Плохие Манеры (СИ) - "Чинара" - Страница 24

— Это наоборот заводит женщин.

— Это тебе надзирательница из женской колонии сказала? Часто, смотрю, консультируешься.

— Не тебе меня учить, как обращаться с девушкой.

— Лады. Думаю, сейчас не лучшее время, чтобы мне продавливать самолюбие лучшего друга. Я как-никак личность в высшей степени благородная. — хмыкает Ник. — Подождем, когда остынешь.

— А, кстати, Тоха сказал ты вчера с какой-то девушкой в клуб ходил? — внезапно вспоминаю интересную деталь, когда с меня сходит опутавшая глаза пелена ревности, — И его в квартиру с утра не пустил.

— Ну ходил. Ну не пустил, и чего дальше? — смешливость с него на какую-то секунду сходит. — А вам лишь бы по-бабски посплетничать. Удачно языки почесали? — пошел в атаку, значит, не хочет рассказывать. Антону он тоже ничего не рассказал. Тоха в своей манере горе-шпиона пытался парочку подкараулить, но и тут облажался.

— А чего нас не взял?

— Вы мне не детки-конфетки. Ты, знаешь ли, когда со своей первогодкой один сваливаешь, тоже не присылаешь смску с геолокацией.

— Я ее знаю?

— Отвали.

— Может я смогу быть полезным?

— Когда со своей личной жизнью разберешься, тогда и предлагай онлайн-консультации. Мне советы по командному голосу и мастерству подчинения не нужны. Девушка хочет видеть рядом с собой защитника, а не тирана.

Папа неспешно ведет машину, а я никак не могу придумать достойную или хотя бы интересную тему для разговора. Как назло, мысли, словно взбунтовавшиеся сверчки, раз за разом рассыпаются в разные стороны. И, несмотря на мое внутреннее негодование, не желают выстроиться в послушный ряд.

Шумный город остался позади и за окном проплывают стройные ряды могучих деревьев. Желтый уверенно перекрывает и подавляет зелёный цвет лета. Осенние месяцы часто привносят с собой оттенки меланхоличности, но в этот раз я, вроде как, давала себе обет не поддаваться хандре и непреклонно оставаться веселой. Только вот порой на пути возникают препятствия. Они появляются неожиданно, в образе давно бросившей матери, в чьем сердце вдруг вспыхнуло напоминание о детях…

Мама сидела в своём брендовом платье на нашем старом диване и весь её образ безжалостно контрастировал с обстановкой квартиры, вызывая в голове нелепые вопросы — правда ли она когда-то жила здесь с нами?

Может, я это всё придумала?

Может, ее никогда и не было?

Разве могла эта женщина, в чьих ушах сверкают бриллиантовые серьги и на пальцы нанизаны золотые кольца, чья кожа будто ластиться светом от ежедневного ухода бесчисленных косметологов и дорогущих кремов, когда-то быть такой же, как мы?

Это были недостойны мысли. Странные. Они злили меня.

Но злило ещё и то, что я непроизвольно, не желая этого всем сердцем, но все равно восхищалась тем, как прекрасно она выглядит.

На ней будто отсутствовали какие-либо изъяны.

Мое завороженное любование сталкивалось со стеной гнева, когда неприятное осознание скребло внутри острыми когтями — на фоне этой дорого одетой и ухоженной незнакомки, мой отец выглядел невзрачно и жалко.

По выражению его лица я понимала, что мой умный и рассудительный папа вдруг потерялся и не знает, как себя вести.

Он не выставил ее за дверь и не побрызгал на вещи, до которых она успела дотронуться антисептиком. Мало ли скольких горилл она успела повстречать на своем пути к золотой жизни.

Но я знала, почему он так поступил. И дело было не в том, что папа у нас личность довольно мягкая и при умелом использовании просительных глаз, легко продавливаемая. Дело было в том, кто сидела около мамы и смотрела на неё с нескрываемым обожанием. Прямо-таки всепоглощающим. Колющим меня в самое сердце.

Я никогда не говорила Янке о том, почему ушла мама. Папа со своей историей о Колыме был абсолютно не убедителен, но моя проницательная в остальных вопросах сестра, не задумываясь проглатывала ложь и верила, что мама ушла спасать и врачевать. Без диплома врача — ага.

Когда эта женщина изъявила наглое желание забрать на выходные детей — то есть, нас с сестрой — я ответила моментальным отказом, а мелкая замялась и просительно повернулась на папу.

У нас с ним состоялся короткий разговор на кухне.

— Просто не разрешай ей идти с этой женщиной. И всё. Пап.

— Янка нуждается в матери, кноп.

— Нам прекрасно живется втроём, и мы в лишних людях не нуждаемся.

— Дочь, — понуро вздохнул папа, — Она ещё маленькая.

— Папа, запрети ей.

Но разве меня кто послушает?

И мелкая выбрала не выходные с нами в доме отдыха. Мелкая выбрала гулящую мать и её очередного гориллу. И я злилась на сестру. Первый раз в жизни, наверное. Даже ушла специально в продуктовый за хлебом. Меня бесило все. Особенно эта женщина, которая шлялась неизвестно где столько времени, а сейчас, как ни в чем не бывало, приходила и такая вся из себя идеальная сидела в гостиной на нашем старом диване.

Меня почти до слез бесило желание дотронуться до неё. Хотя бы раз дотронуться. Хотя бы раз ощутить, еще один, совсем крохотный раз, как она гладит меня по голове.

Почему мне так сильно хочется, чтобы она захотела меня обнять?

Но я никогда не смогу в этом признаться. Никогда. Смогу тихо проплакать ночью в своей комнате, убедившись, что мелкая спит, а папа перешел в до-минор своего храпа. Но признаться в желании обнять эту чужую женщину не смогу никогда. Потому что этим я предам нас с папой. И потому что она, этот чужой человек, не заслуживает того, чтобы дотрагиваться до меня, даже если до сих пор мне иногда снится, как она читает со мной книжку перед сном. Мне казалось, что это наша любимая книжка на двоих… И да мне всегда казалось, что мама любила меня и никогда бы не бросила….

А теперь ради нее, нас бросала моя маленькая сестра. В тот момент меня это страшно злило. Словно нас с папой снова предавали. И предавала та, ради кого мы из кожи вон лезли и делали практически всё.

Папа оказался мудрее меня. Хотя я иногда подозревала обратное. Особенно когда дело касалось настроек его телефона.

— Наша Янка очень умная девочка. — сказал он мне, зайдя вечером в мою комнату. — Но она ещё ребёнок, Милка. Она маленькая девочка. Если тебе восемнадцать, то твоей сестре всего девять лет, кноп. Неужели ты считаешь ее взрослой, когда она серьезно мечтает встретить этого своего Лэралиаля?

— Ларалиэля, пап. — улыбнулась я. — Ты же знаешь, как правильно. Зачем каждый раз коверкаешь. И принц тебе тоже нравится.

— Дурацкое имя, — махнул рукой папа, присев на край моей кровати. Пару минут мы молчали, а затем он спросил, — Думаешь, они найдут сокровища? Или Брог помешает? — а это он про злодея из книжки. Автор серии умудрялась закончить книгу на самом интригующем месте и заставить поклонников волноваться. Да, выхода следующей части мы ждали всей семьей, хотя на пару с папой троллили временами Янку.

— У Борга есть осьминоги, но я верю в Его Высочество. — улыбнувшись, я приблизилась к папе и крепко его обняла.

Меня удручает появление Леры, которая как бы невзначай опускается на подлокотник дивана, на котором я сижу. Эта девушка оказалась менее понятливой, чем все мои предыдущие короткие недельные увлечения.

Причем я с самого начала ее активного со мной флирта огласил возможный формат нашего взаимодействия.

Ничего не значащий секс, как и полагал, ее не пугал. Мы встречались, хорошо проводили ночь и расставались без взаимных ожиданий.

Этот формат я практиковал уже не первый год. Девочки сами лезли в штаны и их мои слова не отталкивали. В глазах почти каждой я читал одну и ту же цель — маниакальную идею влюбить меня в себя за неделю.

Только вот они наоборот умудрялись за короткий срок убить во мне всякий интерес и желание, готовые даже на более раскованные форматы, чем я желал.

С Лерой мы неплохо развлекались во время прошлогодней сессии. И вроде я ясно дал понять, что на этом все.