Чемпион (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 10

Ну да, выглядел Пельмень отвратительно, тут ни дать, ни взять. Как и чувствовал, кстати. Ощущения такие, будто попал под асфальтоукладчик.

Беда.

Сон как рукой сняло. Саня сел на краю кровати. С минуту понаблюдал за матерью, бегавшей туда-сюда по коммуналке. Как ужа под жопу получила. Дёрганная вся. Потом вяло сказал.

— Все нормально, ма. Я если че живой.

— Нормально?!

Женщина, наконец нашла что искала — аптечка лежала в тумбочке рядом с кроватью родаков. На ночь кровать задёргивалась «балдахинном» — с горем пополам установленной простыней.

Бати кстати дома не оказалось. Наверное, спецом свинтил, пока ходят параходы.

— Да на тебе места живого нет! Кто тебя так?

Мать села рядом с Сашей на кровать, выпотрошила аптечку. Нашла йод. Открыла пузырёк и ливанула хорошенечко на вату.

— Бедное мое дитё... ой-ой-ой!

— Я упал, — не нашёл сказать ничего лучше Пельмень.

— Упал ты, как же! Вечно ты этих козлов выгораживаешь, — мать аккуратно обрабатывала раны, не жалея йод. — То тебя в реку сбросят, то одежду порвут. Это ещё ладно, я могу понять, но чтобы вот так...

— Бывает, ма — забей, — Пельмень морщился от прикосновений ваты.

— Почему не стал писать заявление?

Понятно. Саня догадался, что матери каким-то боком припёком стало известно о случившемся вчера. Хреново. Первое правило во дворе — не подключать ментов, а второе правило — родителей. А тут и менты, и мамка. Полный набор среднестатистического лоха.

— Не смотри на меня так, сын! Я между прочим с работы ушла, как только участковый позвонил! Лидке позвонила, чтоб подменила!

— Ну я ж не просил тебя никуда уходить, — пожал Пельмень плечами. — Я пацан взрослый, разберусь сам, лады?

Мамку жалко, конечно, хоть она и чужая тетка, но позволять ей лезть в свои дела Пельмень не мог.

— Разберёшься? Сам? — продолжала причитать женщина.

— Че нет то, сын у тебя взрослый вырос, опека не нужна. Тебе самой легче станет. Вон батя на шее сидит и достаточно.

Мать аж мазать йодом перестала от возмущения. Поднялась, схватила Пельменя за ухо и подняла.

— А ну ка иди сюда засранец, — за ухо подвела его к зеркалу.

Пельмень не сопротивлялся. Как обращаться с бабами Саня знал по прошлой жизни. Иногда лучше безропотно выполнить то, что от тебя хотят — целее будешь и нервов меньше убьешь.

— Посмотри ка на себя, наш самостоятельный, — сказала с жаром Ирина Игоревна.

Пельмень посмотрел. Паршиво, ну да. Лицо свезено, на лбу отпечаток чьих то сандалий. Под носом — не пойми что, сгусток крови запечённый. Губа разбита. Одежда соответственно в хлам — порвана, перепачкана. Не а че, когда тебя пинают вчетвером — есть варианты выглядеть как-то иначе?

— Че не так, ма? Ну получил. Ну бывает. Отквитаемся.

— А то не так, Сашенька...

Вот тут запахло жаренным. Пельмень отчётливо вспомнил, что если мать переходит к уменьшительно ласкательным конструкциям — быть беде.

Ирина Игоревна начала раздевать Пельменя, сняла майку, шорты, оставив того в одних трусах. Саня стоял, переминаясь с ноги на ногу.

— Вот это что? — она потрясла скомканными вещами перед его лицом.

— Вещи, ма. Тебе перечислить какие?

— Перечислить, он ещё и издевается... дуру из меня не делай, Пельмененко!

Женщина расправила майку, вытянула перед собой, показывая сыну дыры, порезы и пятна крови. Тыча в каждое такое повреждение пальцем и подсовывая Пельменю под нос.

— Ма, хорош, понял...

— Ты знаешь каких трудов мне стоило такую майку достать? Знаешь, что я звонила тете Алене... — заводилась женщина. — А кто теперь за это платить будет? Кто тебе новые тряпки купит? Ты цены вообще видел, наш ты самостоятельный?

Пельмень молчал.

Надоело.

Все равно бабу не перетараторишь.

Хотелось поскорее закончить и пойти хорошенько посрать. Живот давил.

— А вот если бы ты заявление написал, то участковый бы быстро их нашёл! Но нет же, насмотрелся на Настькиных ухажёров и тянет теперь на всякую блатоту. Только ты Сашенька не блатной. И отца не трожь! Он между прочим инвалид и пьёт потому, что мы не можем позволить себе обезболивающее! А вы, что ты, что Настя его за человека не считаете!

Опа.

Батя у Пельменя оказывается не просто алкаш, а ещё и инвалид. И вообще — заливать сливу это про лечение. Прикольно. Оправдание на все сто.

А батя то шарит, как обрабатывать баб.

Женщина тяжело вздохнула. И всучила Пельменю его одежду.

— Вот в этом и будешь ходить, раз ты у нас блатной и не ценишь труд матери!

Пельмень заметил, что лицо женщины изменилось — пятнами красными пошло. Потом побледнело.

— Так все, шуруй в ванную, а у меня давление скакануло!

Мать взяла аптечку, вытащила пузырёк и сыпанула себе в ладонь жменю валерианки.

— Довели, сил никаких нет, хоть вешайся, — причитала женщина.

Пельмень задерживаться не стал. Пошёл в ванную. Плетясь по общему коридору и ловя на себе взгляды соседей.

— Здрасьте, здрасьте.

Шаркая тапочками остановился у двери ванной, объединённой с туалетом.

Закрыто.

Раздраженно постучал в дверь, торопя. Дверь открылась и на пороге вырос тот самый сосед, сожравший Сашкину сгущенку вчера.

— О, здоров сосед! Кто тебя так разукрасил?

— Упал, — буркнул Пельмень, не испытывая желания вступать в разговор.

— Понятно... ты это, сосед, если ты в ванную, то особо не принюхивайся, твоя вчерашняя сгущёнка не пошла.

Сосед похлопал Пельменя по плечу. Зашёл в ванную, зажимая нос рукой.

Там помылся.

Грязную одежду постирал. Права оказалась матушка — ни майка, ни шорты никуда не годились. Ветошь. Как-то неудобно перед Ириной Игоревной, если смотреть на расклад с такой стороны.

Пока же на весь этаж поднялся ор — вернулся батя. Утро, а инвалид алкаш на рогах, видать после терапии. И судя по воплям матери — пропах женскими духами. Не ожидал видать батек, что жёнушка припрется ни свет, ни заря. Без предупреждения.

— Я ж тебе сучаре такой хер оторву, алкоголик долбанный, — орала женщина так, что слышно на весь этаж. — Совсем нюх потерял. У нас сын покалеченный лежит, мне участковый звонит, а ты хоть бы хны. Нинку свою трахаешь! И сливу заливаешь с утра пораньше!

Пельмень слушал новый скандал, сидя на унитазе. Дурдом, конечно, как здесь до того жил несчастный Пельмененко — загадка. Когда вся семья в сборе — свихнёшься. Орут на весь этаж. Что станет, когда явится сестра, интересно знать. Вообще на фиг поубивают друг друга на пяти квадратах.

— Ты меня когда последний трахал, козел? У меня там засохло уже все, — продолжала орать мать.

Что отвечал батя Пельмень не слышал, если вообще что-то отвечал. Пьяным он едва ворочал языком.

Пельмень поискал туалетную бумагу, но вспомнил, что вместо неё пользуются обыкновенной газетой. Нарезанной квадратиками. И сосед как назло использовал последний клочок. Вот урод и здесь поднасрал.

Дождался, когда лай стихнет. Потом вышел. Идти правда пришлось в одном полотенце, чистые трусы Пельмень как-то не додумался взять.

У входа в ванную встретил бабу Риту. Та фыркнула и зашла в ванную, бросив напоследок что-то типа «сначала жрет вагонами, потом срет тоннами». Понятно, «повесила» на Саню вчерашнее варенье.

— И вам всего хорошего, — кинул вдогонку Пельмень, оправдываться не стал.

Медленно поплёлся в свою квартиру, где страсти между родителями улеглись. И как выяснилось перешли в новую фазу — мать сидела на коленках у в зюзю пьяного отца и гладила его по голове.

— Пошли я тебя покормлю, мой сладенький, что ты хочешь кушать? — приговаривала.

Саня остановился, посмотрел на «своих» родителей, пожал плечами.

Бывает.

Мать повела батю на кухню, придерживая под локоток. Чему Пельмень только обрадовался, следовало переодеться, а святить толстой жопой пусть даже перед родаками — не кайф.

Родители вышли.

Пельмень надел свежие трусы.