Скандальная связь - Доронина Слава - Страница 11

– Ты во всех ракурсах с каким-то татуированным… – Отец кривит губы, словно не может подобрать достаточно мерзкое слово для Эрика. – Что ты натворила? Как мне отмыть тебя от этого позора? Кто этот мерзавец? – давит он интонацией голоса.

Хорошо, что я действительно ничего не знаю про везунчика.

– Отвечай! Сейчас же.

– Прости, – выдаю глухое раскаяние. – Я ничего не помню. Это произошло случайно.

Отец поворачивается к подруге:

– Жанна!

– Я не знаю… Мы были в клубе… – запинается она и тут же осекается, поняв, что сболтнула лишнее.

– Клуб? – Отец угрожающе щурит глаза. – Ты посещала клуб, Регина? Ты действительно спала с этим парнем или выводишь меня из себя? Говори правду! Немедленно!

– Я действительно с ним спала.

Всё дрожит внутри. Отец бледнеет и хватается рукой за стол.

– Я в куче долгов, Регина, – произносит он надломленным голосом. – У нас серьезные проблемы. Ты не можешь даже представить их масштабы. Ибрагимов был нашим единственным шансом, – грозно продолжает отец. – Сегодня же дадим опровержение в прессу, собирайся к врачу.

– Что? – Я шокирована. – Зачем?

– Исправлять ошибки, которые ты натворила! Свадьба состоится, хочешь ты того или нет.

– К врачу зачем? – сиплю я.

Всё мое существо восстает, когда начинаю понимать, к чему он клонит. Я надеялась, что до подобного не дойдет.

– Хочу убедиться в правдивости твоих слов. И если ты мне не солгала, то будем восстанавливать потерянную честь. Я из-под земли достану этого мерзавца и сотру в порошок. Собирайся.

– Нет! Я никуда не поеду. Ты не можешь…

Меня скручивает от боли в животе с такой силой, что я сгибаюсь пополам. Папа знает об этой особенности моего организма. Дает время немного прийти в себя и, когда выпрямляюсь, произносит ледяным голосом:

– Сегодня останешься дома и отлежишься, а завтра утром поедем в клинику. Проведешь там несколько дней. Иману я скажу, что у тебя случился стресс на фоне всей этой шумихи и ты сильно переживаешь. А потом ты вернешься к обычной жизни как ни в чём ни бывало. И чтобы нигде, никогда и ни при каких обстоятельствах я не слышал о том, что это правда. Ты меня поняла?

– Папа, ты совершаешь ошибку.

Из глаз начинают катиться слёзы.

– Это ты ее совершила! Все участники беспредела, абсолютно все, будут наказаны. С твоим отцом, Жанна, я сегодня же переговорю. С этого дня ты в нашем доме персона нон грата, – обращается он к помертвевшей подруге.

Папа выходит из комнаты, пошатываясь, а я всё же сдаюсь и на слабых ногах иду в туалет. После того как прочищаю желудок, становится чуть легче, в голове проясняется.

– Это было действительно страшно, – удрученно произносит Жанна и подходит к столу, перебирая газеты и журналы.

– Извини. Я предупреждала.

– Да ладно. Но, похоже, всё безрезультатно. Сейчас тебе восстановят девственность, потом дадут опровержение в СМИ, а через месяц, или когда там, у вас свадьба с Ибрагимовым, ты станешь подневольной пташкой.

Едва сдерживаюсь, чтобы не завыть от отчаяния.

– Знаешь, видимо, у твоего отца действительно серьезные проблемы. Ну должна же быть причина подобной настойчивости? Что он так вцепился в этот брак?

– И что мне теперь из-за его проблем жизнь себе гробить?

Жанна забирается на подоконник и печально смотрит в окно.

– А если он и правда этого Эрика найдет и голову ему открутит?

Сейчас мне почему-то не до мыслей о везунчике. К тому же он вон какой живучий. За себя больше переживаю. Предстоящая свадьба вводит в такое отчаяние, что хоть из окна прыгай. Ведь придется спать с мужчиной, к которому отношусь, как к отцу. Если с Иманом хоть отчасти окажется так же приятно, как с Эриком, это обнадеживает, но я знаю, что подобного не будет. Уважительно относиться к человеку и желать с ним близости – это не одно и то же.

– Ты спать, что ли, собираешься? – удивляется Жанна, когда я стаскиваю покрывало с кровати и ложусь, сворачиваясь клубочком.

– Меня вырубит сейчас. Перенервничала. Совсем мозги не соображают в такие моменты.

Надо успокоиться, привести мысли в порядок и подумать, что делать дальше.

– Рин, – доносится глухой голос подруги, – ты правда завтра в клинику поедешь?

– Правда. Лучше и впрямь побыть несколько дней вдали от отца, пока он не успокоится. Жанна, ты только не прогибайся и ничего отцу не рассказывай, хорошо? Он попытается на тебя давить, а ты гни свою линию, говори, что ушла из клуба раньше меня.

– Переживаешь за Эрика?

– Не знаю, – сдавленно выдыхаю я.

Но слова отца, что абсолютно все участники моей выходки будут наказаны, выжигают внутренности и сеют панику в мыслях. Особенно учитывая, что везунчик ни сном ни духом, откуда у провинциалки такой влиятельный отец. Одно дело на экстремальном склоне сорваться, а другое – за секс по голове получить. Который даже не хотел продолжать, но кое-кто был отважен и настойчив.

– Запиши в заметки попросить у Гудвина ещё чуть-чуть смелости и пришли мне в сообщении.

– Что? – непонимающе спрашивает Жанна.

Да, не поможет. Гудвин – волшебник, а я давно не маленькая девочка, чтобы верить в сказки.

– Что ты снова задумала?

– Пока ничего. Но обязательно что-нибудь придумаю.

Мир будто замер и стоит на паузе. Если бы я курила, то одной пачкой сегодня бы явно не ограничилась. Пытаюсь думать обо всём подряд, загружаю мозги цифрами, книгами, историческими справочниками, но тщетно. Мыслями всё время возвращаюсь к отцу и нашему последнему разговору. Внутри полное непонимание, во что он превращает мою жизнь. Может, опыты какие-то ставит? Проверяет закалку? Так хочется в это мгновение к Але. Слушать ее тихий спокойный голос и самой наполняться умиротворением, которого внутри ни на грош. Всё же ничто и никто не заменит человеческого общения и душевной теплоты. То, что сейчас представляется концом света, рядом с этой старушкой воспринимается иначе. Или рядом с Семёном Ильичом, который мыслит не так критически, как я со своим юношеским максимализмом. Погорячилась я насчет Имана. Вон меня как к старикам тянет. Возможно, и к нему какие-то чувства проснутся? Но я и без штампа в паспорте смогу за ним ухаживать и уделять внимание. Только, естественно, не интимного характера.

– Ты раздражаешь, – говорю Пете, который появляется в палате и ставит на тумбочку шикарный букет красных роз.

– Чем раздражаю? – Он непонимающе хмурит брови, натыкаясь на мой осуждающий взгляд.

– Этим, – тычу пальцем в цветы. – Четвертый день в клинике, и каждый раз новые приносишь. Прекращай. Медсестрам отдавай, но сюда больше не носи эти веники.

– Иман переживает. Хотел вчера заехать. Но отец сказал, что пока не стоит этого делать.

– Боится, что скажу лишнего? Гинеколога мне на вертолете-невидимке будете доставлять? – не удерживаюсь я от истерического смеха.

– Завтра отвезу тебя на Тверскую. Под чужой фамилией всё сделаешь, и чтобы впредь никакой шумихи. Я не ожидал, что ты так поступишь. Ты сильно меня подставила. Сергеич грозился уволить, орал так, что я едва не оглох. Если бы не больной сын, сам бы уже ушел. Регина, ты же не способна на подобные вещи. Какой бес в тебя вселился?

– Оказалось, что способна, – хмыкаю я, чувствуя, как неприятно царапают эти слова за живое. – Мне жаль, Петь. Я не хотела, чтобы отец срывался на тебе. Кстати… – Мешкаю ровно секунду, а потом, набрав в легкие воздуха, продолжаю: – Что-нибудь выяснили про того парня?

– Выяснили. Но я ничего тебе не скажу.

– Петь, пожалуйста. Обещаю, что больше так не буду.

– Регина, блин! Я и так всегда тебя выгораживаю, но в этот раз на стороне твоего отца и за брак с Иманом. Поняла? Я всего лишь водитель. Хватит вить из меня веревки и зыркать своими глазищами. Больше не прокатит. Старикам своим в душу ими заглядывай, а лимит моего доверия исчерпан. Телефон дай, – требует Пётр, протягивая руку.

– Зачем?