Кровь, которую мы жаждем (ЛП) - Монти Джей - Страница 25

— Никогда не считал тебя человеком, который чего-то боится, Тэтчер.

Я причмокиваю языком, стараясь не думать о голове Рука, просунутой между пальцами, когда я наклоняюсь к нему.

— Не собираюсь садиться в тюрьму из-за людей, которые меня не касаются. Провести жизнь в тюрьме за что? Пытаться играть в героя? Ты забываешь, кто я? Кто ты? — Я шиплю, мои брови сдвинуты. — Мы делаем это ради Сайласа. Ради Розмари. Вот и все.

Он встречает мое неодобрение яростью, его импульсивное поведение бурлит, и мои глаза отваживают его замахнуться на меня. Я не дерусь, потому что это грязно, а мои костюмы слишком дороги для дешевого удара. Но прямо сейчас, если он поднимет на меня руку, я позабочусь о том, чтобы он вспомнил, почему ему нужно следить за своими словами при мне.

— Тэтчер прав, Рук. — Алистер схватил его за плечо, старший брат, которого никто из нас не имел и не хотел иметь. — Это касается Сай и Рози. Это зависит от него.

Рук смотрит на меня еще мгновение, достаточно долго, чтобы я ухмыльнулся и язвительно подмигнул ему. Но он решает не стучать костяшками пальцев по моему фарфоровому лицу и возвращает свое внимание Сайласу.

Нравится ли мне идея о том, что девушки пропадают и продаются в сексуальное рабство? Нет. Это отвратительно и, если быть честным, безвкусно.

Значит ли это, что я хочу рискнуть нашей свободой ради них? Тоже нет.

Я потратил годы своей жизни, защищая их троих так, что они даже не заметили, и я не хотел бы, чтобы это взорвалось у меня перед носом сейчас.

— Тэтч. — Сайлас уверенно произносит мое имя и ждет, пока мои глаза встретятся с его глазами, прежде чем что— то сказать. — А что, если это была Розмари?

— Прости?

— Если бы это была Розмари, которая все еще пропала, и она была жива, ее продали бы в рабство, ты бы тогда сделал это? Ты бы рискнул, если бы я сказал, что хочу, чтобы они все умерли? Всех до единого, кто причастен к смерти Рози, до самого верха Гало. Ты бы сделал это?

На мгновение в воздухе воцаряется тишина.

— Да, — говорю я сквозь стиснутые зубы, — я не буду счастлив от этого. Но если это то, что тебе нужно, я сделаю это.

Сайлас знает меня, к сожалению. Знает обо мне то, что я не говорил ему или не хотел, чтобы он знал. Но он знает, что моя верность им — самое важное для меня. Что я сделаю все, что им нужно, когда бы им это ни понадобилось.

Моя единственная слабость.

Это они.

И я думаю, что какая-то часть меня ненавидит их за это.

Рук насмехается, вскидывает руки вверх, готовый снова спорить со мной, но ровный тон Сайласа прерывает его.

— Хорошо. Потому что я хочу видеть их головы на кольях. — Он смотрит на меня еще немного, прежде чем повернуться к Алистеру. — Пообщайся с девушками, узнай все, что им известно. И подберись поближе к Истону и Стивену Синклеру.

— Блядь, так и знал! — объявляет Рук, заставляя рабочих смотреть на него с нахмуренными бровями и стыдливыми взглядами.

Я ободряюще улыбаюсь тем, кто все еще настороженно наблюдает за нами, надеваю свою лучшую маску политика и пытаюсь передать своим лицом, что мы не делаем ничего ужасного.

Когда все они возвращаются к своим делам, я поднимаю руку и с размаху бью Рука по затылку.

— Пожалуйста, Ван Дорен, кричи во все горло, что мы планируем массовое убийство. А пока ты это делаешь, дай им понять, что ты идиот.

Он потирает пятно на коже головы, поднимая средний палец вверх, чтобы отмахнуться от меня. — Я так и знал. — На этот раз его голос намного тише.

— Почему? — требует Алистер.

— До того, как все произошло с Фрэнком, я изучал финансы Стивена. У него довольно много денег.

— Это тревожный знак? Должен ли я быть в этом списке возможных главарей? — спрашиваю я, не стыдясь своего богатства.

— У него больше денег, чем должно быть у декана, даже если это такая школа, как Холлоу Хайтс. Есть несколько оффшорных счетов, которые я не смог отследить, даже прогнав их через мою программу, — объясняет он.

— Ты взломал его банковский счет? — размышляет Алистер, на его губах играет улыбка.

— И его историю поиска, мобильный телефон, электронную почту. О, и его камеры наблюдения. — Первое выражение лица, отличное от его обычной задумчивой угрюмости, грозит вырваться наружу, его губы едва заметно подергиваются в уголках.

Сайлас хорош во многих вещах, но он хорош в хакерстве и владении оружием. Два совершенно разных хобби, но он делает это так легко, что можно подумать, будто это одно и то же.

— Если ты сможешь убедить моих родителей пустить тебя в мою комнату, у меня все еще есть подключенный к одному из моих мониторов. Он знает, как с ними работать. — Он кивает головой в сторону Рука. — Я не говорю, что он имеет к этому какое-то отношение, но это лучше, чем ничего. Это должно помочь тебе начать — Лира?

Лира? Лира Эббот?

Меня переполняет веселье.

Как дерзко со стороны моей тени появиться здесь вот так после ее маленького трюка с прыжком со скалы. Я знал, что в конце концов она найдет меня, чтобы обсудить сделку. Ту, в которой она обманула меня.

Девушка, которая обманула смерть.

Во второй раз.

Однако, преследовать меня здесь, пока я с парнями? Неужели она настолько предана делу? А еще лучше, настолько ли она предана мне? Впервые вопрос о Лире закрался в мой мозг. Как много она видела за годы своей шпионской деятельности?

Я поворачиваюсь на стуле и смотрю в сторону двери, где стоит Лира, мокрая от дождя, со сломанным зонтом и в толстых мокасинах. Обтягивающая коричневая водолазка обнимает изгибы ее талии и заправлена в вельветовую юбку. Это первый наряд, в котором я вижу ее с того бала на Хэллоуин год назад, который подчеркивает ее фигуру, а не скрывает ее.

Все веселье покидает мое тело и сменяется раздражением, настолько сильным, что кожа словно горит.

Это не из-за одежды или ее поношенных туфель, на которых еще осталась грязь.

Нет.

Дело в улыбке на ее лице.

Широкая, ослепительная, непорочная, предназначенная для Сайласа Хоторна. Она занимает все ее лицо, поднимая все ее тело в состояние эйфории. Лира излучает солнечный свет в дверном проеме, солнечный свет, который пробивается сквозь полог темно-зеленых сосен и пронзает лесную подстилку.

Улыбка спадает, когда она видит нас.

Как только она видит меня.

Края ее рта опускаются вниз, скрывая белые зубы, и я физически ощущаю, как солнце отступает внутрь ее груди, пряча от меня свой свет и тепло, что делает со мной что-то необъяснимо извращенное.

Мои ногти впиваются в ладонь, а кулак сжимается на коленях.

— О, черт, — бормочет она, на долю секунды обнаруживая мои глаза, прежде чем перевести их обратно на Сайласа. — Извини, я могу просто уйти, не знала, что они будут здесь. Я вернусь на следующей неделе.

На следующей неделе?

Острая боль пронзила меня, когда моя хватка превратила и без того бледные костяшки пальцев в белые.

Сайлас качает головой. — Я не знал, что уже четверг. Ты можешь остаться. Они не будут здесь дольше, чем мы сможем играть.

Мой контроль — это железная крепость, которая создавалась и строилась годами. Но сейчас, когда я смотрю на нее, она кажется мне обтрепанным куском жалкой пряжи. Слова, вылетающие из моего рта, не похожи на мои собственные.

— Играть? — Я говорю это так, будто выплевываю гвозди изо рта. — Во что именно?

Лира дрожащими руками лезет в свою огромную сумку и достает коробку. Она протягивает ее, словно заключая перемирие, как будто то, что в этой коробке, каким-то образом снимет это жгучее чувство в моей груди.

— Шахматы, — отвечает Сайлас. — Я учу Лиру, поскольку она настаивает на том, чтобы приезжать сюда каждую неделю.

Каждую неделю? Учить?

Я чувствую, как жидкость просачивается в мою руку, кровь покрывает ладонь, а ногти впиваются в плоть.

— Лира, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — На пару слов?

Мой стул скребет по полу, проглатывая ее ответ, если он у нее вообще есть. Я не жду, пока она согласится или примет мое приглашение и уже приближаюсь к ней, когда она открывает рот, чтобы ответить, но я предупреждаю ее укоризненным покачиванием головы.