Звезда заводской многотиражки 2 (СИ) - Фишер Саша - Страница 4

— Женщина, ну что вы тут устроили? — раздраженно ответила на претензию продавщица. — Камин мы разжигаем по выходным, а сегодня понедельник.

— И что, по-вашему, в понедельник людям радость не нужна? — моя бабушка оперлась на прилавок ладонями и подалась вперед. — А если вы дрова экономите, то хоть коробки эти уберите, не позорьтесь!

— Вы заказывать что-нибудь будете? — устало спросила продавщица.

«Привет, бабуль!» — чуть было не сказал я, но вовремя прикусил язык.

— Добрый вечер, Наталья Ивановна, — я остановился рядом с ней. — Это я вам назначил здесь рандеву.

— Рандеву! Надо же, какие слова вы знаете, молодой человек! — бабушка оглядела меня критическим взглядом с ног до головы. — А ведь я вас помню! Вы в четвертой палате лежали, с сотрясением мозга!

— Какое мороженое вам купить? — спросил я, подмигивая утомленной неожиданной разборкой продавщицы. Та кисло улыбнулась.

— Иван, вот вы скажите! — бабушка уперла руки в бока. — У них камин есть, а они его не разжигают! Раньше зимой здесь всегда горел камин, это очень красиво и уютно. А сейчас?

— Шоколадное с орехами? Я угадал? — спросил я.

— А что вы тему переводите? — бабушка ухватила меня за локоть. — Вам же тоже наверняка хочется, чтобы камин горел!

— Наталья Ивановна, зачем же девушку-то с этим тормошить? — я развел руками. — Ее работа — коктейли смешивать и мороженое орешками посыпать. Про камин — это до начальства нужно доносить. В жалобной книге, например, написать. Есть у вас жалобная книга?

— Ой, вот еще писать! — бабушка всплеснула руками. — Мороженое, говоришь? И кофе... А коньячка у вас нет?

— Спиртное не подаем, — хмуро ответила продавщица.

— Так что? Шоколадное с орехами? — снова спросил я.

— Я не ем сладкое, фигуру берегу! — кокетливо сказала бабушка и провела руками по своей талии. Изящной, надо признать, что уж. Она всегда была хрупкой и очень подвижной дамочкой. — Хотя черт с ней, с фигурой! Давайте шоколадное! С шоколадом. И эклер. И кофе.

Я подвел бабушку к своему столику и помог снять пальто. Зеленое, с зеленым же песцовым воротником. «Мексиканский тушкан», — подумал я и чуть не фыркнул. Бабушка этот воротник откуда-то притащила, соседка что ли старое пальто выбрасывала. А она его причесала, починила и покрасила зеленкой. Она это год назад примерно сделала, и периодически ей приходилось его подкрашивать — зеленка не особенно стойкий краситель, то выцветает, то в мокрый снег расплывается... Ее любимая белая блузка после мокрого снегопада покрылась зелеными разводами, и ее тоже пришлось красить. Пальто это тоже было переделано. Изначально оно было больше похоже на бесформенный мешок, но бабушке хотелось, чтобы оно было кокетливо-приталенным и подчеркивало ее тонкий стан. В общем-то, получалось у нее гораздо лучше, чем у той же Лизоньки.

Это было очень странно.

Ощущение нереальности зашкалило настолько, что хотелось себя ущипнуть. Я сидел в кафе мечты своего детства, а напротив меня сидела моя любимая бабушка. Та самая дамочка чьи закидоны не раз и не два заставляли судачить о ней всех соседей. Она кутала хрупкие плечи в цветастый цыганский платок, ее волосы были уложены в стиле «если бы кинозвезды ходили по красной дорожке в формовке». Шапку она снимать не стала, как и все остальные женщины в кафе, кстати. Так и сидели — кто в норковом «колпаке», кто в пушистой «папахе», как у Нади из «Иронии судьбы». Кто в вязаной с помпоном.

Моя бабушка была самой странной из всех бабушек, которых я видел. Бабушки моих друзей детства носили платочки, пекли пироги и заседали на скамейках, как им, бабушкам, и полагалось. Моя была не такая. Она трижды была замужем, а сейчас находилась в поиске четвертого мужа, но найти его не успела, потому что превратилась в другого человека, а вскоре после этого умерла. Она была взбалмошной, вздорной, любила выпить и не скрывала этого. Громко смеялась, вызывающе одевалась. При этом работала санитаркой в больнице. Она была как Веник. Только женщина. Детство ее пришлось на войну, а потом она закончила школу, вильнула хвостом и укатила из Новокиневска аж на Сахалин. Там она познакомилась с моим дедом, тоже, кстати, из этих мест. Родила двоих сыновей, потом они развелись. Она снова вышла замуж, на этот раз за актера театра. Но через год снова развелась. Потом сходила замуж третий раз, и этого «деда» я даже помню. Он был ее моложе лет на пятнадцать, чуть старше отца. И развелись, когда она неожиданно закрутила роман с музыкантом из ресторана «Новокиневск». После этого мы какое-то время жили все вместе, но потом она откуда-то взяла отдельную квартиру. Черт его знает, откуда. Она все делала как-то очень легко, с налетом небрежности и чертовщинкой.

Будто вокруг был вовсе не Советский Союз, страна строгих правил и догм, а... даже не знаю. Какой-то сказочный мир. «А что, так можно было что ли?» — тянуло меня спросить каждый раз, когда бабушка отчебучивала какой-нибудь очередной финт.

Я очень ее любил, когда был ребенком. Больше, чем родителей, точно. С ней никогда не было скучно.

И вот сейчас я сидел в кафе «Сказка», а она сидела напротив меня и кокетливо рассказывала, как играла в любительском театре на котельном заводе, куда ее каким-то ветром занесло поработать. Образования у нее никакого, кроме школьного не было. Но ей это совершенно не мешало. Она обожала читать и смотреть «трофейные» фильмы. Постоянно зарисовывала какие-то наряды, а потом пыталась из изобразить из подручных средств, до каких дотягивалась. Старые шторы и покрывала, уродливые платья из магазина, отрезы ткани, пылившиеся без дела на антресолях...

Любила она красивое, что уж. И покрасоваться любила. Стареть в сорок она категорически отказывалась, кажется, у нее жизнь только начиналась в любой день и в любом возрасте.

Нда...

Что же с тобой скоро случится, Наталья Ивановна?

Что за катаклизм встряхнет твои вздорные и удивительные мозги и превратит в другого человека?

Я любовался, как она ест мороженое и запивает его кофе маленькими глоточками. Держит отставленным мизинчик. Манерно смеется, запрокидывая голову.

Слушал рассказы о голодном детстве во время войны. Сказала, что помнит все, хотя ей и хотелось бы забыть.

Задал ей вопрос, который с детства меня мучил.

Сахалин? Почему, черт возьми, Сахалин? Как ее вообще туда занесло?

Ответ оказался в ее духе.

— Я прочитала книгу «Остров сокровищ» и поняла, что во что бы то ни стало хочу побывать на острове, — сказала она. — Потом посмотрела на карту Советского Союза и поняла, что ближайший доступный остров — это Сахалин. Тогда я разбила свою копилку, и денег мне хватило аккурат на дорогу.

Удивительная женщина...

Мы расстались отличными друзьями. Надеюсь, что в ее сумасбродной голове не возникло мысли примерить на меня роль ее очередного жениха... Как-то неудобно бы получилось.

И мы договорились встретится завтра. Потому что я наплел ей, что чтобы написать про нее отличный текст, мне нужно как можно дольше с ней пообщаться в самой разной обстановке. На работе, в кафе, на прогулке, в столовой, на лыжной базе... Интересно, если я привезу бабушку на лыжную базу, это нормально воспримут? Так-то она тоже, получается, работает на шинном заводе. Больница-то наша. Значит формально...

В общагу я вернулся в прекрасном настроении. Даже забежал по этому поводу в кулинарию и прикупил полкило «новинки», чтобы было с чем чайку попить за вечерними разговорами. В комнате нас сейчас осталось всего трое, правда Егор и Шурик уверяли, что это ненадолго. У Кирилла Григорьевича случился ренессанс чувств с бывшей женой, так что он вернулся в свою же квартиру. Правда, вещи забрал не все. Хоть и уверял, что на днях заскочит и все заберет.

— Да она просто выдерга, баба его! — объяснил Егор. — Ей на Новый год кавалер нужен, а на горизонте никого подходящего нет, вот она и приползла к Кириллу. Мур-мур-мур, мой кроличек... Тьфу. А потом он опять будет ходить, как в воду опущенный... До старого Нового года вернется, зуб на сало!