Людоеды в Петербурге. Новые красные против новых русских - Конн Вилли - Страница 21

— Ты об этом пожалеешь. Запомни, тебе осталось жить четыре часа.

— Плевал я на тебя, отребье ты… — редактор бросил трубку на рычаг с такой силой, будто это был камень, запущенный в голову врага.

«До чего довели страну! Такого, пожалуй, нет и на Сицилии…» — продолжая ругать наглого подонка, редактор снова направился к дивану. Теперь он плелся походкой смертельно уставшего грузчика.

В самом деле, на его плечи лег тяжелый груз ответственности. Он боялся не за себя — в редакции работали люди. Имел ли он право рисковать ими? Решительно развернувшись, он снова направился к телефону.

— Трюкач, ты не спишь? — спросил он Влада.

— Какое это имеет значение. Слушаю вас, босс.

— Мне только что угрожали. Приезжай немедленно.

— Уже еду. — Еще не успев положить телефонную трубку, Трюкач извлек из-под матраса автомат. — Едем, Стас! — необычно властным голосом приказал он другу.

— Что-то случилось?

— Ты был прав: медведь зашевелился.

— Отлично! — просиял блондин.

Встретив главного у самых дверей квартиры, каскадеры, прикрывая его с двух сторон, проводили шефа до машины, а потом точно так же проводили до самой кухоньки, служившей ему временным кабинетом.

— Вы ведете меня, как беременную женщину или сумасшедшего, — пошутил шеф.

— Придется потерпеть, босс. — Трюкач внимательно осмотрел кабинет. Даже проверил карман висящей на спинке стула рыжей редакторской фуфайки. — Босс, я буду очень вам признателен, если шторы на окнах останутся закрытыми.

— Но тогда мне весь день придется просидеть с искусственным светом. Тебе не жалко мои глаза? — Редактор позволил себе несколько капризных интонаций.

— Жалко, босс. Но еще большую жалость у меня вызывает ваша голова, которую могут продырявить. При открытых шторах и зажженном свете вы будете отличной мишенью, босс.

— Хорошо, я все сделаю. Но и ты не забывай мою просьбу — позаботиться о людях.

— Для этого мы сюда и приехали, босс. Мой напарник останется в здании. Если что, крикните, он услышит. Я пойду на крышу.

— Что бы ни случилось, сынок, твоя статья должна завтра выйти.

— Конечно, босс.

Выбравшись на крышу, Влад увидел совсем близко над собой облака. Теперь они были кроваво-красными. «Не к добру это», — подумал каскадер, пристраивая автомат на старой осыпавшейся кладке, чтобы держать под прицелом не только окна противоположного дома, но и часть улицы, примыкающей к нему.

Шустренькая миниатюрная машинистка, похожая на школьницу, вытащила из тумбочки пакет с вафлями. «Нет, без чая совсем сухо». Она пошла на кухню, где стоял редакционный самовар.

Зная, что кухня стала резиденцией редактора, она осторожно приоткрыла дверь, заглянула в помещение. «Темно, не пора ли открыть шторы?» Девушка раздвинула тяжелые, пыльные портьеры, но от этого полутемная комната не стала светлее.

Налив стакан чаю, машинистка уселась в редакторское кресло. Ее рука потянулась к настольной лампе. Вспыхнул свет. И тут что-то похожее на удар тока пронзило ее. Не понимая, что с ней произошло, девушка упала на пол…

Трюкач заметил, как шевельнулось висящее на соседнем балконе белье. Тотчас ствол его автомата двинулся в эту сторону. Белье раздвинулось. Показалась винтовка и сжимающая ее рука подонка. Два выстрела прогремели одновременно. Снайпер, обрывая бельевые веревки, грохнулся на пол.

Влад услышал крики и топот ног в редакции.

«Неужели главный убит?» Хотелось сорваться, бежать на помощь, но он не поддался этому естественному желанию. Не шелохнувшись, каскадер держал под прицелом балкон до тех пор, пока не увидел на нем прибывших милиционеров. Только тогда, спрятав оружие под полой пиджака, он бросился в редакцию.

«Скорой помощи» еще не было. На коленях перед убитой машинисткой стоял рыдающий редактор. Вокруг толпились журналисты. Влад поразился решимости, которую прочел на их лицах. Никто из них не собирался отступать.

Наконец главный поднялся:

— Не плачьте. Преступники посеяли ветер. Они пожнут бурю!

Старый газетчик оказался прав. Со времен убийства Холодова и Листьева не было такой дружной акции протеста. Маленькие газетенки чирикали тонкими голосками. Им вторил орлиный клекот центральных газет.

На похороны машинистки из «Новостей» пришли тысячи людей. Накопившееся негодование рвалось наружу — все стекла в агентстве недвижимости Боба были выбиты. Машины разбежавшихся через черный ход холуев толпа перевернула и сожгла.

Помня о приближающихся выборах, политиканы не посмели оказать давление на милицию и прокуратуру. Убийство замять не удалось.

— Что будем делать, Боб? — Подполковник протянул растопыренные пальцы к огню камина. — Мы пересекли черту, за которую не следовало заходить. Мы коснулись огня.

— Перестань. Если бы ты вовремя арестовал Трюкача, все было бы нормально, — бизнесмен угрюмо посмотрел на собеседника.

— Я пытался это сделать. Уверен, что он приезжал на обмен заложников вооруженный до зубов, но ему удалось ускользнуть.

— А ведь так мало было нужно — небольшая перестрелка… и все шито-крыто.

— У меня есть план, — Желудь с нескрываемым удовольствием прищелкнул согревшимися пальцами. — Создадим ситуацию, когда Трюкач вынужден будет иметь при себе оружие, и накроем его. Срок за ношение оружия ему обеспечен.

— Действуй, Желудь, действуй, и через полгода ты будешь начальником милиции города. Мы победим на выборах.

— Ты думаешь, люди, которые разгромили агентство недвижимости, захотят голосовать за твоих кандидатов?

— Деньги, Желудь! Все сделают деньги, продажные журналисты и комментаторы. Идиоты с улицы даже не будут знать, что голосуют за моих людей. — Самоуверенность вновь вернулась к Бобу.

— И все же ты напрасно объявил войну прессе, — подполковник начал исподволь готовить бизнесмена к неприятной части своего визита.

— Ну кто же знал, что так выйдет, — вполне искренне вздохнул Боб.

— На меня давит начальство. — С видимой неохотой Желудь протянул бизнесмену серую полоску бумаги.

— Что это?

— Повестка. Распишись в ее получении.

— Ты хочешь сказать, что я должен явиться в вашу грязную контору для дачи показаний? Может быть, против меня есть прямые улики?

— Разумеется, нет. Распишись, остальное я улажу сам.

— Хорошо, — Боб извлек из кармана паркеровскую ручку с золотым пером, брезгливо подписал повестку. Вернул ее подполковнику. — На, держи. И немедленно позаботься о Трюкаче. Когда журналисты узнают, что их коллега разъезжает по городу с автоматом, им будет нечем крыть. У нас тоже есть купленные люди в прессе: они напишут, что Трюкач — главный мафиози или еще какую-нибудь чушь. Чем наглее ложь, тем охотнее в нее верит глупое стадо.

— А заграница, их спецслужбы, тоже поверят? Они шныряют у меня под носом так, что я боюсь нечаянно наступить кому-нибудь на ногу. Они хорошо осведомлены…

— Их волнует только одно — сохранение рыночной системы. Подумай, кто им ближе — бизнесмен или одинокий ковбой, борец за справедливость? Они не знают, куда девать своих собственных ковбоев. Так что будь спокоен — за Трюкача нас с тобой никто не осудит. Иди и действуй смелее, Желудь.

Влад молча вошел в кабинет главного редактора, взглянул на тщательно выскобленный пол в том месте, где лежало тело застреленной машинистки. Кулаки его невольно сжались. Он стиснул зубы. «Подонки, ни перед чем не останавливающееся отребье, враги, худшие, чем фашисты». С трудом справившись с собой, он опустился на стул.

— Босс, я ухожу из редакции, — Трюкач опустил голову.

— Ты можешь покинуть нас в такой трудный момент? — Не веря своим ушам, главный бросил бумаги, которые еще минут назад считал сверхсрочными.

— Я делаю это в ваших же интересах…

Главный редактор улыбнулся мученической, болезненной улыбкой:

— Фразу, которую ты сейчас произнес, я уже не раз слышал от эгоистов, делающих подлость с хорошей миной.

— У меня есть причина. Очень веская причина, босс. Она весит несколько килограммов. Хотите взглянуть? Вот она, — Влад распахнул полу пиджака. Снял автомат и положил его перед редактором. — Из этого оружия я уложил того подонка на балконе. Если бы я этого не сделал, он бы исчез так же безнаказанно, как тот, что подложил бомбу в вашем кабинете. В свое оправдание я могу сказать, что взял автомат из рук бандита, покушавшегося на мою жизнь, а не украл или купил на черном рынке, как это иногда делается. Теперь я уже не могу расстаться с оружием. Меня немедленно уничтожат. Я не хочу компрометировать газету. Представляете, что будет, если вашего журналиста арестуют с автоматическим оружием на пороге редакции? — Влад умолк.