Todo negro (сборник) (СИ) - Миллер Андрей - Страница 11

Вован указал в сторону веранды. Настя сидела там на полу, хлопая глазами и плача, переводила взгляд с меня на Вована, после — на торчащий из груди арбалетный болт, и обратно. Она ещё не поняла, что случилось.

— Нахера, Прохор?!

— Она бы умерла…

— А теперь живёт, что ли? У нашего племени чо — жизнь, по-твоему?! Ох, Прошка… мудаком ты родился, мудаком помер, мудаком до Страшного Суда и дотянешь. Не знал бы я тебя, конченого, триста лет…

Про триста лет он, кстати, не пошутил.

Прекрасный народ

Соавтор — Антон Мокин

Машина была паршивая: каждый километр по карельским дорогам наматывала каким-то чудом. Настоящее ведро с болтами, будь она лошадью — самое время пристрелить, чтобы не мучилась. Но Борщ, он же Илья Борщевский, не жаловался.

Чудо, что вообще достал какую-то машину и не вынужден ковылять от станции пешком. По бумагам из «дурки» Борщ вышел здоровым человеком, да и ощущал себя именно так — но водительские права тю-тю.

А ехать к Гене было нужно. Если ты четверть века пьёшь и употребляешь как не в себя, а потом уходишь в завязку — это резко сокращает круг общения. Кому-то с трезвенником скучно, а кто-то становится опасен: всегда есть риск сорваться. Нет, в Москве теперь невозможно. Питер — тем более не вариант, а с уральцами вообще сторчишься опять на раз-два. Оставался Гена… даже хорошо, что он поселился в такой глуши. Далеко от всего.

Вот Борщ и рулил к дому друга, постукивая пальцами по рулю в такт гитарному риффу. Волновался, конечно, но в целом настроение было отличное. Может, стоило предупредить о приезде? Нет. Пусть лучше выйдет сюрприз.

У Геннадия жизнь сложилась счастливо и скучно, если не считать одного печального эпизода. У Борща всё было наоборот: безумный водоворот событий, как пристало музыканту. А вот счастье в том кислотном калейдоскопе вышло кратким мигом, увы. Именно распавшийся брак убедил Борща: пора лечиться.

Когда ты начинаешь на полном серьёзе общаться с воображаемой женщиной — настоящая твоя супруга, скорее всего, не станет терпеть долго. И карьера тоже пойдёт под откос: пусть каждый рокер немного сумасшедший, но это уже перебор. Ши была очень милой. Наверное, лишь она одна понимала Илью по-настоящему. Немудрено, ведь как раз порождением его больного мозга и являлась.

Борщ посмотрел в салонное зеркало: Ши на заднем сиденье не было. Хорошо, но немного жаль.

Клиника, врачи, диагноз, терапия, таблетки… Таблетки приходилось принимать до сих пор. Борщ вспомнил, что не сделал этого с утра: зря. Надо выпить пилюльку уже на месте. Ничего страшного до тех пор не случится, верно?

***

Я честно пытался настроиться на работу — но сегодня у меня на фондовый рынок, как говорится, не стояло. До закрытия торгов оставалось три часа, а я бездумно сидел перед ноутом и пялился на стакан котировок. Этот стакан не вдохновлял, в отличие от стоявшего рядом «рокса».

С тех пор, как я променял столицу на глушь, а офис на удалёнку, слово «среда» перестало быть аргументом в пользу «не выпить». Не то чтобы теперь я заливаю шары семь дней в неделю. Просто посидеть вечерком с женой: хорошие напитки, хорошая музыка... Вот это по мне!

Прихватив бокал, я спустился из кабинета в гостиную. Рита читала на диване: очередная книга о культуре кельтов, которых в доме было полно. Я, как обычно, залюбовался своей благоверной. С нее легко можно было рисовать иллюстрации к фэнтези-романам, несмотря на приближающееся сорокалетие. Настоящая валькирия!

— Что, мой «медведь» уже наторговался?

— Я последнее время «бык», ватрушечка. Только сегодня что-то не быкуется. Может, по бокальчику?

— Смешай мне коктейльчик с самым красивым названием.

— «Маргариту»?

— «Маргариту».

Я уже было направился к бару — за текилой и «Куантро» для «Маргариты» и ржаным виски для себя, когда услышал приближающуюся к дому машину. Кого это принесло вдруг?

— Борщ! Илюха! Ты?!

— Паспорт показать? Вот, решил навестить друга… прости, что без предупреждения.

Мы пять лет весело прожили в общажной комнате, пусть общего было — как у Онегина с Ленским. Я в университете усиленно поглощал «микру», «макру» и прочие экономические дисциплины, питал живой интерес к рынку ценных бумаг. Борщ поглощал преимущественно водку и начинал питать интерес к вещам потяжелее. Впрочем, этим он развлекался, а вот жил — музыкой. У меня до сих пор валялись кассеты и диски друга. И сольники, и сессионные записи с легендами русского рока. И не только русского.

— Блин, как же я тебе рад! Ватрушечка! Рита! У нас гость! Проходи! Посидим, выпьем. А может, шашлык замутим? Мы с женой на завтра планировали, но можно и сейчас!

— Я мясо больше не ем. Трезвенник, веган, буддист, филантроп. Полный набор.

Смотрелся Борщ, конечно, не очень. Борода начала седеть, на лице — печать всего выпитого, выкуренного и употреблённого иными путями за долгие годы. Рок-н-ролл не щадит никого. Зато в глазах что-то прояснилось — даже по сравнению с молодостью. Как пел Гребенщиков: «между тем, кем я был, и тем, кем я стал, лежит бесконечный путь». Кажется, шёл Илья всё-таки в правильном направлении, пусть дорога выдалась тяжкой.

Я не заметил, как подошла Рита. Даже вздрогнул от неожиданности, когда жена приобняла меня со спины. Борщ, кажется, смутился. Вот уж чего за ним никогда не водилось, так это смущения.

— А Илья к нам надолго? Я не готовила с расчетом на гостей…

— Илья к нам на сколько захочет! Ты ж погостишь, да? А и с голоду не умрем! Тем более что Борщ теперь мяса не ест. Хоть кто-то эти кабачки будет, кроме тебя!

И я повел Борща в гостиную, попутно вещая про преимущества уединенной жизни на природе. Про баню, реку, чистый воздух, романтику, семейный уют… Поймал себя на мысли: очень не хватало возможности кому-то выговориться, поделиться новостями. Я уже и забыл, когда последний раз вживую общался с кем-то кроме Риты. Курьеры, доставляющие продукты из METRO, и приезжающий чистить септик ассенизатор на интересных собеседников не тянули.

Рита энтузиазма не разделяла, но я не очень переживал по этому поводу: женщины... Их предупреждать нужно, чтоб накрасились и прочие ритуалы провели. Ничего: через один-два коктейля жена повеселеет!

***

Гена мало изменился со студенческих времён. Стал чуть-чуть полнее, но ведь и тогда был плотненьким. Начал лысеть, но и в молодости роскошной шевелюрой не щеголял. Очки — как прежде. И он оставался таким же добряком, на полном позитиве.

— Ты писаться-то собираешься опять?

— Куда ж я денусь… без музыки на миру смерть не красна. Но прямо сейчас не могу, прямо сейчас сложно… ну, не знаю, как это объяснить.

— Понимаю.

Гена потягивал коктейль, а в стакане Ильи был сок, разумеется. Про «дурку» не говорили — либо про давнее прошлое, во времена которого дорожки ещё не разошлись, либо про будущее. С будущим Гены всё было более-менее ясно, как и всегда. Борщ не мог сказать о себе так же.

— Не думал опять в Штаты податься? Может, и музыка попрёт…

— Нет, дружище… я ведь неспроста в Россию вернулся. Хотя каждый мудак вечно спрашивает: ой, чего не остался?

— У тебя там хорошие записи получились.

— Хорошие, но… понимаешь, не мои. Да, могу понтануться: вон с какими людьми писался и выступал! Но это же творчество, это не твои акции-облигации, всё меряется немного иначе. То, что я играл в Штатах — оно мне не принадлежит. Русский рок — это русский рок, а у них там даже «Британское вторжение» недолго продержалось. Да, я могу лабать на гитаре что угодно. Но это не всегда будет творчеством.

— А деньги принесёт.

— Принесёт. Да на что я их потрачу?

Это Гена всегда хотел зарабатывать, и ничего не скажешь — заработал он порядочно. Пусть не стал миллионером, но хоть на этот дом взглянуть: мечта многих. Золотая эпоха финансовых рынков ушла в прошлое, никто никогда не вернётся в 2007 — однако у Гены дела пучком.