощного крана: от края каньона до моего жилища метра три, а сам трейлер отнюдь не игрушечный — стандартный десятиметровый «Эйрстрим». Нависающая скала надежно прикрывает его от прямых солнечных лучей, а места между ним и краем скалы достаточно для стола и кострища. Все в трейлере работает на пропане. Менять баллоны мне помогает Рувим Маленькое Дерево — привозит, когда попрошу, свеженький на квадроцикле, — но нести его со дна каньона приходится на спине.

Все это, конечно, странно, но чертовщина заключается в том, что поднимающиеся по каньону люди не видят трейлер практически в упор. Я могу сидеть снаружи за столом и бренчать на гитаре, а они даже не глянут в мою сторону. Когда я задал Опоссуму вопрос насчет природы этого феномена, он пожал плечами и пробурчал что-то про звук, который в здешних горах распространяется иначе, чем того следовало бы ожидать, а после добавил, что трейлер установлен под таким углом, что снизу его трудно заметить. Да только я сам, спускаясь на шоссе, отлично видел свой домишко. По правде говоря, сложно не обратить внимания на большущую блестящую трубу на колесах, которая красуется на каменном мысу, где ей попросту не место.

Зайдя в «Эйрстрим», я хватаю бутылку воды из холодильника, достаю рулон карт, спрятанный между книжным шкафом и стенкой, и выкатываюсь наружу. Отыскав нужную, раскладываю ее на столе, придавливая уголки камнями, и пальцем отслеживаю маршрут от резервации до тропинки, ведущей к лощине.

Да твою же мать! Не может такого быть!

Я хмурюсь, перепроверяю расстояние, но и более тщательный подход ошеломительного результата не меняет.

Тогда я решаю зайти с другой стороны. Отыскиваю место, где папаша Сэди вышвырнул дочурку в пустыне, и отмечаю наш путь до дорожки в резервацию. Топали мы три часа — и согласно карте на него требуется примерно столько же времени. А что же такое происходит с маршрутом до трейлера? Сколько ни измеряй, он тоже должен занимать около трех часов. То есть в три раза дольше, нежели в действительности.

Это явно чьи-то шуточки. Я бы погрешил на карту, да только сам ее покупал и в точности не сомневаюсь. Просто именно этот маршрут мне в голову не приходило проверить. Значит, все-таки Морагу? Но на кой ляд ему меня морочить?

— Чем занимаешься?

При звуке голоса Калико я едва не роняю бутылку с водой.

Она неспешно выходит из пещеры и усаживается на скамейке напротив меня, поднимая пыль пушистым хвостом. На губах у нее подначивающая улыбка, в глазах блестит озорной огонек.

— Наверно, я все-таки тупой.

Калико вопросительно вскидывает бровь.

— Да вот Эгги говорит, будто кое-кто из моих знакомых на самом деле майнаво, как и ты.

— Так и есть, — отвечает она. — Но с чего тебе беспокоиться об этом?

— Откуда же мне теперь знать, что реально, а что нет?

— Тебе нужен практичный ответ или же философский?

— Который я смогу понять, — вздыхаю я.

— Ты имеешь в виду, что действительно хочешь понять — или все-таки поверить?

— Наверно, и то и другое.

— Это не так-то просто. За сорок с лишним лет ты зарекомендовал себя редкостным упрямцем, способным игнорировать то, что находится прямо у тебя под носом.

Я устало отираю лицо.

— Может, у меня просто флешбэк.

— Многолетней давности? Видишь, ты опять за свое. Ты и меня за флешбэк принимал, пока я действием не доказала тебе обратное, — Калико заговорщицки улыбается.

Я тянусь вперед и провожу пальцем по веточкам ее рожка, как делал это сотню раз прежде. Нет, она точно не плод моего воображения. Но над тем, кто она, я никогда не задумывался.

— Так что же ты такое? — вопрошаю я.

— А что я сказала тебе во время нашей первой встречи?

— Сказала, что ты майнаво. Что твоя мать — лань, отец — лис.

— И это правда.

— Но такого индейского племени не существует. На языке кикими майнаво означает «кузен».

— Тоже верно, — кивает она. — Так друг друга называют звериные племена. Кузены, кузины.

— То есть ты хочешь сказать, что лис и лань совокупились и у них родилась девочка, которую они назвали Калико?

— Вроде того.

— Да это физически невозможно!

Она хохочет.

— Ну, они наверняка были не в звериных обличьях.

— Получается, твои родители могут выбирать, как они выглядят: людьми или животными?

Калико кивает.

— И ты такая потому, что твои папа с мамой относились к разным видам?

— Ты об этом? — она прикасается к рожкам, затем к уху.

Теперь киваю я.

Калико снова смеется.

— Нет, я всего лишь дразню тебя! Я все надеялась, что до тебя все-таки дойдет одна простая истина: ты видишь то, что перед тобой и находится. Правда, произошло это гораздо позже, нежели я могла себе представить.

В горле у меня пересыхает, голова идет кругом.

— Так… — я откашливаюсь и делаю глоток воды. — Так как ты выглядишь в действительности?

— Как ты видишь, — отвечает моя подруга. — Или вот так.

Опираясь на стол, внезапно склонившаяся ко мне женщина-лисолопа становится настоящей лисицей с острой мордочкой; взгляд ее темных глаз скользит по моему лицу. А затем на месте лисы появляется маленькая антилопа, которая стоит на скамейке и столешнице, как на отвесной красной скале каньона.