Ванька (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич - Страница 6

Знаков препинания почти нет в нужных местах. Как попало они там-сям натыканы. Когда точка с запятой в конце абзаца, когда — одна точка… Зато, внутри иных слов точки кучами понабросаны…

Предлоги часто со словами слиты.

Весь основной текст чёрным писан, а названия болезней — красными буквами.

Так, так, так… Некоторых страниц вообще нет…

Ещё местами и лишнего в текст понатолкано…

Делать нечего — я читаю всё подряд, может что и запомнится.

Трава верба именуется, иже всѣмъ травамъ мати; а мать пчелиная, безъ нее пчелиныхъ матокъ молодыхъ не засѣваетъ никто же. Кто ее варить съ виномъ фряжскимъ и пьетъ, тотъ человѣкъ тово дни ....еѣ не боитца падучіе немочи. На всякъ день пей и въ воду всякъ день болѣзнью падучею, кого мучить бѣсъ, и онъ умывается; и пьючибъ приговаривалъ себѣ Отче наш ъ трижды. А хто грамотѣ не умѣетъ, глаголи Господи помилуй четыредесятъ. Аще ли кто сіе содержитъ и исправливаетъ неизмѣнное здравіе получить. Или бъ хто тое траву о купальницѣ выкопаетъ искорень ему в недѣльной день рано... всхода, умывся и бы ..; да три дни не гнѣвливъ и податливъ всякому;

Так, не так — некоторые буквы не разобрать.

Местами почти до дыр зачитано.

Про дерево вербу я знаю. А, вот что есть трава такая…

Пчёл ещё сюда к чему-то приплели.

Что за вино фряжское?

Дозировка какая?

Время варки?

Что за недельный день? День, который неделю длится?

Попробовал я про себя повторить прочитанное. Ничего не получилось. Надо что-то попроще поискать.

А бабка Ванькина всё ходит, шарабошит.

Спокою от неё нет…

Я пролистал с десяток страничек — всё такая же галиматья.

Вот, тут, вроде, попроще.

Трава бобки, всякъ ее знаетъ . Варить ее въ чемъ изволишь и хлебать на тощ ее сердце сколько хощ еш ь и не вареную. И выгонитъ грыжу отъ сердца, или от озноба, въ коемъ человѣкѣ есть. Или желчь на кого падетъ загонитъ с тѣла, будетъ здравъ.

Всяк её знает… Я не знаю. Хоть бы рисунок догадались сделать. Бобков этих самых. Варить в чем изволишь… Если в керосине, всё равно выгонит грыжу от сердца? Какая-такая там грыжа? Паховая есть, бедренная, пупочная… Что за сердечная? Так сейчас Ленку из параллельной группы буду называть — грыжа сердечная…

Я почесал затылок. Засада. Полная.

Фотоаппарат бы сюда. Фотографировать такое надо. С листа мне не запомнить…

— Как читается?

Бабушка Ванькина тихо, как мышка, подошла. Мне через плечо заглянула.

— Читаю. В пролетарскую сущность вникаю…

Приколол бабусю немного. Пусть наших знает.

Перелистнул ещё пару страничек. Тут чем-то типа чернил всё залито…

Ещё пара листов. Вот, это попробую для реферата запомнить.

Трава белена. Цвѣтъ бѣлъ, с пестрины, собою пяди в полторы. У кого зубы болятъ и червь точитъ и сѣмя беленовое истолки мѣлко, да с воскомъ стопить, дѣлать в томъ воску тростку свѣчку, и поставь надъ больной, да зажги. Червь выйдетъ и умретъ, и зубы болить не будутъ.

Во как… Ну, про белену я знаю. Говорят, ещё — белены объелся. Про неё запомню. Применяется при болезнях зубов. Если черви в них завелись. Стоп. Какие черви? Да… Мракобесие полное. Понятия о причинах болезней как до исторического материализма… И ещё — как свечку во рту ставить?

Нормальное-то тут что-то есть? Или всё такое?

Тут опять мне прерваться пришлось. Обедать бабушка Егоровна позвала. Быстро перекусил и снова за книжку. Времени на её освоение у меня совсем не много осталось.

Аще на комъ короста. Истолкши три золотника горючіе сѣры, три лошки уксусу, две лошки сала ветчинного старого, все смѣшать гораздо, выварить. И какъ простынетъ машь коросту. Сойдетъ скоро.

У того человѣку болѣзнь въ головѣ, мозгъ или вспотѣетъ человѣкъ и воды студеной изопьетъ. И отъ того человѣку болѣзнь (въ головѣ) мозгъ, въ костяхъ и тѣмъ помочь: взять овечья молока лошку. да медвѣжья желчи з гороховое зерно и уквасить, пити на тощ ее сердце дважды. Будетъ здоровъ.

На которомъ человѣкѣ выпрянетъ прыщ ъ лихой, черной или синь: возми сѣмени льняново. сожвавъ зубами и прикладывай. Собою изгинетъ.

Прыщ лихой у меня, а не реферат будет… Пролетаю я как фанера над Парижем. Нечего больше мозги парить — не получится у меня зачет автоматом. Я захлопнул богатство бабушки Ваньки и книжицу ей протянул.

— Всё, начитался?

Смотрит Егоровна на меня, поулыбывается.

— Начитался. Познал все зелья философские. Могу теперь целить направо и налево…

— Ну, в добрый час и добрый путь…

Старуха бережно книгу своим фартуком протерла и в сундук обратно спрятала.

Глава 10 Рубль девятьсот третьего года

Бабушка Ваньки крышку сундука аккуратно без стука закрыла. Сверху на сундук вышитую накидушку положила. Поправила её. Как по линеечке выровняла.

К окну подошла. Выглянула. Что-то там интересное увидела. Минуты три в окно пялилась, не меньше.

Я стоял и ждал. На часы-ходики, что на стене висели поглядывал. Антикварная, кстати, вещица. Сохранности — великолепной.

Делать мне тут больше нечего. Спасибо этому дому, пойду к другому. В родное общежитие надо возвращаться. На улице Луначарского.

Сейчас я про автобус спрошу и пока-пока.

— Ваня, в лавочку не сходишь?

Я даже вздрогнул. Не заметил, как Ванькина бабушка подошла. Задумался что-то.

— Внук-то у меня обезножел. Помоги.

Тут я себя чуть по лбу кулаком не постучал. Тормоз! Хуже даже. С ногой-то у парня что? Принёс его из леса ночью, с рук на руки близкой родственнице сдал и всё. Отстрелялся начисто.

Испугался я тут. Сильно-сильно. Точно, что-то с памятью у меня. Лечиться надо. Током…

Во дожил…

Звиздец…

Полный…

Целый день почти заветную книжечку Егоровны изучаю, хрень разную читаю, а про ногу-то у внука её и не спросил. Забыл. Как отрезало.

Видел ведь его сустав перебинтованный. Видел!

— Ему пока бегать-то не надо. Подвернул он ногу-то сильно. Хорошо излома нет… Только вывих. Два дня холод ему теперь поприкладываю, а с третьего — греть начну. Молоденькие жилочки — постепенно расходится…

Вот и ответ на мой вопрос. Сама Егоровна всё сказала…

— Сходишь? Тут рядом. Прямо по деревне пойдёшь, через три дома лавочка и будет…

— Хорошо. Почему не сходить. Мне это совсем не трудно.

Почему не сходить? Выступлю в роли тимуровца. Заодно и про автобус узнаю. В деревнях он обычно у магазина и останавливается. Когда к Мишке ездили, там автобусная остановка у сельпо и была. На расписание гляну. Может, сегодня вечером уже транспорта и не будет. Тогда придётся тут ещё ночь переночевать… Не должны выгнать.

— Что купить?

Если не много сейчас Егоровна закажет — на свои куплю. Завтракал и обедал у старухи, теперь надо и рассчитаться. Пенсия, явно, у неё не велика. Мишка, вон, как-то по пьяни говорил, что у его бабки до недавнего времени колхозная пенсия всего двенадцать рублей была, а только недавно им добавили, двадцать восемь рублей её сделали. Двадцать восемь! С таких доходов не зажируешь…

Вон — экономят на всём. Лампочки Ильича под потолком даже нет. Радиоточка отсутствует. Про телевизор уже и речь не идёт.

Хлеб Егоровна сама печет. Квасом тоже домашним она меня угощала. Получается почти самое настоящее натуральное хозяйство в стране победившего социализма. Первобытнообщинный строй… Палка-копалка в атомный век…

— Много ничего и не надо. Возьми только фунт сахара.

Фунт… Оговорилась старая женщина… Килограмм, наверное, имела в виду. Куплю ей даже два. Не обеднею. Килограмм девяносто копеек стоит. Остались ещё деньги со стипендии, не все пропили…

— Хорошо. Больше ничего не надо?

— Нет, нет. Только сахар.

Во, и сумка у неё самошивная…

— Вот, денежки возьми.

— Да, я на свои куплю.

Егоровна нахмурилась.

— Возьми.