Звезда заводской многотиражки 2 (СИ) - Фишер Саша - Страница 15

Черт его знает, на каком этапе сейчас находится советская психиатрия. И в каких отношениях она находится с психиатрией зарубежной.

— Да, диссоциативные расстройства личности... — поморщился Константин Семенович. Досадливо так поморщился, будто у него внезапно зуб заболел. — Видите ли, какая штука... Никому из моих коллег ни разу не удалось столкнуться с... с личностью-паразитом.

И оба психиатра уставились на меня. Феликс с торжествующим вызовом, Константин — с испугом. Я внутренне заметался. Меня что, раскрыли? Как шпиона вычислили? Но почему, как?

Хотя что за тупой вопрос? Ирина меня по несколько часов держала под гипнозом, мало ли, что я там мог наболтать в числе всего прочего... Но сознаваться и раскрывать душу я не собирался. Как и сбегать по-быстрому, пока они меня не подловили на какой-нибудь ерунде.

Я мысленно собрался. Теперь надо тщательнее фильтровать базар, вот что.

— Прямо психиатрический детектив какой-то получается! — азартно воскликнул я и потер руки. — Мне даже захотелось самому почитать эти истории болезни. А как вы считаете, почему так вышло? Человек был настолько несчастным, что выдумывал себе другую личность и круто менял свою жизнь?

— К сожалению, у меня не случилось возможности самому вести подобный случай, — вздохнул Константин Семенович. — Гипотеза «сбежал от прежней жизни в новую» не лишена изящества, но обычно такие ситуации заканчиваются банальным неврозом. Здесь же мы имеем некую... гм... аномалию. Но увы, у меня недостаточно материала, чтобы делать какие-то выводы.

«Ничего, — подумал я, загадочно улыбнувшись. — Если я не успею отловить тот момент, когда бабушка сбежит прятаться за другим именем и личностью, то она как раз попадет в твои руки, тихоня-психиатр...» Ее же как раз в Закорске нашли.

Беседа свернула в безопасное для меня русло. Бутылка коньяка подошла к завершению, и два приятеля ударились в занимательные воспоминания из своей практики, и оставили меня, наконец, в покое.

Потом я насел на Константина Семеновича, убеждая его выступить консультантом одной из статей нашей с Феликсом серии. Профиль его клиники — алкогольные расстройства — был всегда актуален, не только в советское время, и занимательного материала у него в голове было предостаточно. Феликс сначала отнесся к этому предложению довольно ревниво, но потом тоже подключился к уговорам выйти из тени и помочь нам и дальше открывать людям глаза.

Когда дверь за гостем закрылась, Феликс вернулся в комнату с крайне задумчивым видом. Как будто пытался что-то вспомнить. Потом хлопнул себя по лбу и просиял.

— Мы же так и не решили вопрос вашего места жительства! — воскликнул он и снова выскочил в коридор. Оттуда раздались звуки вращающегося диска телефона. Я посмотрел на часы. Было уже без двадцати одиннадцать.

— Галочка? — нараспев произнес Феликс таким тоном, что мне сразу же захотелось добавить «ты сейчас умрешь!» — Милая, напомни мне, это ты говорила, что ищешь квартиранта или это была Людмила Павловна? Что? Я тебя разбудил?! Ах, какая жалость! Так что насчет моего вопроса? Вооот! Отлично, я же помню, что ты кого-то искала! А что за квартира? На Суворовской? А условия? Ну да, ну да... Ой, и не говори... Да, у меня как раз отличный юноша. Нет, не курит. Кошка? Не знаю, но думаю, что это не проблема... Когда можно заскочить посмотреть? Только в воскресенье? Ничего-ничего, милая, мы что-нибудь придумаем. Все прекрасно! Спокойной ночи!

Феликс снова вернулся в комнату. Вид у него был такой, словно он только что получил извещение о нобелевской премии.

— Ну вот ваша проблема и решена, Иван, — сказал он. — Мама моей ассистентки живет на Суворовской, и от нее не так давно съехал квартирант. Вот только она уехала до выходных к родственникам в Лебяжку, так что придется вам временно пожить у меня.

— Феликс Борисович, вы меня так невероятно выручили... — с облегчением проговорил я.

— Но это к лучшему, значит мы с вами можем плотно поработать, ведь так? — Феликс хитро посмотрел на меня. — Кстати, вы уверены, что непременно хотите посетить закорскую клинику? Это место... гм... гм... как бы это сказать... Не то, чтобы очень презентабельное. Здание старое, еще дореволюционной постройки, печное отопление, и пациенты... вы знаете...

— По вашим разговорам я понял, какого рода публика там собирается, — я усмехнулся. — Не переживайте, в наши с вами статьи ничего лишнего не попадет. Просто мне бы хотелось знать и темную сторону. Если вы понимаете, о чем я.

— Воля ваша, Иван, — Феликс картинно развел руками и принялся убирать остатки нашего нехитрого застолья. — Надеюсь, у вас крепкие нервы, потому что... Впрочем, сами увидите.

— Давайте я помогу, — я вскочил со своего места и бросился собирать стопки.

Мы переместились на кухню. Я включил воду и начал мыть посуду, а Феликс водрузил на плитку чайник и задумчиво посмотрел в холодильник. Выставил на кухонный стол, покрытый клетчатой клеенкой, блюдце с нарезанным лимоном и хрустальную вазочку с клубничным вареньем.

— Что-то захотелось чайку перед сном попить, — сказал он. — Вы же составите мне компанию?

— С удовольствием, — сказал я, закрутив кран. — Спасибо еще раз, вы мне так помогаете...

— Не за что, мой юный друг, не за что, — он бросил на меня длинный непонятный взгляд. Я поежился. Между лопаток пробежал холодок. Нет, все-таки хорошо, что он не предложил мне оставаться жить у него. С этими психиатрами не успеешь оглянуться, как превратишься в психа...

— А ловко вы все-таки нас обвели вокруг пальца, — как бы невзначай бросил он, вынимая из шкафа пачку печенья.

— Что вы имеете в виду? — с невинным видом спросил я, снова мысленно собравшись. Похоже, разговор наш еще не закончен...

Я поставил точку в конце предложения и задумался. Грохнул по клавише еще дважды. Третья точка пробила в тонком бумажном листе сквозную дырку.

Что-то мне не нравилось в этой статье. Вроде бы, все в порядке. Антонина Иосифовна попросила написать ироничное эссе насчет потребительского отношения к досугу и разнести в пух и прах нытье «мне скучно». И я разнес. А заодно предоставил список из пяти небанальных вариантов скоротать вечерок. И даже эпиграф подобрал хлеский.

Но.

Не нравилось. Гладкий такой получился текст, идеальный практически. Я быстро выкрутил лист из печатной машинки, колесико обиженно зажужжало. Перечитал еще раз. Нда. Все хорошо, но плохо. Смял бумажку, прицелился и кинул в корзину для мусора. Не попал.

Знакомое ощущение. Значит внутренний голос считает, что я нашел удобную колею и топаю по пути наименьшего сопротивления. А это верный путь к стагнации, унынию и скуке. Для работы — никуда не годится. Значит нужна встряска, прогулка по тонкому льду и подергать кого-то за усы. Ну или...

— Что это ты вдруг бумагами кидаешься? — раздался от шкафа с подшивками голос Даши.

— Собираюсь участвовать по бумагоболу, тренируюсь вот, — отшутился я и встал из-за печатной машинки. — Кстати, как-то она тускловато печатать стала.

— Значит надо ленту заменить, — Даша вытащила из шкафа тяжелую подшивку с крупными цифрами «1978». — Посмотри там в столе должна быть запасная.

— Ага, — я выдвинул верхний ящик стола Эдика. Ну и хаос же здесь... Какие-то многочисленные ключи, старые блокноты, коробочка с «пятнашками», огрызки карандашей, скрепки россыпью, линейка, обрывки непонятных бумажек с заметками. Да где же эта... А, вот она. Красно-оранжевая картонная коробка с надписью «Лента для пишущих машин черная». И знак качества. Я глянул на механизм машинки. Никогда этого не делал, но вроде ничего сложного.

— Да ничего еще не бледно печатает, рано менять, — проговорила Даша, развернув лист со статьей, которую я забраковал. Быстро пробежала по нему глазами. — А чего ты выкинул? Тут вроде все отлично... Я бы лучше не написала точно.

— Можешь забрать себе, если хочешь, — я пожал плечами и сунул ленту в ящик стола обратно. Но тут мое внимание привлекло кое-что другое. Я ухватил за край листочка и вытянул его из-под кучи мелочей.