Глубокая охота (СИ) - Уланов Андрей Андреевич - Страница 16

— Доктор… — хотя Ярослав перебил Харуми на полуслове, голос его звучал спокойно, скорее даже вкрадчиво, — вы никогда не вырезали себе аппендицит? Самостоятельно, без наркоза и обезболивания?

— Простите… — отложив ручку, доктор удивленно посмотрела на фон Хартманна. — Вы это… серьезно спрашиваете?

— Я могу и по другому сформулировать. Скажите, какой у вас опыт работы военно-морского медика?

— Не менее странный вопрос, фрегат-капитан! — доктор попыталась возмутиться, но… как-то не очень уверенно и убедительно, — вы же должны были читать мое личное дело. Как выпускница Императорского Университета, я еще во время учебы прошла полный курс военно-полевой медицины у самого профессора Булочкина, после магистратуры была направлена в госпиталь Святой Заступницы…

А ведь в самом деле, подумал фон Хартманн, я же, идиот эдакий, действительно читал её дело. И звоночек, нет, ревун боевой тревоги должен был завопить уже тогда. Все же на поверхности, надо было лишь немного включить голову…

— Я действительно читал ваше дело, — произнес он вслух,— Прекрасный послужной список, отличные отзывы коллег… да и Университет вы окончили «с бантом», подозреваю, для женщины это еще более непросто. Но я не увидел там главного: хоть какой-то практики работы судовым врачом, хотя бы на торговом судне, не говоря уж о корабле. Вы в своем госпитале хоть раз имели дело с теми, кого только что вытащили на борт? После торпедирования, обгорелых как головешка или наглотавшихся мазута. Знаете, чем различаются снаряды «тип 7» и «тип 9» стандартной корабельной пятидюймовки Конфедерации? — Харуми медленно качнула головой, — Да, вижу, что не знаете. «Тип 7» это фугасный «военного времени», с начинкой из тринитрофенола, при взрыве дает уйму ядовитых газов и вихрь осколков. Однажды на моих глазах из матроса вынули три десятка этой мелкой дряни, причем врач выискивал только самые крупные. По сравнению с «семеркой», «Тип 9» сама гуманность. Полубронебойный, снаряжен тринитротолуолом, осколки сравнительно крупные, так что и раненых практически не бывает… когда в человека на большой скорости прилетает кусок зазубренной стали, человек после этого если живет, то плохо и недолго, пока кровь не вытечет.

Фраза получилась длинная и за это время доктор Харуми успела немного собраться с мыслями.

— Я по-прежнему не понимаю, к чему вы все это рассказываете, фрегат-капитан, — холодно сообщила она. — Может… предположим, я не имею такого богатого опыта, как вам бы хотелось. Но я врач и, поверьте, видом крови меня не напугаешь.

— Что вы врач, я верю. Меня интересует, какой вы врач?

— Я все еще не пони…

— Лейтенант медицинской службы флота! — повысил голос фон Хартманн. — По какому профилю вы заканчивали университет? Что стояло у вас в дипломе?

— Я… — Харуми судорожно сглотнула, — не желаю отвечать на этот исключительно хамский вопрос.

— Как пожелаете, доктор, — улыбнулся фрегат-капитан. — В таком случае я просто запрошу нужную информацию по радио.

— Вы не посмеете…

— Посмею, посмею. Вы же тоже наверняка читали мое дело, медицинскую его часть. У меня там в анамнезе много всякого разного, но вот в отсутствии решительности еще не один служитель Гиппократа не заподозрил. Так что, будет играть в оскорбленную невинность или… кто вы, доктор Харуми?

— …

— Громче, пожалуйста.

— Гинеколог…

То, как Харуми произнесла это слово, должно было заставить змей с её петличек сдохнуть в корчах, весело подумал Ярослав. Не от яда, так от зависти. Что ж, одна мина в заграждении обнаружена. Осталось еще полсотни

— Учитывая состав нашего экипажа, в чем-то даже логично, не так ли? Хотя обычно логика и кадровый отдел Адмиралтейства существуют в разных измерениях. И, доктор… не надо на меня смотреть, словно вы собираетесь мне в горло вцепиться. Во-первых, я невкусный, во-вторых, повода нет. У меня на третьей лодке доктор вообще изначально был урологом… причем его-то знания оказались как нельзя кстати, со всей бригады к нему страдальцы бегали. А на первой лодке врача не было вообще, только электрик с фельдшерскими курсами. Так что расслабьтесь, ничего страшного не слу…

Договорить фразу Ярославу не позволил глухой рёв из носовой части подводной лодки. Следом раздался металлический грохот, чей-то отчаянный визг… и запоздалый вой сирены!

К этому моменту Ярослав был уже в коридоре, пробегая, точнее, прорываясь через мешанину тел и приборов к центральному отсеку. Сирена продолжала выть, вдобавок, воздух стремительно насыщался какой-то мутной взвесью…. с характерным запахом!

— Срочное погружение! — расслышал он сквозь вой срывающийся от волнения голосок Анны-Марии. — Задраить люки, кормовые рули….

— Отставить погружение! — заорал фон Хартманн в проем люка. — Продуть балласт! Вентиляторы на полную мощность! Вахтенный офицер, бегом в носовой отсек, выясняйте, что за хрень они учинили с гальюном.

Миг спустя он получил чувствительный удар в бок чем-то круглым и твердым. В медицинской сумке доктора Харуми, протиснувшейся мимо командира с целеустремленностью и грацией учуявшего желуди кабана, явно были то ли гантели, то ли ручные бомбы.

Фрегат-капитан улыбнулся ей вслед, потёр ноющий бок и снова принюхался. «Аромат» отхожего места никуда не пропал, наоборот, за прошедшие секунды он стал заметно сильнее. Зато к нему не примешивалось запаха хлора — значит, аккумуляторные ямы не затоплены и еще поживем.

Анна-Мария вернулась минут через пять, волоча за собой на буксире хлюпающую носом девчушку в мокрой и грязной форме, с замотанной бинтом головой. Вроде бы одна из торпедисток, припомнил фрегат-капитан, хотя сейчас это чудо даже мать родная вряд ли признает.

— Вот она! — обличительный пафос восклицания Тер-Симонян был заметно смазан. Чтобы вытолкнуть виновницу случившегося вперед, ей самой пришлось вжаться между маховиками балластных цистерн.

Девчушка в очередной раз всхлипнула и попыталась вытянуться, затравленно глядя на Ярослава. Хотя фон Хартманн сидел на пуфике, глаза у них были примерно на одном уровне.

— Я-я просто… а оно как…

— Другие жертвы и разрушения имеются? — через голову юной диверсантки осведомился фрегат-капитан.

— Носовой гальюн выведен из строя на неопределенный срок! — четко и громко доложила Тер-Симонян. — Второй отсек нуждается в тщательной отмывке… и дезинфекции. Пострадавших физически, кроме матроса Шигин, первичным осмотром не выявлено.

— Зато много пострадавших морально, — добавила навигатор, с момента катастрофы пытавшаяся дышать через обильно смоченный духами платок.

— Даже так? — с демонстративной заинтересованностью переспросил фон Хартманн. — Хм… какая там глубина в нашем районе? Девяносто саженей? Надо бы провести внеплановое учение… лечь на грунт часов на десять-двенадцать, полная тишина в отсеках, никакого хождения… особенно по всей лодке… к кормовому гальюну.

Он был уверен, что громкая связь выключена. Однако «полный неизбывной тоски», как любили писать в старинных книга, стон донесся и с носа и с кормы.

Капитан Такэда. Личное время экипажа.

...Они все ошибались. Каждый. Они все ошибались изначально. Не так уж и сильно — но в нашем деле не требуется ошибаться сильно, чтобы тебя убило. Да, никто из этих лётчиков не погиб в бою. Только после.

Их всех погубила недостаточная лётная подготовка.

«Эвондть оно как», учебный фильм ударных полусотен войска морского, лента первая.

Очередная капитанская прогулка Такэды, с мечтой слегка развеяться после вахты, закончилась на ангарной палубе. Шумное собрание в стороне от главных рабочих мест экипажа привлекло его внимание. Станичницы окружили самолёт в стояночных замках и обсуждали что-то настолько активно, что появление командира попросту не заметили. Айвен Такэда вспомнил уроки неформального курса грубой шутки Даллена МакХэмилла в академии и постарался до последнего не привлекать к себе внимания.