Случилось нечто невиданное (ЛП) - Даскалова Мария - Страница 14

     Баркас с парламентерами подошел к «Парижу». Чиновник министерства иностранных дел титулярный советник Иван Ботьянов и флаг-офицер лейтенант Рогуля поднялись по штормтрапу.

     — Вернемся, князь, в салон, — позвал князя Грейг. — Послушаем ответ паши.

     Вице-адмирал Грейг не сомневался в том, каков будет ответ, но ему хотелось услышать от двух парламентеров их впечатления от посещения крепости. Те были посланы для вручения ультиматума главного командира флота, в котором он предлагал коменданту сдать крепость без боя, чтобы избежать напрасного кровопролития. Парламентерам была также поставлена задача: осмотреть, насколько возможно, состояние крепости, бастионов, орудий. И еще Грейг хотел понять, что за человек комендант крепости: фанатик, волевой или бесхарактерный, и тому подобное. Всем этим живо интересовался адмирал.

     Паша отверг ультиматум. В ответ он просил аллаха осенить его благодатью, чтобы он мог насладиться плодами своей победы. Адмирал получил ожидаемые сведения: крепость действительно была переустроена, укреплена, хорошо защищена, в ней было полно аскеров. Посланники собственными глазами видели, как через крепостные ворота поступали новые подкрепления от черкесов и других горцев.

     От запада с головокружительной скоростью надвигалась буря. Порывы ветра раскачивали корабли, на них обрушивались огромные волны, но все-таки истинный шторм был еще впереди. Важно было его выдержать, не позволить штормовому ветру выбросить корабли на отмели, маневрировать так, чтобы не приблизиться на орудийный выстрел из крепости. Важно было не оставить в одиночестве Перовского, который уже подал сигнал ракетами, что находится в двух верстах от крепости.

     К заходу солнца стихия разгулялась. Было одиннадцать часов вечера, когда вахтенный офицер занес в шканечный журнал флагманского корабля сдержанную, но тревожную запись: «Положение флота становится поистине опасным. Ветер, дующий прямо в залив, не дает возможности действовать парусами. Наблюдается дрейф в сторону песчаной отмели перед крепостью. Двести орудий на стенах крепости повернуты в нашу сторону в ожидании, что нас снесет на расстояние орудийного выстрела. Положение сухопутного отряда еще хуже. Он находится на открытой местности, с одной стороны горы, с другой стороны крепость и тысячи черкесов…»

<p>

</p>

2

     Софья Петровна смотрела в окошко. Дождь лил как из ведра. Девушка испытывала непреодолимое желание выйти наружу и бегать под дождем долго-долго, до изнеможения, чтобы дождь смыл с ее души всю накопившуюся в ней муку.

     «Какая я неблагодарная», упрекала она себя. В доме Карла Христофоровича она нашла тепло и сердечность, могла снова отдаться любимым занятиям, но, несмотря на это, в ее сердце поселилась какая-то пустота. Ночами она тонула в ней, исполненная страданием и отчаянием, сама не ведая, почему.

     В комнату вошла Клавдия Ивановна и села на канапе, умостилась поудобнее, вынула из сумочки рукоделие и стала подбирать нужные для гобелена нитки.

     — Какая противная погода, да, Софи? — вздохнула она. — А знаешь, к Карлу Христофоровичу зашел человек, посланный адмиралом. Пришел транспорт с ранеными…

     Софья обернулась. Она подошла к тетушке и присела рядом с ней, ожидая продолжения. Клавдия Ивановна сосредоточенно вдевала нитку в тонкую иголку и бормотала:

     — Как жалко… Ах, как жалко!

     — Вы о раненых, тетя?

     — И о них, конечно, а еще о том, что война помешала моим планам. Я хотела познакомить тебя с одним прекрасным молодым человеком, а оно вот как вышло.

     Софья сложила руки и усмехнулась. Она уже не обижалась и не сердилась на тетушку. Сначала ей было тяжело, она даже плакала украдкой. Потом научилась быть терпеливой, молчать, чтобы не задеть тетушку, чьи добрые намерения были налицо.

     — Кого вы имеете в виду? — спросила она с легкой усмешкой.

     — Стройникова, милая, Семена Михайловича Стройникова… Элегантный, представительный, хорошо воспитанный. Свободно изъясняется на французском и итальянском… Забавен, умен…

     — Разве не достаточно того, что меня познакомили с Юрием Кутузовым, с Александром Ивановичем?

     — О, Юрий еще сущий мальчишка. Притом он наш родственник. А Александр Иванович… да… он интересен, конечно, но не в моем вкусе. Человек со странностями. Суровый… Сдается мне, что у него тяжелый характер.

     И Клавдия Ивановна принялась обсуждать лейтенанта Казарского. Он был сыном какого-то витебского чиновника в отставке. Что-то таинственное, непроницаемое проглядывало в его обличье.

     — Наблюдает, молчит, усмехается иронично… За женщинами не ухаживает. Бежит от наших барышень как от огня. Презирает их. Похоже, что он пережил большое разочарование.

     Вошел Карл Христофорович с письмом в руках.

     — Софья, танцуй! — произнес он с широкой улыбкой.

     Девушка вскочила и вопросительно посмотрела на него. Лицо ее залилось предательским румянцем.

     — Мне письмо?

     — Тебе. Давай выкуп.

     Софья наклонилась и поцеловала дядю в обе щеки. Взяв письмо, она внимательно его осмотрела. Письмо было адресовано ей, а отправителем был мичман Кутузов. От него она ожидала послания меньше всего. Девушка села, распечатала конверт и стала читать вслух:

     «Здравствуйте, дорогая Софья Петровна! Вот и начались наши боевые действия под Анапой…»

     Карл Христофорович и Клавдия Ивановна с интересом слушали послание мичмана. Софья подняла взгляд, посмотрела на них, улыбнулась и продолжила чтение:

     «Анапский паша отказался капитулировать. Что ж, тем хуже для него. Наш «Соперник» вместе с другими кораблями обстреливал крепость. Перед вчерашним штурмом мы с нашим командиром Александром Ивановичем разговаривали о вас, вспоминали тот прекрасный вечер, проведенный у Карла Христофоровича. Но свободного времени у нас сейчас почти и нет, непрерывно ведем упорные и ожесточенные сражения. Наш командир в бою сущий дьявол — управляет огнем орудий, одновременно маневрируя и уходя от ответного огня крепости. А еще с приходом к Анапе мы пережили очень напряженную ночь. Та ужасная ночь как бы все предприняла для нашей погибели, но она не приняла в расчет возможности и умения нашего адмирала. Своими приказами и удивительными действиями он снова показал большое мастерство и спас нас от неминуемой гибели. Я и ранее был наслышан о дерзкой храбрости Алексея Самуиловича. В борьбе со стихией он всегда выходил победителем. Рассказы о его действиях всегда казались мне преувеличением. Но сейчас мы оценили уроки, которые он нам давал. Мы, его ученики, не подвели нашего адмирала, устояли. Крепостная стена была усеяна черкесами с факелами в руках. Несмотря на бурю, они стояли и ждали момента, когда смогут насладиться видом нашей гибели. Но этого не случилось…»