Лесной дом (СИ) - "Джиллиан" - Страница 13

Виктор глотнул и сипло выдавил:

— Это чё? Ой, нет… кто? Оборотень, что ли?

Алиса же подняла руку, чтобы поставить свою челюсть на место, и дрожащим голосом слабо скомандовала:

— Идём на кухню и тащим сюда… нет, на второй этаж тёплую воду. Иначе он ногу потеряет. А так… хоть промоем получше…

И вспомнила молитвенно: подорожники-то успели собрать!

Нет, зря Алиса обозлилась на брата и решила, что имя ему Витька, а не гордое Виктор! После косноязычных слов сестры о тёплой воде, которой хоть рану странному существу, попавшему в жуткий капкан, промыть надо бы, он побежал в кухню. Пока Лула похныкивала, издалека в ужасе глядя на молодого мужика, валявшего на полу, брат притащил тот самый чайник, с которым удобно бегать за водой, тот кусок гобелена, который они использовали как полотенце, и… верёвки!

Только было Алиса открыла рот спросить, а они-то к чему, как сама сообразила: Виктор прав! На все сто! Если это существо раньше было собакой… ой, волком, то оно не помнит, кто к нему подходил и помог избавиться из страшного плена. А значит, оборотень может кинуться на них. Ещё неизвестно, как он вообще относится к людям. А вдруг в штыки воспринимает?.. Новая реальность, блин… Лучше связать его — хоть немного, чтобы в первые минуты пришёл в себя, уяснил обстановку, а потом…

— Потом развяжем, — сквозь зубы процедил Виктор.

Оглянувшись на попискивающую девицу, еле видную в темноте, он разорвал недавнее «полотенце» и бросил на неподвижное тело его часть побольше, закрыв «стыдное» место. Затем брат подтолкнул тело оборотня лечь чуть боком, отвёл ему руки назад и начал наматывать на его запястья верёвки.

Алиса же устроилась у ног молодого мужчины, подвинула к себе ту, пораненную, и принялась отмывать её: потихоньку лила воду прямо на пол (ничего ему, полу-то, до утра не сделается!) и сразу вытирала или промакивала уменьшившимся куском «полотенца» всё, что намокало в ране. Лула дикими глазами посмотрела на неё (типа: госпожа — и чем занимается?!), а потом… присоседилась: тоже присела и стала эту ногу держать, чтобы удобней было над нею колдовать. А Алиса про себя хмыкнула: Лула, вообще-то, из так называемой мелкопоместной семьи, — значит, с детства по хозяйству работала и многие дела по нему должна знать очень хорошо…

А брат тем временем смотался куда-то наверх.

Легко сказать — отмывать грязь с ноги. Вокруг темнотища. Предметы еле виднеются, и что-то подсказывает, что эта тьма ещё не предел, что будет ещё кромешней. И Алиса постепенно начала проникаться небольшой паникой. Где она оставила подорожник? И был ли он чистым, когда она собирала его? Ещё смущало окно в холле. Пусть узкое, но оно по цвету отличалось от той тьмы, которая медленно воцарялась в помещении. А если кто-то заглянет в это окно? Неизвестно, как Лула… хотя чего неизвестно — опять визжать начнёт. Так вот… Алиса немного побаивалась, что она сама орать не тише будет, если неожиданно за окном узреет какое-нибудь страшилище.

Куда так надолго отлучился брат? Что он там делает, наверху-то? Надо было ему сказать, чтобы он… Руки замерли. В темноте Алиса разглядела, что и Лула быстро подняла голову, прислушиваясь к тому, что происходит наверху. Впрочем, прислушивалась белобрысенькая недолго: только замерла — и тут же шмыгнула к Алисе поближе, чтобы чуть не прижаться к хозяйке, да ещё за руку — ладно, за плечо, — схватила.

А сверху отчётливо донеслись стук, едва слышный и краткий грохот, а потом даже скрежет. Спину обдало ледяным холодом: не дерётся ли Виктор с прорвавшимся в дом измигуном?! Аж рот открыла, напряжённо вслушиваясь. И, как будто в насмешку, долгая беззвучная пауза, после чего внезапно раздалась целая череда необъяснимых звуков: что-то, очень тяжёлое по всем впечатлениям, резко шлёпалось, а потом слегка шипело — и тишина. Потом всё повторялось… Три или четыре раза… Да чем он там занимается?! Хоть бы предупредил сначала!..

Чтобы не психовать в ожидании, пока брат спустится (или не спустится!!) и не объяснит, что он там делает, Алиса прошептала:

— Лула, ты помнишь, куда положила травы?

Тёплый шёпот торкнулся в ухо:

— Помню…

— Сумеешь дойти и взять подорожник? Надо облепить рану листьями, а потом завязать её. Сумеешь найти?

— Искать не надо — я помню, но… идти на кухню — сейчас?!

— Тихо-тихо, успокойся, — вздохнула Алиса.

Она злилась на себя, что не прихватила с собой никакого прутика, чтобы поджечь его и быстренько сбегать на кухню при махоньком свете — не привлекающем внимания уличных страшилищ, как надеялась она. Но тут же, обернувшись к окну, поёжилась. Ну нет. Лучше пока не надо зажигать даже искорку… Вот утром надо бы обсудить ситуацию и продумать всё на время следующих вечера и ночи.

— Тогда скажи, где ты их оставила.

— На том столе, где много посуды.

Хм. Кажется, Лула говорит о мощном и высоченном буфете, состоящем из нижнего закрытого шкафа и открытых полок на нём. Именно на столешнице (на полке закрытого) того шкафа и стояла основная посуда, которую Алиса надеялась вымыть после похода по тупиковой дороге из дома.

— Девчонки… — прошептали сверху, а потом слегка ругнулись. — Э… Дамы, это я.

— Хорошо, хоть так предупредил, — проворчала сестра и, прислушавшись и сообразив, что он подходит ближе, уже не шёпотом, а тихо спросила: — Виктор, чем ты гремел в том коридоре?

— В той части дома, в коридоре, всего одно окно, — объяснил брат, садясь рядом с ними на корточки и, кажется, пытаясь разглядеть оборотня. — Я закрыл его ставнем, а потом, на всякий случай, повесил на него же покрывало, чтобы уж совсем плотно прилегало и чтобы с улицы не было видно ни малейшего проблеска света.

— А что там такое шлёпало?

— Я на нас всех матрасы вытащил из спален. Четыре штуки. Две оставил возле твоей спальни. Другие — около лестницы, для меня и этого… Будем спать в том коридоре, чтобы не бояться, что к нам в окно заглянут. А уж завтра я перед закатом везде по спальням все окна закрою. И будем так всегда перед сном делать.

— Четыре? Для этого тоже?

— Конечно. Не выгонять же из дома к этим в ночь, да ещё раненого.

— Кстати, о раненом, — вспомнила Алиса. — Лула одна идти боится. Проводи её в кухню, пусть возьмёт для оборотня подорожник для перевязки. А ещё… даже не знаю, — засомневалась она. — Я сама-то сейчас не вспомню, но…

— Кончай болтать, — велел Виктор. — Говори конкретно.

— Тебе хорошо придираться! — вполголоса возмутилась Алиса. — А как такое сказать, если… ну, ладно. Надо найти для оборотня одёжку. Замёрзнет голышмя — все наши травы впустую будут. Да и ему, небось, самому неудобно будет перед нами, когда в себе придёт. — Договорив, она услышала короткое хихиканье смущённой Лулы.

— Могу своей поделиться, — предложил брат. — У меня там тоже сумка нехилая такая. Может, и найдём что-нибудь на него.

— Ага, сейчас, — с сарказмом ответила сестра. — Ты как будто не видел его плечи! Не влезет он ни в одну твою одёжку!

— А что тогда искать?

— Ну… какой-нибудь кусок ткани, который он сумеет обернуть вокруг себя и подвязать на поясе.

— Это ты «Приключения Геракла», что ли, вспомнила? — подозрительно спросил Виктор. — С другой стороны… — проворчал он, поднимаясь с корточек и помогая встать Луле, нащупав её руку.

Они ушли, а девушка вдруг задумалась.

В прошлую ночь они спали, спрятавшись за камином и боясь только гипотетических разбойников. Но ведь и правда ничего не было. Но сейчас… А что, если Лула про измигунов всего лишь придумала? Точней, если её рассказ — это сплошные здешние байки про нечисть? А на деле никого нет? Напугала своим страхом, а они поверили… А они тут трясутся, психуют, готовятся к страшному…

Она машинально выжала тряпку в сторону и вновь положила её на рану оборотня — промокнуть её. Тоже дурацкая ситуация: не видя самого рассечения, пытаться излечить его или хотя бы не допустить инфекции. И оцепенела — от чуть слышного хрипловатого шёпота снизу: