Звезда заводской многотиражки (СИ) - Фишер Саша - Страница 52

— Нет, я здесь ненадолго, не потеряют, — уверенно сказал я. — Хотя... Сообщите Феликсу Борисовичу.

— Феликсу? — удивленно переспросила Екатерина Семеновна. — Вы разве с ним знакомы?

— Мы вместе работаем над статьей, и я обещал зайти к нему сегодня, — я вздохнул. — Не хотелось бы, чтобы он решил, что я разгильдяй.

— Хорошо, я все записала, — бархатный голос мамы Веника будто погладил меня по уху. — Часы посещений у вас с семнадцати?

— Что? — недоуменно спросил я и покрутил головой. Взгляд мой тут же уперся в плакат, на котором красным по белому было написано: «Часы посещений — с 17-30 до 19-30.» — А! С половины шестого.

— Я загляну вечером тогда, если Вениамин не сможет, — сказала Екатерина Семеновна. — Возвращайтесь в палату, все будет хорошо.

В трубке запищали короткие гудки. Я улыбнулся. Почему-то так тепло стало. Вот так и жили без мобильников. Такая трогательная забота от совершенно чужой женщины.

В состоянии нежной мечтательности я вернулся в свое отделение тем же путем, что и пришел сюда. Совершенно забыв, что хотел посмотреть, как официально называется «нервное отделение».

А когда вспомнил, то времени на это у меня не стало. Меня внезапно потащили в процедурную и вкатили два каких-то укола в задницу. Один был страшно болезненный, чуть нога не отсохла. Немного напрягся на стеклянные многоразовые шприцы. Восьмидесятый год? Так, блин, есть все шансы подхватить какой-нибудь СПИД, вроде как раз из-за таких вот «стекляшек» у Союзе и случилась эпидемия...

Потом я дохромал до своей кровати и прилег. Хотел, было, выпросить у кого-нибудь что-нибудь почитать, но быстро понял, что идея так себе. Стрясенная кукушечка отказывалась воспринимать буквы адекватно. Меня тут же начинало мутить от ровных строчек.

Пришлось просто слушать разговоры соседей.

До обеда отловить врача мне так и не удалось, он тоже, как ни странно, не спешил меня отлавливать. Такое впечатление, что мне вкатили какие-то стандартные назначения и забыли про меня. К обеду я вспомнил, что голоден, но от запаха жареной рыбы меня чуть сразу же не стошнило. Не знаю, где учат больничных поваров. Кажется, в каком-то специальном кругу ада. И направляют к нам за наши грехи...

А потом наступил тихий час. Больные расползлись по палатам, и в отделении воцарилась тишина.

Не спалось. Хмурая Светочка прикатила мужику с соседней кровати капельницу.

От нечего делать, я пытался сложить из своих рваных воспоминаний цельную историю. Гостиница «Космос», элегантная дама из дома на Котельнической набережной, волшебным образом исчезнувшие импортные шмотки, новенький паспорт, Анечка, а потом двое, старый и молодой. И падение вниз.

Брат Игорь, который тоже имеет к этому всему какое-то отношение.

И железобетонная уверенность в том, что никаким преступником я не был. Только подкрепить ее нечем. Даже воспоминаний нет.

Надо напрашиваться на сеанс к Ирине... Возможно, теперь я смогу вспомнить больше...

— Мельников, к тебе пришли! — раздался с поста окрик медсестры. — Мельников из четвертой палаты!

— Слышу я, слышу, — пробормотал я, торопливо засовывая в рот остатки булочки в сахарной посыпке и запивая ее парой глотков чая с молоком. Ненавижу молоко, но другой вариант — запивать полдник водой из-под крана — мне нравится еще меньше.

Я неспешно, как и полагается больному, спустился вниз. Остановился перед выходом в фойе для свиданий, осмотрел свой куцый линялый халатик. Чертыхнулся. Неудобно как-то показываться в таком виде перед божественной мамой Веника... Да и ладно, можно подумать, у меня тут есть гардероб на выбор... Хотя, если попросить у моей же бабушки, сказать ей пару цветистых комплиментов, то она проведет меня в склад с больничной одеждой. Помню, что был такой, я там играл, пока бабушка занималась починкой особо ветхих экземпляров пижам, халатов и ночных рубашек.

— Ваня! — воскликнула Анечка и подпрыгнула на месте. Кажется, ей сначала хотелось броситься ко мне и обнять, но рядом с ней стоял с независимым видом Мишка, так что она сдержалась. — Что с тобой случилось? Ой, мамочки, какой синяк!

— О как! — удивился я. — А вы что здесь делаете?

— Антонина Иосифовна сказала, что ты в больнице, — объяснил Мишка. — Я вызвался тебя навестить. Вот, тебе тут ребята передали!

— Иван, ты уже здесь? — раздался от входной двери громкий театральный голос Феликса Борисовича. — Значит не надо никуда звонить, ты зря волновалась, Катенька!

— Ой-ой, как ужасно тебя здесь одели! — Екатерина Семеновна отряхнула от снега изящную каракулевую шубку и всплеснула руками. — Так, Феликс, напомни мне завтра принести мальчику нормальную пижаму!

— Чтобы он перед нянечками в шелках с драконами форсил? — Феликс Борисович засмеялся и похлопал меня по плечу. — Я тут вам собрал кое-что, молодой человек...

Он заговорщически мне подмигнул и вложил в руку матерчатую сумку с чем-то увесистым внутри.

— Жаныч! — заорал с порога Веник и бросился ко мне, не снимая куртки. Меня обдало морозным воздухом и запахом «беломора». — Да что ж ты так свою голову-то не бережешь?

Меня тормошили, хлопали по плечам, совали в руки передачки и желали здоровья. На глаза неожиданно даже слезы навернулись от такого массового неравнодушия. Боюсь, если бы я попал в больницу в свое время, то мне пришлось бы довольствоваться парочкой дежурных смс-ок с пожеланиями здоровья. А тут...

— Больной, вы что за балаган тут устроили? — строго спросила пожилая медсестра. — Это больница, а не парк культуры!

Я вернулся в палату, как ослик нагруженный подарками и передачками. В числе яблок, мандаринок, которые как раз под новый год начали выбрасывать в некоторых магазинах, коробочки с эклерами и пары банок консервированного компота, были еще и кое-какие вещи, запрещенные к передаче — стеклянная банка под капроновой крышкой, полная тушеной картошки с мясом, пакетик с холодными домашними котлетками, пачка сигарет «Космос» и даже маленькая бутылочка коньяка. Ее сунул в свою сумку Феликс Борисович, обернув предварительно номером свежей «Комсомолки». Заботливая Анечка принесла мне блокнот с эмблемой олимпиады и ручку. Ну да, она же явно тоже журналист, понимает, без чего мы как без рук. Даже с сотрясением мозга.

Картошку с мясом я немедленно употребил, урча от удовольствия. Даже холодная из банки она была вкуснее, чем жидкий суп и жареный минтай на обеде. Подумывал про котлеты, но решил припрятать их на ужин. Вряд ли на местной кухне заменят поваров, так что есть мне явно еще захочется.

Поделился сигаретами с тем мужиков, который ссудил мне двушку. Получается ведь, что мой банкет вышел за его счет. Остальное пока припрятал. Мало ли что, а сигареты — твердая валюта.

Коньяк, хм... Странная как-то выглядит забота о здоровье с точки зрения Феликса Борисовича. У человека кукуху стрясло, а он ему спиртное подсовывает.

Блин!

Идиот!

Я чуть не хлопнул себя по лбу, но вовремя вспомнил про ушибленный череп! Это не мне! Феликс же тоже доктор, и отлично себе представляет, как можно значительно улучшить свое больничное положение!

— Мельников! — снова раздалось из коридора. — Мельников, четвертая палата! К тебе еще посетители!

Я посмотрел на часы. Семь вечера. Пока еще в рамках.

Интересно, кто это там еще решил навестить болезного?

— Игорь? — нет, я вовсе не удивился. Просто... ну, как-то не очень, наверное, хотел сейчас видеть этого человека. Только что у меня побывала толпа людей, которые успели так или иначе стать мне здесь близкими. Те, из-за кого я начал ощущать себя по-настоящему дома. В чем-то даже больше, чем семья.

И он. Пока еще стройный и с четкой линией волевого подбородка. И узнать его можно разве что по глазам. Тот, кто станет моим врагом номер один.

— Выйдем, поговорим, — сказал он и мотнул в сторону входной двери. За окном уже было темно, и в свете фонаря над дверью кружились крупные хлопья снега.